очередной раз меняя стратегию:
– Иногда лучше не вмешиваться в процесс.
Утром второго дня я совсем вымоталась, а бедра так свело судорогой от сидения на корточках, что я упала.
Целомудренная тетушка вытирает мне лоб. Повитуха бормочет ободряющие слова, но выражение ее лица выдает волнение. Я сжимаюсь, как пружина, когда начинается очередная схватка. Боль настолько сильна, что пронзает мою голову, словно удар молнии.
Когда схватка отступает и мне удается сосредоточиться в достаточной мере, чтобы оформить мысли в слова, я прошу:
– Принесите мне чай.
Маковка подскакивает с чайником и чашкой.
– Нет, – говорю я. – Это не пить. Полей мне на руку.
Все знают, что пить чай лучше, чем воду прямо из колодца. От колодезной воды можно заболеть, а от чая – нет. Я не знаю почему. Наверное, дело в свойствах листьев. Я думаю об этом, пока жидкость щиплет мне руку. Затем я делаю вдох и влажными пальцами исследую родовые врата. Я что‑то чувствую, и это не голова. Я со стоном отдергиваю руку.
– Что такое? – спрашивает повитуха.
– Ребенок идет ногами вперед, – отвечаю я.
Повитуха Линь закусывает кулак и откидывается на спинку стула. Целомудренная тетушка стонет, как от боли. С другой стороны ширмы свекровь требует, чтобы кто‑нибудь объяснил, что происходит. Ей вторит врач. По глазам повитухи я вижу, что ей не справиться с подобной ситуаций.
При очередной схватке, когда ножка ребенка выходит из родовых врат и болтается в воздухе, я кричу от боли, от осознания того, что сейчас умру, и от печали, поскольку повитухе вряд ли хватит знаний, чтобы вырезать ребенка из живота, когда меня не станет, чтобы он выжил.
Я не знаю, сколько времени проходит. Боли мучительны. Каждый раз, когда очередная схватка пронзает меня, я теряю рассудок. И тут раздается голос…
– Юньсянь, мы здесь.
Из пропасти, в которую нырнул мой разум, я пытаюсь выплыть обратно.
– Юньсянь, открой глаза. Я здесь. И моя мать тоже.
– Мэйлин…
– Да, это я. Поблагодаришь Маковку позже. А сейчас постарайся расслабиться. Позволь нам с мамой посмотреть.
Еще одна схватка. Я дрейфую в черном море забвения, пока три повитухи разговаривают.
– Я сделала все, что могла, – жалобно признается повитуха Линь.
– Я благодарю вас за то, что вы сохранили роженице жизнь, – говорит повитуха Ши. – Теперь все силы надо бросить на то, чтобы вытащить ребенка. Придется прибегнуть к крайним мерам.
– Маковка, ты можешь принести тушь и кисточку? – спрашивает Мэйлин.
Неразборчивые крики доктора Вана разносятся вокруг меня.
– Послушайте… Я врач… Госпожа Ко распорядилась…
Очередная схватка. Пройдут ли секунды или минуты до следующей?
Мэйлин прижимается губами к моему уху.
– Я собираюсь написать послание на пяточке ребенка. Всего два слова. «Возвращайся домой».
Я не осознаю, что она это делает, но знаю, что она закончила, когда Мэйлин произносит достаточно громко, чтобы все услышали:
– Моя мама сейчас кое-что сделает, это не причинит вреда ребенку, но ты это почувствуешь. Мы собираемся поднять тебя. Держись за веревку. Да, это трудно, но ты справишься.
Две пары рук помогают мне вернуться в исходное положение. Я хватаюсь за веревку. Мягкий живот Целомудренной тетушки прижимается с левой стороны. Знакомые руки Мэйлин обнимают мой правый бок. Повитуха Ши протягивает мне булавку.
– Малыш получил наше послание. То, что я сделаю дальше, побудит его повиноваться, но здесь важна точность, иначе у ребенка возникнет искушение потянуться вверх и схватить сердце.
Это значит, что я могу умереть.
– Без грязи нет лотоса, – ободряюще говорит Мэйлин. – Сейчас тебе больно, но скоро ты будешь держать на руках сына.
Я крепко цепляюсь за веревку. Четыре руки поддерживают меня. Повитуха Ши колет булавкой ножку ребенка. Я кричу, когда ребенок втягивает ножку обратно в свою прежнюю обитель. В течение следующего часа повитуха Ши массирует мой живот, пока ребенок не переходит в правильное положение головкой вниз. Внезапно, будто и не было всех предыдущих часов, ребенок выскальзывает из меня. Не говоря ни слова, повитуха Ши заворачивает его и несет за ширму к госпоже Ко и доктору Вану. Младенец плачет, а значит, жив, но я не знаю, кто это – мальчик или девочка.
Я вишу на веревке, пока не выходит плацента. Я хочу лечь, но две пары рук удерживают меня в вертикальном положении.
– Пусть из тебя вытечет вся вредная роса, – говорить Мэйлин.
Когда свекровь выходит за дверь, я понимаю, что родила девочку – ужасное разочарование для семьи, подрыв репутации врача, а также неудача для меня. Потом приходит следующая мысль – мне придется пройти через все это снова. И еще раз. И еще раз. Пока я не рожу сына.
В течение следующих двадцати восьми дней я должна оставаться в уединении, чтобы защититься от глаз недоброжелателей и от демонов, которые способны причинить вред мне или моей дочери, насылая смертоносные болезни.
– Тебе нельзя мыть голову и принимать ванну, потому что ты не должна подвергаться иньским воздействиям, – предостерегает меня Целомудренная тетушка на следующее утро. Затем она рассказывает, что доктор Ван с позором изгнал повитуху Линь, обвинив ее в тяжелых родах, а повитуху Ши вызвали в другой дом. – Госпожа Ко попросила дочь повитухи Ши прийти сегодня днем, чтобы проведать вас.
Это приятный сюрприз, за который я очень благодарна.
Когда приходит Мэйлин, девочка мирно спит на кровати рядом со мной. Я очень ждала подругу, но она здесь прежде всего по делу. Мэйлин очень серьезным тоном задает мне вопросы о самочувствии. Удовлетворившись ответами, она говорит:
– Нет ничего важнее, чем очистить тебя от вредной росы. Позволь мне помочь тебе принять нужную позу.
Она крепко держит меня, пока я поднимаю халат и опускаюсь над низкой чашей, чтобы все оставшееся внутри меня вытекло и было уничтожено со всеми вчерашними выделениями. Для облегчения процесса Мэйлин массирует мне живот специальным валиком. В перерывах она подносит к моему рту чашку со смесью уксуса и чернил – этот напиток известен своей эффективностью в расщеплении кровяных сгустков. Наконец Мэйлин отставляет чашку и смотрит мне в глаза. Наконец‑то мы вместе. Я начинаю плакать, открывая свое разочарование единственному человеку, который полностью меня понимает.
– Спасибо за спасение ребенка, но почему это девочка? Почему не сын?
Мэйлин смотрит на мою дочь, а затем переводит взгляд на меня.
– У женщин в семье твоих бабушки и дедушки и обитательниц этого дома – если они доживают до сорока пяти лет – не менее шести детей. Многие беременеют по десять и более раз…
– Я хотела сына. Мне нужен был сын…
– И теряют своих
