начался подъем, Фатхелислам пяткой стал продавливать едва заметную продолговатую бугристость поперек тропинки.
– Ага, вот он, подземный ход крота. – И отец, опустившись на корточки, разрыл этот ход размером с ладонь, отцепил от гирлянды капкан, зарядил его и, установив вход, закрыл его дерном и прикрыл травой. То же самое сделал с другой стороны тропы. – Вот так, сынок, будем ставить капканы. Один с левой стороны, другой – с правой. Пока смотри, учись.
Так они и шли, через каждые пятнадцать – двадцать метров ставя капканы. Чтобы на следующий день не пропустить их, помечали место, положив на дерн упавшую ветку, надламывали ветку рядом растущего дерева или делали затес. Так они добрались до вершины. Капканы еще были, и они прошли дальше, пока не использовали все.
Концом маршрута оказалась уютная лужайка. Солнце было довольно высоко, на лужайке роса уже высохла, и отец с сыном, устроившись на ней, достали из котомки бутыль с молоком, хлеб и яйца вкрутую. Как всегда, в лесу аппетит был зверским, да еще после такого крутого подъема. Сначала они молча утолили голод, запили съеденное свежим молоком, и Фатхелислам сказал:
– Посидим, сынок, отдохнем. На обратной дороге будем проверять капканы, уже что-то там должно быть. – И он, прикрыв глаза, о чем-то надолго задумался. Над сидящими, не смолкая, пели птицы, легкий, еле заметный ветерок и лучи солнца прогнали надоедливых комаров, лишь лезли в нос и уши, щекотали шею мухи да беспокоили ранние слепни. Поэтому они сорвали березовые веточки и отмахивались ими.
– Сынок, ты уже довольно взрослый… – начал неспешно Фатхелислам. – Давно хотел тебе рассказать, да все случая не было, а если сейчас не расскажу, то, может быть, потом и поздно будет… Ты растешь далеко от нашей родины, и неизвестно, попадем мы туда обратно или нет. И поэтому про род наш хочу тебе рассказать. Ведь каждый мальчик из башкирской семьи должен знать наизусть, из какого он рода, подрода, и знать имена семерых дедов. Так вот – мы из рода Табын, а подрод наш называется Кансойер, то есть любящий родственников, защитник родственников. Не случайно нас так прозвали – все наши деды и прадеды горой стояли друг за друга. Все они были воинами. И ты часто показываешь, что в тебе течет кровь кансойера – ты очень упрямый, настырный, всегда добиваешься своего и защитник своих сестер. Это очень хорошо, будь всегда таким. Ни перед кем не унижайся и не давай себя унижать… Никого и ничего не бойся. Обидчик трусливого ищет, а если ему покажешь сразу же зубы, то он и отстанет. Мой дедушка всегда говорил: «Если тебя ударил человек, то поначалу не спеши отвечать, подожди, может, он это сгоряча, ну уж если замахнулся второй раз, значит, он намерен побить тебя, и ты третьего удара не жди – бей сам и наверняка».
Отец немного помолчал, подумал и продолжил:
– Раньше все наши деды воевали на стороне Белого царя. Все мужчины в мирное время проходили подготовку на сборах, у всех должна была быть пара строевых лошадей и оружие. Как только начиналась война, по призыву царя садились на коней и шли воевать. Сила наших воинов была в том, что башкирские конные полки состояли из мужчин одного рода, объединяли в полки близлежащие аулы. Поэтому все знали друг друга, в боях подстраховывали своих, спасали раненых и бились отважно, зная, что, если кто струсит, проявит слабодушие, позор ляжет на всю его родню. Старший, бывалый воин обучал и защищал младшего. Покалеченных не бросали, везли домой, а погибших хоронили по всем нашим обычаям и везли домой родственникам горсточку земли с могилы. В этом была сила наших конников. Потом этот вид службы отменили, стали призывать в войска по выпавшему жребию, ну а во время войны призывали всех.
Так я и попал на германскую войну, там уже не было родственников, как раньше. Но мне повезло – в мой полк попал табынец, и мы всегда были рядом, помогали друг другу. Звали его Габдулхаком. Не близкий родственник, его родню я не знал. Но для башкира тот, кто из твоего рода, уже родственник. Ты не увидел мою награду с этой войны – Георгиевский крест. Я его спрятал, когда произошла революция, и сейчас не знаю – там ли он, ведь наш дом забрали. А этот крест давали только офицерам, в редких случаях простым солдатам. Хочу тебе рассказать, за что меня им наградили…
Ислам сидел раскрыв рот – обычно отец был немногословным, любил по-доброму подшутить над ним, побалагурить, но не больше. А тут такая доверительная, как со взрослым, беседа.
– Мы уже месяц без продвижения сидели в окопах, перестреливались, делали вылазки. Но однажды к ночи на нас немцы очень серьезно навалились, завязался ближний бой, потом рукопашный. И в этой заварухе потерял я из виду своего сородича. Нам дали команду отступать. Отчаянно отстреливаясь, мы ушли в резервные тыловые траншеи. Когда рассредоточились и бой затих, я стал искать Габдулхака. Его нигде не было. Кто-то вспомнил, что в последний момент на него навалился жирный немец, но жив он остался или нет, никто не знал.
Для меня это было бы большой потерей – с кем я буду с наслаждением говорить на родном языке, петь вполголоса наши песни, вспоминать родину, свое детство. Да и как бросишь своего сородича? Поэтому, как только наступила ночь, не сказав никому ни слова, так как это было нарушением приказа, пополз в сторону оставленных траншей. Долго ползал между убитыми, шепотом звал его по имени и, наконец, услышал тихие стоны. Нашел я его. Он лежал раненый под убитым им же немцем. Они успели нанести друг другу серьезные раны. Я его вытащил, напоил водой, перевязал и только приготовился тащить его к своим, как услышал шум со стороны немцев и увидел тени крадущихся солдат. Видимо, они рассчитывали, что отступившие и потрепанные русские еще не готовы к бою, и решили этим воспользоваться.
Я понял, что нам уже не уйти и лучше умереть в бою, чем в их плену. Рядом был пулемет с неиспользованными остатками лент и несколько гранат. Открыл по ним огонь. Идущие не скрывались и были отличной мишенью, поэтому от моих очередей полегло немало солдат, да и не ожидали они такого от опустевших траншей. Когда закончились патроны, я перебежал на другое место и стал закидывать их гранатами. Вспомнил военную хитрость и стал кричать команды так, чтобы им казалось, что нас тут много. И дрогнули немцы, беспорядочно отступили. Пока я вел с ними бой, наши привели
