— Может быть, ты и прав, Фрасилл, — сказал Тиберий после непродолжительной паузы. — Но одного важного обстоятельства ты не учитываешь. Придуманный мною человек слаб — да, наверное, слаб, я и сам иногда чувствую его слабость. Поверь. Но! — Он поднял палец, тут же вспомнив, что это излюбленный жест Августа. — Ему помогают! На его стороне такие могущественные силы, что второй человек, если у него хватит ума, никогда не решится… Да его просто в лепешку раздавят, дорогой Фрасилл! Меня — меня! — уничтожат. Ты ведь говорил с Ливией — неужели ты этого не понял?
Фрасилл, успокоившись и отдышавшись, теперь приобрел совсем уверенный вид. Он поднес чашу с вином к губам, но отпил совсем немного — только чтобы промочить горло.
— Вот это серьезный разговор, трибун, — сказал он. — Не такие уж могущественные это силы, как тебе кажется. То есть, — спохватился он, — я не хочу сказать, что Август не имеет достаточной власти, чтобы… Но давай рассмотрим положение, ты не против?
— Давай рассмотрим. Только без гаданий и предсказаний, а так, как есть.
— Хорошо. Итак, Август. Он не очень любит тебя, но он многим тебе обязан. И сейчас, когда ему приходится всем заниматься самому, он — поверь мне — иногда жалеет, что тебя нет рядом. Это одно слабое место. — Фрасилл загнул один палец. — Ты согласен со мной?
— Согласен, — подумав, ответил Тиберий. Он слушал со все большим интересом.
— Отдельно от Августа рассмотрим его гордость, — бодро сказал Фрасилл. — Хотя так и не бывает. Ты обидел Юлию, вольно или невольно, однако — обидел. Ранил отцовское чувство. Но сдается мне, что скоро бедняжка Юлия лишится отцовского расположения…
— Неужели так далеко зашло? — криво усмехаясь, спросил Тиберий. Узнать что-нибудь новое о похождениях Юлии он, оказывается, был не прочь.
— Очень далеко, трибун, — строго ответил Фрасилл. — Может быть, тебе неприятно это слышать, но Юлия потеряла всякую осторожность. И стыд в придачу. В Риме об этом только и говорят. Даже появилось нечто вроде поговорки. Не помню точно, да и произносят ее по-разному, но смысл примерно такой: есть вещи, которые сделать очень легко — выпить стакан воды, почесаться. — Фрасилл пошевелил пальцами, как бы припоминая, — Одним словом, идет перечисление. Но конец такой, всегда одинаковый: но самое легкое из всех дел — стать любовником Юлии, потому что она никому не отказывает.
Тиберий покашлял в кулак, чтобы как-то отреагировать на слова Фрасилла. Ему почему-то стало немного жаль Юлию, и он вовсе не ощутил гнева.
— Рано или поздно это дойдет до ушей Августа. Как ты думаешь — он не рассердится на дочь? Вот и второе слабое место, — Фрасилл загнул еще один палец. — Ты согласен?
— Согласен, — неохотно ответил Тиберий.
— Есть еще Гай и Луций, — продолжал фрасилл, — И суровым отношением к тебе Августа ты им тоже во многом обязан. Но что из себя представляют юноши? Они тщеславны, они развращены, ни один день не обходится без их диких выходок. Недавно — я точно знаю — Гай во всеуслышание кричал, что ждет не дождется, когда станет императором! Правда, кричал он это среди своих друзей, все были пьяны — но ведь как-то стало об этом известно. Он хочет стать императором — значит, желает смерти Августу! Оскорбление величества в чистом виде! Что будет, как ты думаешь, если об этом узнает Август?
Тиберий снова усмехнулся — услышать сказанное было ему приятно. Вместо ответа он потянулся к блюду с орехами, набрал полную горсть — и с хрустом сжал. Потом разжал — на стол посыпались мелкие кусочки ядер и скорлупы, раздавленной почти в пыль.
— Ты прав, трибун, — с уважением произнес Фрасилл, разглядывая ореховую труху. — Вот и третье слабое место, — Он не стал на этот раз загибать палец, а, наоборот, разжал два предыдущих и с сожалением посмотрел на свою несильную ладонь, — Вижу, что ты находишься в хорошей форме, — сообщил он Тиберию.
— Да, — без ложной скромности признался Тиберий. У него отчего-то повысилось настроение. — Это от здешнего воздуха, наверное. И потом, я, когда бываю в городе, хожу в гимнасий. А знаешь, Фрасилл? — Во взгляде Тиберия зажглось довольство. — Я ведь самый сильный здесь на Родосе. Никто еще не смог меня побороть!
— Ты будешь самым сильным в Риме, — торжественно, без всякой насмешливости сказал Фрасилл, — Я не сказал тебе самого главного. На твоей стороне сила, против которой бессилен и сам Август. Госпожа Ливия на твоей стороне, хотя ты, может быть, и думаешь, что это не так.
Тиберий с сомнением уставился в честные глаза астролога.
— Но ты обидел ее. Твой отъезд поставил ее в неловкое положение. Поверь мне, Тиберий, — твоя мать трудится не покладая рук, чтобы вернуть тебя в Рим. Тебе необходимо попросить у нее прощения.
— Не разочаровывай меня, Фрасилл, — резко оборвал его Тиберий. — Может быть, себя я действительно знаю не очень хорошо, но госпожу Ливию знаю получше, чем ты! И какую это обиду я нанес матери? Уж не обиделась ли она на то, что я не перерезал себе глотку или не свихнулся? Или не погиб где-нибудь в Германии, как мой единственный несчастный брат? Ты разозлил меня, астролог! Лучше прекратим этот разговор, пока я снова не позвал тебя пописать с обрыва!
Уже начинало смеркаться. В наступившей тишине — оба собеседника замолчали надолго, оставаясь каждый при своем мнении, — на террасе, неслышно ступая, вновь появился Фигул. Он ловко и быстро убрал со стола, несколько раз поглядев при этом на хозяина, — может, все-таки позволит что-нибудь сделать с беспокойным гостем? Но не дождался никаких распоряжений и принес свежие лепешки, масло и сыр — перед сном пища должна быть легкой.
Потом Фигул, видя, что хозяин и его гость хоть и сидят надутые, но расходиться пока не собираются, принес и поставил два светильника. К одному из них из сумерек вдруг сразу прилетела ночная бабочка — и стала кружиться в опасной близости от трепещущего пламени.
13
Фрасилл не уехал с Родоса. Он, как и обещал, поселился в городе, в доме Тиберия, изредка навещая трибуна на его загородной вилле. Он был настойчив, этот Фрасилл, и, хотя понимал, что порой рискует жизнью, раздражая хозяина (он понемногу стал называть его хозяином, потому что видел, что Тиберию это нравилось), все же не отступался от своей цели, которая и привела его на остров. Он обязан был оправдать ожидания Ливии и уговорить Тиберия вернуться, и не просто вернуться, а с покаянием. Фрасилл знал, что госпожа Ливия ждет от него этого подвига — сломить упрямство ее сына. И если бы Фрасилл отказался — то очень рассердил бы Ливию, а значит, прожил бы после этого недолго.
Страх перед Ливией был не единственной причиной, заставлявшей астролога упорствовать. Фрасилл действительно верил в счастливую судьбу Тиберия, получив несколько важных предзнаменований.
В своем искусстве он был опытен и талантлив, но, когда речь шла о вещах важных, полагался больше на талант, чем на опыт и профессионализм. Что есть опыт в работе астролога и предсказателя судьбы? Умение обобщить имеющиеся признаки, классифицировать их, дать им толкование. Это кропотливый, нелегкий труд, требующий многих знаний, глубокого ума, а подчас и личного мужества. К сожалению, опыт в астрологии не всегда помогает.
Но что есть талант предсказателя? Это присущая только ему способность видеть знаки, не требующие толкований, вернее, сами по себе являющиеся толкованиями. Талантливый предсказатель, например, видит во сне человека, изо рта и из глаз которого выползают могильные черви. Какое тут может быть дано объяснение, кроме единственного? И если этот человек на самом деле умирает, то, значит, талант гадателя налицо. Если же предсказатель уверен в своем таланте, а приснившийся человек ему незнаком, то все равно можно утверждать, что где-то (в другом городе) такой человек действительно умер.
Фрасиллу — через несколько месяцев после того, как Тиберий отбыл на Родос, и после беседы с Ливией — стал часто сниться один и тот же сон: будто он находится в толпе, которая заполнила улицы Рима и тащит Фрасилла с собой. Против его воли. Он упирается, но его подхватывают под руки и несут — так что ноги волочатся по мостовой. С удивлением Фрасилл понимает, что люди, окружающие его, движутся к Форуму, и все озабочены тем, как бы его, Фрасилла, поскорее туда доставить. Наконец он видит императорскую площадку и на ней человека в пурпурной тоге и золотом царском венце. Это сочетание кажется Фрасиллу нелепым, он пытается сказать людям, которые его держат, что такого не может быть. Но его не слушают, проталкивают все ближе к венценосцу, и вдруг Фрасилл узнает в нем Тиберия! И Тиберий узнает Фрасилла, потому что поднимает руку и показывает на астролога пальцем. На этом сон всегда обрывается.
Тиберий станет императором, причем получит такую власть, какая не досталась даже Августу. И Фрасилл будет рядом с ним, он станет одним из приближенных!
