— Вот они! — воскликнул он, разглядев очертания шалаша и несколько темных человеческих фигур. Бронзовый цвет кожи и линялые грязные лохмотья, в которые были одеты кочевники, не позволяли сразу разглядеть их среди закопченных дымом древесных стволов и серо-зеленого кустарника акации.
— Эй, ты! — окликнул кого-то Динни. Пока он разговаривал с подошедшим к нему человеком, Салли с девушками из предосторожности отошли подальше.
Салли была уверена, что кочевники уже предупреждены об их посещении; стоит им заподозрить, что белые, приехавшие с ней и с Динни, имеют какое-то отношение к полиции или что они намерены расспрашивать про кочующих с ордой девочек-метисок, и страх возьмет в них верх над любопытством — в мгновение ока они сорвутся с места и исчезнут в дикой лесной чаще.
Подошедший к Динни человек оказался Ральфом, и Салли еще раз порадовалась тому, что Фриско, под предлогом делового свидания, отказался с ними ехать. Почти ничто в наружности Ральфа не указывало на его происхождение; он выглядел скорее коренным австралийцем, чем человеком смешанной крови, хотя одет был лучше остальных, кроме, пожалуй, второго гуртовщика, Дунгарди, тоже работавшего на ферме у Брауна, да еще Чарли, следопыта, служившего в полиции. Брюки цвета хаки, застиранные и вытертые до того, что они стали желтыми, как буйволова кожа, чистые рубашки, широкополые фетровые шляпы и сапоги со шпорами придавали гуртовщикам вид настоящих франтов по сравнению с остальными кочевниками, которые следом за Ральфом подошли к Динни и расселись полукругом прямо на красной земле.
Ральф на местном наречии распорядился отыскать Калгурлу и передать ей, что Динни Квин и миссис Салли желают поговорить с нею. Две или три женщины тотчас же исчезли в кустах.
По краю усыпанной гравием круглой поляны, в тени зарослей, было разбросано с десяток вурли — шалашей из сучьев и листьев. Они походили на кучи сухой листвы, кое-где прикрытые кусками мешковины; перед ними чернели горки золы от костров. Из шалашей высыпали собаки, женщины, дети. Кругом царило оживление, женщины звонко смеялись, окликая друг друга, болтали.
Калгурла вышла откуда-то из-за шалашей, по-прежнему в грязных лохмотьях, но уже не такая прямая и стройная, как бывало. Ее седеющие волосы прикрывала мужская шляпа — казалось, она годами не снимала ее с головы, во всяком случае, на памяти Салли очень редко.
Калгурла хмуро покосилась на зеленые брюки девушек, стоявших рядом с Салли. Старуха не в восторге от такого вторжения, подумала та. Калгурла не доверяла белым людям и к каждому новому человеку относилась с опаской.
И все же Динни вызвал ее на разговор, отпустив шутку, которая всех очень развеселила.
— Эге, Калгурла, — сказал он, — ну и живот же у тебя вырос! Решила завести джи-джи?[7]
— Джи-джи! Вздор болтаешь, — ответила Калгурла, и улыбка промелькнула на ее хмуром смуглом лице.
Старуха опустилась на землю возле Динни и перевела на Салли взгляд, говоривший о затаенном страдании.
— Нутро болит, — пробормотала она, словно оправдываясь.
— Скажи Ральфу, Чтобы он зашел ко мне, когда будет в Боулдере, я дам ему лекарство, — сказала Салли.
— Угу! — Калгурла оглядела своих соплеменников, стоявших и сидевших на корточках подле нее.
— Вот этот, — движением подбородка она указала на мужчину в грязных синих штанах, кутавшегося в обтрепанное старое пальто, хотя солнце сильно припекало; на макушке у него лихо торчал котелок, из-под которого ниспадали на плечи длинные патлы с засохшими на них комьями грязи. — Это надири.[8] Попрыгает на животе — и человек здоровый.
— Он из спинифексов, — пояснил Ральф. — Пришел к нам далекой дорогой, из Улди.
— Настоящий дикарь — очевидно, откуда-нибудь с гор Мак-Доннелла, — шепнула Пэт Динни. — Мне, по правде сказать, он не нравится — наверно, нарушил закон своего племени, а может, скрывается от полиции.
Сердитый взгляд спинифекса сверкнул из-под длинных грязных волос, и он пронзительно крикнул что-то Ральфу. Спинифекс прохаживался взад и вперед с видом человека, облеченного неограниченной властью, и был явно встревожен появлением непрошеных гостей.
Высокий старик могучего телосложения, весь голый, лишь с повязкой вокруг бедер да красной шерстяной тряпкой, стягивавшей его курчавые темные волосы, открывая высокий лоб, поднялся с земли и пристально поглядел на спинифекса. Старик не произнес ни слова, но спинифекс проворчал что-то и юркнул в толпу женщин.
— Бардок, мой отец, — отрекомендовал его Ральф, явно гордясь стариком, который держался с таким достоинством.
Пэм уже вытащила свой блокнот, и ее карандаш залетал по белой бумаге. Несколько женщин неслышно подошли и стали сзади, громко выражая свое изумление при виде того, как быстро возникает в альбоме фигура Бардока. Заметив, что его рисуют, старик опять уселся на корточки.
— Эти люди не из одного с тобой племени, Калгурла? — спросил Динни.
— Уайа, нет, — ответила Калгурла.
— Вонгаи разбрелись по всей стране и перемешались между собой, — сказал Ральф. — Вот этот из Норсмана, — Ральф указал на сморщенного старика в засаленной пестрой вязаной шапочке, голубой фланелевой куртке, какие носят подростки, и потертых шерстяных штанах. — А тот — с Лейвертоновых холмов.
Уроженец Лейвертона — сильный, рослый парень с широким расплющенным носом и более темной, чем у других, кожей, — поняв, что речь идет о нем, просиял улыбкой.
— Он только один почти совсем черный, — тихонько сказала Пэт. — Все остальные — бронзовые.
— Послушай, Калгурла, — не унимался Динни. — Как назывались те вонгаи, которые давно-давно кочевали вокруг Кулгарди и Калгурли? Еще до того, как пришел белый человек, до того, как нашли золото…
Калгурла покачала головой, словно не желая ни вспоминать те времена, ни говорить о них.
— Ну, расскажи же, — упрашивал ее Динни. — Ведь ты помнишь своего отца, Калгурла. Как звали его народ?
Динни вынул из кармана кисет с табаком — глаза Калгурлы жадно впились в него. Она вытащила трубку из-под своей грязной куртки, и Динни набил ее. Мужчины постарше столпились вокруг, горя желанием получить свою порцию табаку. Динни передал кисет Бардоку, и он пошел по рукам, пока совсем не опустел. Пэт достала из кармана брюк золотой портсигар и высыпала сигареты, которые тут же разобрали Ральф, Дунгарди, а за ними и остальные. Сигарет не хватило на всех, и, видя, что такое угощение раскрывает перед ними сердца, Пэт окликнула Пэм; та тоже вынула золотой портсигар и раздала его содержимое окружившим ее женщинам.
Ральф что-то недовольно сказал Калгурле, взял сухую ветку и, присев на корточки, начертил на песке круг. Внутри его он нарисовал несколько пересекающихся линий — границы расселения племен: ялиндарра, юлбарра, какарра, вилура — север, юг, восток, запад. Затем он разделил круг на секторы: на северо-востоке — кили, на юго-востоке — муррини, дальше на восток — йилбарра, на северо-западе — ваулу, на юго-западе — яберу. Калгурла не соглашалась с Ральфом и начала с ним спорить. Единственно, что мог вывести Динни из их пререканий, это что вонгаи из племени ялиндарра пришли с севера, а вонгаи из племени какарра — с юга.
— Калгурла говорит, что слово «вонгаи» из языка племени эджудина, — пояснил Ральф. — Теперь племена перемешались, разбрелись, и все мы называем себя вонгаи или вонгудда. Это одно и то же, только на разных наречиях.
— Но ведь мы хотим знать, как назывались тогда племена, Ральф, — возразил Динни. — Помнится, один человек из Норсмана говорил, что он из племени мульба.
— Кабул, — пробормотала Калгурла и начала что-то объяснять Ральфу на своем наречии.
— Калгурла говорит, она из племени кабул, ее племя кочевало вокруг Кулгарди и Калгурли, — перевел Ральф. — Дуиди, ее муж, пошел на север с одним из первых старателей, и она тоже пошла с ним. Они долго жили с племенем ялиндарра. Потом там была большая война. Дуиди умер. И Калгурла вернулась к своему племени.
Откуда-то, жужжа, как рассерженный шмель, снова появился спинифекс. Он был явно встревожен приездом белых и их расспросами о названиях племен. Он разогнал женщин, окружавших Пэм, а на остальных прикрикнул, чтобы они не позволяли девушке рисовать себя.
— Усатый Джонни говорит, это плохо, когда белая женщина забирает у тебя тень, — со смехом объявил Ральф.
— У австралийских кочевников существует такое поверье: если кто фотографирует или рисует их — значит он забирает у них тень, и человек после этого умирает, — объяснила Салли, заметив недоумение Пэт. — Молодежь, вроде Ральфа, этим уже не запугаешь, а старики все еще боятся.
— Моя жена Люси, — сказал Ральф, указывая взглядом на молодую женщину, подошедшую и ставшую с ним рядом. Ее распущенные волнистые волосы, очень светлые да еще выгоревшие на солнце, казались неудачно выкрашенными. На солнце они отливали золотом. Однако, по словам Динни, это была чистокровная австралийка. Динни доводилось встречать и других австралиек с такими же волосами, и это были вовсе не метиски.
