В город поехали другой дорогой — вдоль реки. Вода в Тигре была мутная, нечистая. С того берега, из старой Селевкии, медленно плыл паром, укрепленный по краям надутыми козьими шкурами. По дорогам, тропинкам, через поросшие колючкой поля двигались люди. Некоторые гнали перед собой ослов с поклажей, но таких было немного. Охрана в узких каменных воротах задерживала только цыган. Они яростно ругались, а маленькие белые собачки у них на руках выворачивались наизнанку от усердия. Голый мальчишка швырял сухие комья земли в стражников. Когда один, рассвирепев, пустил в него дротиком, тот увернулся и показал задницу.
Долго ехали пригородом, где пришлось держать платок у носа. Через заборы виднелись бассейны с ядовитой водой, в которых вымачивались скотские шкуры. Это был квартал скорняков. Дома здесь стояли одинаковые — глинобитные, на каменном фундаменте, с маленькими, мазанными глиной дворами. Медные шестиугольные звезды или кресты над калитками отличали дом иудея от дома христианина.
Проехали кузнечный и оружейный кварталы, где больше жили огнепоклонники, свернули через переулок на большую площадь. На той стороне у ворот ходил раб с лопаткой, подбирал навоз. Другой разбрызгивал воду из ручной лохани.
Впереди Леонид Апион, а за ним сенатор въехали на широкий двор. Там уже было подметено и полито. По правую руку вдоль длинного склада с открытыми дверями рабы расстилали широкие полотнища, высыпали на них белые коконы, укладывали мотки пряжи. Шелк молочно искрился на солнце. Слева за глиняной загородкой мерно жевали слоны из вчерашнего каравана. За складом виднелся проезд на другой, еще больший двор, оттуда на третий. Где–то в дальних конюшнях всхрапывали, били копытами о доски мулы…
В главном складе, куда зашли они, было прохладно. Земляной пол пахнул зелеными вениками. На тахте за низким сирийским столиком сидели несколько человек, среди них хозяин вчерашнего каравана. Леонид Апион поздоровался со всеми и сразу заговорил о деле. Как понял сенатор, речь шла о крупной партии китайского шелка, который сушился сейчас во дворе. Часть его предназначалась для отправки в Константинополь, но Леонид Апион сразу стал настаивать, чтобы в империю отправили весь шелк. Сейчас перемирие с европейскими варварами, и многочисленные конунги их платят наворованным в Риме золотом не считаясь. Компания выиграет дополнительно по четыреста, а то и по четыреста двадцать драхм на мешке сырца.
С самого начала внимание сенатора привлек большой иудей с властным лицом, которого называли мар Зутра. Все склонились к тому, что сырец следует сразу отправить в Византию. Ромейские мастера лучше знают вкусы своих патрицианок. А отходы они так раскрашивают, что готские королевы визжат от радости. К тому же персидские шахрадары платят столько, сколько сами пожелают…
Мар Зутра внимательно выслушал всех. Нет, сказал он, мы не можем все переправить ромеям. Царь царей охраняет нашу торговлю и мастерские, которые дают ему доход. Но разве один он над нами? Если мы перестанем отделять из своих товаров знатным людям государства Эраншахр, то усилится их ропот против нас. И гонения снова пойдут на христиан и иудеев, как при великом Шапуре или еще недавно — при Бахраме Пятом и вазирге его Михр–Нарсе. Сможет ли сейчас молодой царь защитить нас? Жены и дети наши здесь, прах наших отцов в этой земле. И разве не лишим мы еды своих единоверцев, которые ткут парчу в Ктесифоне и Бет–Лапате?.. Вот если бы уважаемый сотоварищ Леонид Апион из Рума организовал в императорской Антиохии или Киликии выкормку этих шелкородящих червей, компания на одних пограничных сборах выиграла бы вчетверо. Другой наш уважаемый сотоварищ Авель бар–Хенанишо привез вчера из своего долгого пути саженцы тутовника с гигантскими листьями, который растет на островах за Китаем, в стране Восходящего Солнца. Тепло и влага на тех островах чередуются так же, как в Сирии…
Сенатор сам не заметил, как пересел к столу и начал ощупывать плотные коконы, похожие на птичьи яйца. Лишь пальцами можно было ощутить невидимые волоски, которые тянулись из них. Когда–то из–за этих червей великий вазирг Михр–Нарсе закрыл границу для христианских богомольцев. Будто бы они в посохах пронесли коконы для расплода в империи, и казна царя царей лишилась трети серебра за провоз шелка из Китая.
Нет, не в том дело. Граница Эрана с империей тянется от одного конца света до другого, так что посохи для тайного проноса были ни к чему. Просто надо было персу отвадить своих христиан от Византии…
— А сколько времени нужно, чтобы выросли саженцы? — спросил неожиданно для себя сенатор.
Мар Зутра так, словно ждал этого вопроса, объяснил, что на третий год уже можно использовать крайние листья. От нормальных подстриганий тутовник лучше растет. А белые коконы идут в один вес с червонным эфиопским золотом.
— Торговля — не просто барыш, — добавил он вдруг по–гречески с чуть слышной арамейской певучестью. — Напрасно стараетесь забыть вы своего Одиссея…
При этом иудей покосился на партийную повязку сенатора. Уезжая, Агафий Кратисфен протянул ему руку. Сегодня он все делал помимо своей воли…
Обратно поехали через базар, и сопровождал их Авель бар–Хенанишо, сириец из каравана. Возле несторианской церкви сенатор спросил, почему она без приличествующих украшений.
— Для нас Христос был страдающим человеком, а не богом, — тихо и убежденно ответил Авель бар–Хенанишо. — Наша церковь гонимая. По заветам Учителя противостоит она скверне мира. А есть ли скверна хуже власти? Кнут в руки взяли вы в Риме и Константинополе, забыв, что подлинная сила — в сострадании. Логика кнута самым коротким путем приведет вас к дьяволу.
— Но интересы пропаганды учения среди язычников требуют золотить купола божьих храмов, — заметил сенатор.
— В пещерах одержало победу слово божье, — возразил сириец. — Идолы нуждаются в позолоте, не бог.
Авель бар–Хенанишо свернул в ковровые ряды базара по своим делам. Сенатор почему–то поехал к языческому храму. Но пророка с удивительными речами там не было. Люди на площади лежали тихо. Куб храма был слеп и холоден…
Уже подъезжая к наружным воротам дасткарта Спендиатов, они увидели толпу. Рабы волокли кого–то, пиная ногами и встряхивая. Это был голый цыганенок, что дразнил стражников возле Ктесифона. Он так, видно, и не попал в город. Седая растрепанная женщина с плачем тащила за крыло придушенную курицу, которую хотел он украсть. Дети забегали с боков и бросали в цыганенка камни.
На вытоптанной площадке перед домом старшины поселка стоял раб с топором. Принесли горшок с земляным маслом, которое останавливает кровь. Цыганенка прижали коленом к земле, а правую руку растянули на пне карагача. Раб примерился взглядом, приподнял топор. Гибкая плеть перехлестнула вдруг ему руку, рванула кверху. Топор врезался в песок…
Всадник с полузакрытым лицом сделал знак отпустить вора. Он выехал, видимо, из ворот дасткарта. Сзади на дороге ждал его другой всадник, тоже без отметок на одежде.
Надсмотрщик с плоским неприятным лицом, который держал коленом цыганенка, стал кричать, что они по закону наказывают вора. Всякий порядок нарушится, если спускать с рук. Они — люди Спендиатов и сердце вырвут тому, кто станет мешаться в их дела. Трое здоровенных рабов подступили сзади. Всадник молча поднял коня на дыбы и протянул плетью через все лицо кричавшего. Тот сразу успокоился и стал отступать спиной к калитке. Цыганенка и след простыл…
Поворачивая коня к дороге, всадник бросил быстрый взгляд на ромеев. Башлык сдвинулся в сторону, и сенатор увидел красивое твердое лицо со светлым пушком вокруг рта. Агафий Кратисфен вздрогнул, потер себе глаза, но всадник уже поскакал…
Перед самыми воротами их шепотом окликнули. Сенатор обернулся и под стеной в колючих кустах разглядел цыганенка. Тот весело скалился, стирая листьями мяты кровь с лица и трогая надорванное ухо.
— Богатый дядя, дай что–нибудь… Дай, а то они мою курицу отняли!..
Леонид Апион бросил несколько монет. Цыганенок поймал их все сразу и тут же исчез…
Рабы окапывали оливы, пропускали к ним воду. Мутными пенящимися ручейками текла она под могучие старые деревья. Сенатор медленно ехал по узкой дороге и никак не мог вспомнить, где видел он быстрые глаза всадника…
К концу недели посольства их позвал к себе эранспахбед Зармихр, главный стратиг персов. Пир проходил в большом белом дворце Каренов, первом от дворца царя царей. На воротах, дверях, в простенках угрожали широкие бычьи головы с бронзовыми завитушками между рогов. У главного входа темнел недоделанный рельеф: Зармирх Карен на тяжелом коне принимает венок покорности от царя Иберии Вахтанга. Такое в Эране до сих пор высекалось лишь прямыми потомками Сасана, основателя династии…
