Затем он отправился в большой гарем Мэр-Ур, где он не появлялся уже два года, уверенный, что этот визит поставит в тупик людей Амени и Серраманна. Они подумают, что шпион имел сообщников в этом знатном и древнем доме и потеряют много времени и сил, идя по ложному следу.
Райя предложил им еще один, остановившись в маленькой деревеньке неподалеку от гарема. Там он начал выяснять отношения с незнакомыми ему крестьянами, которых египетские следователи наверняка также примут за его сообщников.
Покидая своих озадаченных преследователей, торговец вернулся в Мемфис, чтобы наблюдать за условиями перевозки своих грузов. Некоторые из них предназначались для Пи-Рамзеса, другие — для Фив.
Серраманна рвал и метал.
— Этот шпион смеется над нами! Он знает, что за ним следят, и забавляется, заставляя нас прогуливаться.
— Успокойся, — посоветовал Амени. — Он обязательно совершит ошибку.
— Ошибку? Какого рода?
— Донесения, получаемые им от хеттов, спрятаны либо в кувшинах с соленой рыбой, либо в ценных вазах. Могу поспорить, что в вазах, потому что их большей частью доставляют из Южной Сирии и Азии.
— Так давай же осмотрим их!
— Это будет удар мимо цели. Самое главное — это способ получения этих донесений и шпионская сеть. В сложившейся ситуации он вынужден предупредить хеттов, что не сможет больше продолжать свою деятельность. Нам надо выждать момент, когда он отправит какие-нибудь товары в Сирию.
— У меня есть другая идея, — признался Серраманна.
— Не нарушающая закон, я надеюсь?
— Если я не буду шуметь и дам тебе возможность арестовать Райя в соответствии с законом, ты позволишь мне действовать?
Амени сломал тростинку для письма.
— Сколько тебе понадобится времени?
— Завтра все будет готово.
В Бубастисе проходил праздник пьянства. В течение недели девушки и юноши должны будут испытывать первые любовные волнения под благожелательным покровительством богини-кошки Бастет, воплощавшей собой сладость бытия. За городом дружеские поединки позволят молодым воинам продемонстрировать свою силу и соблазнить прекрасных зрительниц своей храбростью.
Служащие Райя имели право на двухдневный отдых и управляющий лавки, сутулый и худой сириец, закрыл двери склада, где находился десяток ваз средней ценности. Он не испытывал недовольства, смешиваясь с толпой, и решил попытать счастья у молодой горожанки, которая была немного старше его. Райя был строгим хозяином и не следовало упускать возможности развлечься.
Он подумал о предстоящем удовольствии и, напевая, пошел по улочке, ведущей к маленькой площади, где уже собирались любители повеселиться.
Огромная рука схватила его за волосы и поволокла назад, другая, закрыв рот, помешала ему закричать.
— Стой спокойно, — приказал Серраманна, — не то я тебя задушу.
Испуганный сириец позволил оттащить себя в помещение, где хранились различные плетеные изделия.
— Как давно ты работаешь на Райя? — спросил воин.
— Четыре года.
— Тебе хорошо платят?
— Райя жаден.
— Ты боишься его?
— Более или менее…
— Райя будет арестован, — заявил Серраманна, — приговорен к смертной казни за шпионаж в пользу хеттов. Его сообщников постигнет та же участь.
— Но я только его служащий!
— Ложь — это серьезная ошибка.
— Он использует меня как торговца, а не как шпиона!
— Ты совершал ошибку, когда лгал, утверждая, что он находился здесь, в Бубастисе, тогда как он в это время совершил убийство в Пи-Рамзесе.
— Убийство… Нет, это невозможно… Я не знал!
— Теперь ты знаешь. Ты будешь придерживаться своих свидетельских показаний?
— Нет… Да, иначе Райя отомстит мне!
— Ты не оставляешь мне другого выбора, мой друг: если ты будешь продолжать скрывать правду, я размозжу твою голову о стену.
— Вы не посмеете!
— Я убил с десяток таких трусов, как ты.
— Райя… Он отомстит…
— Ты больше никогда не увидишь его.
— Это точно?
— Конечно.
— Тогда я согласен… Он заплатил мне, чтобы я подтвердил, что он был в Бубастисе.
— Ты умеешь писать?
— Не очень хорошо.
— Мы вместе пойдем в контору государственного писаря. Он запишет твое заявление. После этого ты сможешь вернуться к девушкам.
С ярко-зелеными глазами, тонко накрашенными губами, элегантная, живая и веселая Красавица Изэт — мать маленького Ка — не потеряла обаяния молодости. В прохладный зимний вечер молодая женщина накинула на плечи шерстяную шаль.
В пригородах Фив дул сильный ветер. Однако Красавица Изэт отправилась на свидание, которое назначалось ей в странном письме: «Шалаш из камыша. Найди такой же, как и в Мемфисе, на западном берегу, напротив храма Луксора, на краю пшеничного поля».
Его почерк… Она не могла ошибиться. Но к чему вдруг это любопытное приглашение и напоминание о такой интимной подробности из прошлого?
Красавица Изэт прошла вдоль оросительного канала, отыскала пшеничное поле, которое золотили последние лучи заходящего солнца, и заметила шалаш. Она уже собиралась войти туда, когда порыв ветра приподнял край ее платья и запутал его в кустарнике.
Когда она наклонилась, чтобы не порвать материю, чья-то рука освободила ее и втянула в шалаш.
— Рамзес…
— Ты прекрасна, как всегда, Изэт. Благодарю за то, что ты пришла.
— Твое письмо очень взволновало меня.
— Я хотел увидеть тебя вдали от дворца.
Фараон зачаровывал ее одним своим взглядом.
Его мускулистое тело, величие движений, сила взгляда пробуждали в ней то же желание, что и много лет назад. Она никогда не переставала любить его, хотя и не считала себя достойной соперничать с Нефертари. Великая Супруга Фараона заполнила сердце Рамзеса, она властвовала там безраздельно. Красавица Изэт не была ни ревнива, ни завистлива. Она не боролась с судьбой и ощущала гордость от того, что сумела подарить Рамзесу сына, чьи исключительные способности уже были отчетливо видны.
Да, она ненавидела Рамзеса, когда он женился на Нефертари, но это необузданное чувство было всего лишь одним из проявлений ее любви. Изэт выступила против заговора, угрожавшего правителю Египта, тогда как все думали, что она присоединится к нему. Никогда она не предаст человека, давшего ей столько счастья, внеся свет радости в ее сердце и тело.
— К чему такая скрытность… и напоминание о наших первых встречах в шалаше?
— Этого хочет Нефертари.
— Нефертари… Я не понимаю.
— Она требует, чтобы у нас был второй сын. Он должен унаследовать трон, если с Ка случится какое-нибудь несчастье.
Красавица Изэт покачнулась и упала в объятия Рамзеса.
— Это сон, — прошептала она, — прекрасный сон. Ты не Фараон, я не Изэт, мы не в Фивах и не собираемся заняться любовью, чтобы подарить Ка брата. Это всего лишь сон, но я хочу как можно глубже вникнуть в него, я хочу, чтобы он длился вечно.
Рамзес снял с нее тунику. Лихорадочно трепещущая Изэт позволила раздеть себя.
Это был момент безумного счастья, когда в ее теле зарождался ребенок Рамзеса, вспышка радости, на которую она уже не надеялась.
Властитель, уединившийся на борту корабля, везущего его в Пи-Рамзес, смотрел на воду Нила. Его не покидал образ Нефертари. Конечно, любовь Изэт была искренна, а сама она — по-прежнему очаровательна. Но он не испытывал по отношению к ней того чувства, властного, как солнце, и бескрайнего, как пустыня, захватившего его целиком с первой встречи с Нефертари. Его любовь к ней не переставала увеличиваться с каждым днем. Так же, как Дом Рамзеса и столица возводились благодаря непрестанной работе строителей, страсть Рамзеса усиливалась и разрасталась в его сердце.
Рамзес не счел нужным передавать Изэт настоящие требования Нефертари. Царица хотела, чтобы Изэт действительно исполняла обязанности второй жены и подарила Фараону нескольких детей, чьи сила и индивидуальность смогут отбить охоту к заговору у многих потенциальных преемников. Пример этого уже произошел в прошлом Египта. Пепи второй, умерший в возрасте ста лет, пережил всех своих детей и после его смерти страна осталась без наследника, что и вылилось в острый кризис власти.
Что случится с государством, если Ка или Меритамон по какой-либо причине не смогут наследовать трон?
Фараон не может жить жизнью обычного человека. Даже любовь и семья должны служить незыблемости воплощаемой им власти.
Но была Нефертари, женщина, не похожая на других женщин, дарившая ему утонченную любовь. Рамзес не хотел ни изменять своему долгу, ни разделять свою страсть с другой женщиной, даже красавицей Изэт.
Ответ на мучившие его вопросы дал Нил, река, воды которой с неиссякаемой щедростью поили оба берега во время наводнения.
