и сушила душицу, зверобой. Теперь она знала, что лес не такой уж и страшный. Везде были тропы охотников, промысловиков, рыбаков, покосников и даже просто коровьи, обязательно прямиком ведущие в деревню.
Но все же однажды она заблудилась. Пошла осенью собирать калину. Полюбилась ей здесь осенняя свежесть. Летом да, тепло, привольно, но уж очень душно ей было в это время года: воздух перенасыщен лесными запахами, влагой, кислородом, и однообразная зелень теснила со всех сторон. Все цвело, пахло, поляны гудели пчелами, осами, шмелями, не смолкал стрекот кузнечиков. Отовсюду лезли какие-то жучки, паучки, а надоедливые оводы, слепни, комары лезли в глаза, теснили дыхание.
Пугали частые грозы и ливневые дожди. Если там, в степях, приближение дождя было видно издалека, то здесь он неожиданно выныривал из-за гор и заставал врасплох. Лишь позже Зухра научилась определять его приближение по вдруг замолчавшему лесу – куда-то девался хор птичьих голосов, пропадали мухи. И если дождь начинался медленно, мелкими каплями, лил лениво и нудно, значит, надолго. А уж если нагрянул неожиданно, лился крупными каплями, которые пузырились на быстро появляющихся лужицах, то этот дождь на час. После небо быстро очистится, пахнёт зеленой свежестью, и лес снова наполнится птичьим гомоном, жужжанием пчел.
А осенью в лес приходили тишина, покой, свежесть и приятная прохлада. Зухра, справившись с кухонными заботами, положив в ведро краюху хлеба и прикрыв его платком, отправилась на Зильмердак. Шла, любуясь яркими красками осени. Березы желтели, клен расцвел всеми оттенками красного, осина стала ярко-оранжевой, красноватой, дубы бурели. Большие поляны-покосы, чисто выбритые косами, уютно зеленели отавой, на них выделялась коричневато-охристая череда огороженных осиновыми жердями стогов.
Осеннее нежаркое солнце давно слизало иней с освещенных полян и пригорков. Лишь в тени он еще голубеет – мохнатый, искрящийся и прохладный. Тенистый свод приподошвенных кустарников встретил свежей сырой прохладой, пряным запахом гниющих опавших листьев. Начинался крутой и извилистый подъем. Галоши на сырой от инея дороге заскользили, от крутизны спирало дыхание. Дойдя до середины перевала, Зухра свернула направо, на небольшой распадок: здесь много кустарников калины. Пока дошла до открытого места, и чулки, и подол юбки пропитались влагой от не высохшей в тени росы.
Спелая калина на солнце отливала залитым внутрь шариков прозрачным ярко-красным соком, сверкала, умытая росой. Ветви калины, увешанные упругими гроздьями, гнулись и потом, освобожденные от янтарных ягод, благодарно выпрямлялись. Увлеченная сбором брызжущих кислым соком ягод, Зухра не заметила, что ушла довольно далеко от тропинки, и, когда ведра наполнились, она, решив возвращаться, подняла голову, оглянулась и не поняла, куда нужно идти. Вокруг был одинаково высокий лес. Она все время шла наверх, и теперь нужно спускаться, но в какую сторону? В голове проносились жуткие мысли. Рассказывали, что недавно, также осенью, не вернулась из леса старушка Хабира. Искали ее всей деревней, охотники обошли все горы и распадки. А останки ее нашли уже весной, случайно, не так уж и далеко от деревни. Видимо, совсем растерявшись, кружила долго по одной и той же местности и, окончательно выбившись из сил, прилегла, уснула и в холодную ночь замерзла.
Зухра в панике ускорила шаги. «Вот еще не хватало, – думала она с тревогой. – Два голода пережила, пули над головой свистели – выжила, а тут из-за двух ведер калины в лесу помирай!» В какую бы сторону она ни смотрела, все направления казались одинаковыми. Кордон мог быть с любой стороны. И куда идти? Вот вроде бы уклон вниз, но уж слишком он какой-то дремучий, полон валежников, и по пояс трава, папоротник сплошной. Если левее идти, это опять подъем вверх… Вот правее вроде бы лес светлее, может, туда надо?.. Зухра уже устала перешагивать через упавшие деревья, смахивать с лица паутину. Пока обойдет валежник, и уже взятое направление теряет, опять стоит в раздумьях – куда? И главное, никаких звуков – ни звона кутазов, ни мычания коров, тишина и шум листвы.
– Ай, Аллах, не дай пропасть, дай разума, укажи обратную дорогу, – взмолилась она в панике и зашептала молитвы.
Тут она вспомнила советы бывалых ягодников, мол, если заблудился, то надо поменять стельки, и сразу же найдешь путь домой. Так она и сделала: уселась на траву, передохнула, съела остатки хлеба, сняла калоши, поменяла сырые стельки, обулась. Встала, огляделась и увидела небольшое оконце в ряду плотно стоящих осин. Добралась до него, вскарабкалась на возвышение и в этом проеме вдалеке увидела деревню. От удивления она чуть не выронила из рук тяжелые ведра – она же все время рвалась в противоположную сторону. Но и, по ее разумению, не могло там быть деревни! Она же, когда поднялась наверх по склону Зильмердака, ушла направо, то есть в сторону от деревни, а тут она рядом. Значит, она сделала круг и пошла в сторону деревни. Если так, то она должна была перейти через тропинку. Но тропинки она не увидела или не заметила? Если деревня на самом деле там, сообразила она, то, значит, надо спускаться в эту сторону и тропинка, ведущая на кордон, будет по пути. Так и получилось: пройдя немалое расстояние, но все время думая, в каком направлении показалась деревня, она шла без дорог, придерживаясь выбранного курса, и – вот она, тропинка! Радуясь спасению, она почти сбежала вниз к уже успевшему стать родным бараку.
8
Как-то в конце мая Фатхелислам на попутной подводе с рабочими барака привез из Зигазы несколько связок капканов, сделанных из металлической проволоки. Помогая с разгрузкой, Ислам с любопытством рассматривал эти причудливо изогнутые приспособления, нанизанные друг на друга, как гирлянда.
– Что это такое, папа?
– Это, сынок, – вынимая из этой гирлянды одно из изделий, объяснял папа, – капканчик на кротов. – И, до предела сжав в ладони пружинистый капкан, закрепил в сжатом положении при помощи установленного здесь же, сделанного из проволоки потоньше, язычка. – Вот смотри, ползет по своему подземному ходу крот и натыкается на этот язычок. – Папа концом палки ткнул об проволочный язычок, и тут же капкан захлопнулся, придавив кончик палочки.
– Здорово! И что с этим кротом делать, не кушать же?
– Нет, мясо у него никудышное, а вот шкурка! Из нее шьют богатые шубы для модниц. А для этого мы должны эти шкурки высушить, вычистить и сдать в Зигазе в заготконтору. Нам за это денежки, а модницам – шубки. Только нашим женщинам не носить эти шубы, их отправляют за рубеж. Сегодня спать ложись пораньше, завтра рано утречком пойдем с тобой на Зильмердак ставить эти капканчики.
В сырое прохладное утро, закинув за плечи ажурные металлические гирлянды, Фатхелислам с десятилетним Исламом ушли на хребет. Только
