– Поди подберись к нему, ордынец, – сказал Васек.
Вожа понимающе кивнул. Несколько десятков саженей зарослей камыша и вейника и столько же чистой воды закрывали от поражения стрелой и ружейного выстрела с берега. Вплавь под огнем не подойти. Летом лучшее место для зверолова – одинца[86].
На таких озерах водились бобры, выхухоль, норка. Хороший промысел. А на холмах много лис, корсаков, волков.
На озере звероловы пополнили запасы воды и поехали дальше.
В степи под одиноким раскидистым могучим вязом со стволом толщиной в полсажени звероловы приметили пастуха и небольшое стадо коров, пришедших в тень, чтобы отстояться на полднях. В этих местах дойных коров еще не пасли. Кто бы это?
Пес Волчок почуял чужую собаку и навострил уши.
Заметив вооруженных всадников, лохматый пастух, вооруженный ружьем, нырнул в заросли кустарника. Две небольшие собачки поднимали коров и направляли их туда же.
Звероловы медленно поехали к вязу. Они еще не доехали, как из кустов вышел улыбающийся пастух с ружьем, поднятым над головой.
– Здравствуй, Вожа! Сколько не виделись!
Пастух стоял в меховых штанах, меховой куртке и такой же шапке. Мех наружу. В Диком поле так ходили самые бедные, часто бродячие пастухи, бесписьменные и беглые. Зимой и летом в одних и тех же одеждах. В основном из шкур животных, которых добывали сами. Летом мех наружу. Зимой одежду выворачивали мехом вовнутрь. Подготовка к зиме не долгая.
Пастухи и табунщики из селений одевались иначе. Порой всю жизнь ходили в самовязаниой одежде. Шерстяные штаны, рубаха, поддевка, шерстяной чапан[87]. Люди, ходившие в рубахах и штанах из льняного, конопляного, крапивного полотна, считались зажиточными или достаточными. Замшевые рубахи более других носили звероловы.
Сбоку у пастуха сумка, плетенная из луба, на ремнях за спиной кожаная пастушья сумка[88]. На поясе нож, в руках ружье и кнут, сейчас заткнутый за пояс. Все имущество при себе. У иных и такого богатства не имелось.
– Капуста Матвеичев, – признал Вожа. – Далеко забрел от своей селитьбы.
– Ушел из селитьбы, – сказал Капуста. – Сыщики одолели.
Подати платить требуют. Ночью свое стадо из калды выгнал и был таков. Летом на холмах буренушек пасу. Зимой на озера в камыши уйду. Шалаш или мазанку поставлю. Сам себе хозяин.
– Ну и ну. И на ярмарку не пойдешь?
– Может, и приду. А может, по дороге молодняк кому продам.
– Хорошие у тебя собачки, – сказал Вожа, погрозив Волчку, который начал было тихо рычать на чужих собак.
– Хорошие, – согласился пастух. – Дело знают. Коровам хвосты не рвут, вымя не кусают. Своей тенью гонят. Продай, Вожа, конягу. Бери двух коров. Хочешь трех.
– На промысел еду, – Вожа отрицательно покачал головой.
– Тогда хоть молочком угостись.
Звероловы в знак уважения выпили по нескольку глотков молока и пожелали пастуху удачи.
Пастух сел верхом на быка и погнал стадо пастись. Звероловы поехали своей дорогой.
Уже виднелся иргизский пойменный лес, как Вожа увидел на вершине холма бурую лису, с брюхом черным, а заевоком[89] седым, сероватым. Мех довольно редкого и ценного цвета. Звероловы изменили направление движения и погнались за лисой. В открытом поле лисице от степного коня не уйти. Оттого и выбрали звероловы для летнего промысла открытую степь.
Спасаясь от преследования, лиса юркнула в нору. На вершине округлого большого холма небольшим бугорком в сажень высотой и диаметром десять саженей поднималась мара, могильный курган, отсыпанный древними людьми исчезнувшего народа. В маре звероловы нашли лисью нору с тремя выходами, один от другого на расстоянии не более сажени.
Нору для верности окружили сетью на колышках. Закрыли два отверстия камнями. А в третий выход напустили дыма от зажженной сухой травы.
Выскочившую лису поймали мешком.
Вожа уже сматывал сеть, когда его позвал Васек. Мальчишка нашел возле норы желтую монету, выброшенную зверьком вместе с землей во время рытья норы. Вожа потер монету, покачал ее на ладони, ощущая тяжесть. Монета не больше копейки, но таких он не видел.
– Золотая. Верно, старинная.
Курган был отсыпан, может быть, лет пятьсот назад, а может быть, две-три тысячи лет назад. Кладоискатели находили в них костяные и медные топоры и зеркала. О медном оружии местные долы давно забыли… Зато вместо железа в некоторых марах встречались золотые предметы.
Зверолов поколебался, словно предчувствуя, что неизвестного достоинства монета с мары может принести беду, но положил ее в карман. Зверолов никогда не раскапывал курганов, но слышал, что некоторые переселенцы целыми семьями занимались таким промыслом. Находили золото и уезжали в город, заводили свои мастерские, свою торговлю. Знал зверолов и то, что в большинстве древних могил, кроме костей и истлевшего оружия ничего нет. Пушной промысел считался более доходным и достойным.
Скоро Вожа забыл о монете. Но прежде он подозвал Васька, сел с ним на маре и напутствовал его:
– Запомни еще один закон Дикого поля. Потерял – молчи, нашел – тоже молчи. Запомнил? Так целее будешь. Ворона попусту каркает, а нам языком болтать неколи.
В устном своде законов Дикого поля этот шел сразу за тем, что гласил: в долг не давай, в долг не бери.
Переселенцы Дикого поля помогли бескорыстно многим, всяким и разным. И вместе с тем часто держались обособленно. Да и сокровенное выставлять напоказ не любили и многие тайны унесли с собой.
Вдоль всего течения Большого Иргиза по обоим берегам зеленел лес. Нескончаемая, в сотни верст, лента зеленого летом чернолесья. Лес отходил от берега где-то на несколько сот саженей, а местами на несколько верст.
В узкой полосе прибрежного леса в Поле текли многие реки. Но иначе выглядело среднее и нижнее течение Иргиза. Река несла свои воды к Волге причудливыми зигзагами, постоянно петляя. Пройдет верст десять-двадцать и почти вернется к предыдущему повороту. Если в нижнем течении по прямой семьдесят верст взять, то по реке все четыреста. Там, где река петляет, пойменные леса сходятся и расширяется полоса леса до ширины двух десятков верст.
Иргизский лес густой, колючий, непролазный. Редко, где высятся сосны, больше чернолесье: вяз, осокорь, татарский клен, яблоня, торн…
Звероловы углубились в лес по витиеватой медвежьей тропе. Кони с вьюками иногда, застревали в чаще, и приходилось ветки отодвигать, иногда проход прорубали.
Зимовье находилось в глубине речной излучины, на большом полуострове с трех сторон окруженном рекой. Туда и шли звероловы.
В лесу водились куницы, порешни, горностаи, хори, косули, лоси, много медведей. В этих местах медведи обитали даже в крошечных колках среди степных просторов. Но не они сейчас привлекали звероловов. Вожа намеревался оставить часть снаряжения в зимовье и выйти в ближние степные долы зверовать степную лисицу, волка, озерных бобров и выхухоль да норку.
Вот уже воздух тянет речной сыринкой. Васек впервые увидел Иргиз. Река текла в глубоком русле, похожем на овраг. Берега крутые, местами обрывистые. Внизу у самой воды узкая полоска камыша, а по обоим берегам густой лес.
Ширина реки в среднем течении тридцать-пятьдесят саженей. Течение спокойное. Глубина сажень-полторы. И только на поворотах встречаются ямы глубиной до десяти саженей.
Вожа спустился к реке, зачерпнул ладонями воды. Умылся. Вода знакомо пахуча, но годна для питья.
– Худая! – воскликнул Васек, увидев скользящую по воде змею.
– Не, – Вожа остался спокоен. – Это вьюн[90]. Рыба такая. Вкусная.
– Где же зимовье? – спросил Васек.
Вожа был доволен тем, что Васек не заметил заросшей тропинки. И здешнее зимовье он поставил скрытно. Досужий взгляд скользнет по берегу и не заметит его. Даже тропинки к воде не увидит.
Вожа построил зимовье недалеко от берега, но так, что его нельзя увидеть с реки ни летом, ни зимой. Места пустынные, но летом на гребях могли пройти по реке разбойники, другие промышленники, а зимой нельзя исключать прихода по льду конных шаек кочевников. Да и мало ли какой бродяга мог нанести ущерб зимовью, пока отсутствует хозяин.
Люди, знающие, как тихо скрадывать зверя, и сами старались жить скрытно. Вот Вожа и поставил зимовую избу одним углом над родником. Не надо тропу топтать к реке. Не надо зимой во льду полынью рубить, чтобы воды достать для постирушки или готовки. Поднял половицу и черпай ковшом хоть ведро, хоть бадейку. Под зимовой избой родник не замерзнет, снегом не заметет. Опять же меньше дров, меньше дыма…
Пробираясь вдоль берега, звероловы увидели маленький ручеек, потом небольшой острог вокруг зимовья.
Само зимовье походило на другие, что оставил Вожа по вольным рекам. Изба, рубленая из бревен. Небольшие сени без окон. Крыша плоская, односкатная. На потолочные плахи насыпана земля и положен дерн для тепла. В Диком поле встречались зимовья, крытые тесом, но чаще земляные. И теплее, и не горит в случае стычки с неприятелем. Окошки закрыты рыбьей кожей или медвежьей требухой. Зато пол, в отличие от самарского зимовья, выстлан даже не плахами, а настоящими половицами; зверолов немало потрудился. Васек попрыгал на полу.
