— Почему вы так думаете?
— Он был слишком удачлив. Чрезмерно. Во всем. В игре, в любви… Слава Богу, теперь я все понял! Он заложил свою душу, чтобы пользоваться всеми радостями жизни.
— Не долго же ему пришлось ими наслаждаться, — заметил Бартоломе. — Но продолжайте.
— Он всегда выигрывал и в карты, и в кости. Скажите мне, разве без помощи дьявола у игрока может четыре раза подряд выпасть двенадцать очков? А я это видел собственными глазами! Он тогда выиграл у меня триста эскудо! Как же я сразу не догадался, что это происки дьявола?!
— А еще?
— Девушки влюблялись в него, словно в нем было что-то особенное! Теперь я и это могу объяснить: ему просто помогал дьявол! А дуэли? Он едва не убил дона Родриго де Маньяру, ранил меня самого… Дьявол стоял у него за спиной!
— Может быть, он просто лучше вас владел шпагой?
— Этого не может быть! — воскликнул дон Альваро.
— Почему же?
— Потому что лучший фехтовальщик в городе — это я!
— А не дон Фернандо де Гевара?
— Про него и говорить нечего!
— И не дон Родриго де Маньяра?
— Разумеется, нет! Разве что маэстро Пагано, — сделал уступку дон Альваро, — но он учитель этого благородного искусства, ему положено…
— В чем же еще дьявол помогал дону Диего?
— Мы часто устраивали за городом скачки. Но моя лошадь всегда приходила второй или третьей. А первым был вороной жеребец дона Диего.
— Может быть, дон Диего просто был хорошим наездником?
— Нет! Лучший наездник в городе — это я!
— Лучший картежник в городе — это тоже вы? — поинтересовался Бартоломе. Хвастовство дона Альваро раздражало его, попытка очернить память умершего — вызывала презрение.
— Нет, — ответил дон Альваро, не заметив насмешки. — Лучший картежник — это он. Да и как же ему не преуспеть в дьявольской забаве?
— Я слышал, вы с доном Диего недолюбливали друг друга. Может быть, поэтому вы к нему слишком пристрастны?
— А как же, по-вашему, должен относиться верный сын церкви к поклоннику сатаны?! — возразил дон Альваро.
— То, что дон Диего — поклонник сатаны, вы узнали три дня назад, — напомнил Бартоломе, — а ваша вражда длилась несколько месяцев.
— Это было предчувствие! — ответил дон Альваро. — Предвидение! Вмешательство провидения!
— Понятно, — кивнул инквизитор. — Только на этот раз, сдается мне, провидение избрало своим орудием куртизанку.
— Что вы этим хотите сказать?
— Насколько мне известно, вы с доном Диего ссорились не из-за богословских вопросов, а из-за доньи Люсии де Луна.
— Дон Диего, подстрекаемый дьяволом, хотел увести у меня любовницу!
— А вас кто подстрекал?
— Что?
— Посещая эту женщину вы, так же, как и дон Диего, совершали грех.
— Я хотел на ней жениться!
— Он тоже.
— Он бы этого никогда не сделал. Он обманывал донью Люсию!
— Почему же?
— Его отец никогда бы не позволил ему жениться на ней. Дон Диего был слишком богат, слишком знатен, чтобы протянуть руку бедняжке Люсии.
— Значит, вы были соперниками?
— Да.
— В таком случае, смерть дона Диего едва ли вас огорчает.
— Как всякого верного сына церкви смерть богоотступника меня радует!
— Это не христианское чувство.
— Каюсь, святой отец! — воскликнул дон Альваро, однако он совсем не походил на кающегося, напротив, на лице его было написано самое настоящее торжество.
«Мерзавец, но не убийца. Откровенно радуется чужой смерти и даже не скрывает этого. И уж, конечно, не боится никаких разоблачений».
— Можете идти, сын мой, — махнул рукой Бартоломе. — Святая церковь больше не нуждается в ваших услугах.
Он слышал громкие шаги дона Альваро, но не повернул головы в его сторону. Бартоломе позволил себе ответить презрением на презрение, пренебрежением — на пренебрежение и этим, видимо, нанес самолюбию дона Альваро очень чувствительный укол.
* * *
Донья Люсия де Луна появилась в городе неведомо откуда. Поговаривали, что ее привез какой-то капитан, которого она, впрочем, очень скоро бросила ради богатого торговца. Дворянское достоинство, по всей видимости, она сама себе пожаловала, и представители фамилии де Луна, вероятно, крайне удивились бы, узнав, что у них есть родственница сомнительного поведения.
Донья Люсия де Луна очаровала всех молодых дворян в городе и в окрестностях и больше не опускалась до моряков и купцов. Но донья Люсия была слишком дорогим удовольствием и не каждому идальго оказывалась по карману. Во всяком случае, теперь она владела собственным домом и жила безбедно. Впрочем, поговаривали, для того чтобы удостоиться милостей доньи Люсии не обязательно было обладать толстым кошельком, иногда достаточно оказывалось привлекательной внешности. Донья Люсия настолько упрочила свое положение, что могла позволить себе небольшие прихоти, так сказать, удовольствия для души.
Бартоломе застал донью Люсию разлегшейся на турецкой тахте, точно одалиска в гареме у султана. Легкая, полупрозрачная ткань ее одежды ничуть не скрывала ее фигуры.
Проводившая Бартоломе служанка тотчас удалилась.
При появлении инквизитора Люсия и не подумала встать. Она лишь приподнялась на локте, потянулась, как сонная кошка, и ленивым жестом указала на свободное место у своих ног.
— Сядьте сюда, — промурлыкала она и добавила. — Вы священник… Это хорошо… Я так нуждаюсь в утешении!
Бартоломе взглянул ей в глаза и невольно поразился, каким чистым и невинным может быть взгляд у порока. Но из-за этих огромных и ясных глаз скрещивались шпаги и лилась кровь… А донья Люсия, должно быть, взирала на все это с наивностью и простодушием во взгляде.
Бартоломе назвал себя.
— Неужели моя скромная особа заинтересовала святую инквизицию? — донья Люсия широко открыла свои правдивые глаза. — Я ничего плохого не сделала…
— Что вы, что вы! — успокоил ее Бартоломе. — Вас ни в чем не обвиняют. Если бы вы находились под подозрением, мы с вами разговаривали бы сейчас не здесь…
— Какой ужас! — донья Люсия испуганно заморгала, хлопая длинными изогнутыми ресницами. — За мной пришла бы стража… меня бы схватили… повели… О, уверяю вас, я невинна, как младенец!
— Не беспокойтесь. Я же сказал, вы вне подозрений. Но обстоятельства сложились так, что двое ваших знакомых…
— Ах, да! Дон Диего и дон Фернандо. Святой отец, я так несчастна! Один погиб такой страшной смертью, другой… о, другой!., оказался колдуном. Как он мог обманывать меня?! Наверно, я была околдована, иначе я не стала бы… доверять ему. Ну, что говорить, теперь поздно! Ах, как я расстроена! — по щеке доньи Люсии даже покатилась слезинка. — Дайте мне руку! Чувствуете, как дрожит моя? О, я очень страдаю!
— И кто же из двух — причина ваших страданий?
— Разумеется, дон Диего!
«Конечно, — отметил Бартоломе, — ведь ты едва не стала графиней».
— Именно о доне Диего я и хотел бы вас расспросить, — сказал он. — Дочь моя, слухи в городе распространяются быстро, вы, вероятно, уже знаете об этом несчастном происшествии во всех подробностях.
— Конечно, — всхлипнула донья Люсия. — Эти жестокие люди, его родственники, даже не пустили меня проститься с моим милым Диего. А эта надутая дрянь, донья Мария, сказала: «Это все из-за вас!» Разве это справедливо, святой отец? Словно я желала зла моему Диего…
— Напротив, я вынужден признать, со смертью Диего рухнули все ваши мечты…
— Ну, они не окончательно рухнули, — призналась донья Люсия. — Есть еще дон Альваро… Но Диего мне нравился гораздо больше.
— Охотно верю. Дон Альваро, бесспорно, сравнение проигрывает… Как вы думаете, дочь моя, не завидовал ли кто-нибудь вашему счастью с доном Диего?
— Завидовали! Они все просто с ума сходили от зависти!
— Кто — они?
— Все! Родственники Диего, дон Родриго, дон Альваро…
— В таком случае, — осторожно намекнул Бартоломе, — может быть, в словах доньи Марии есть доля правды?
— Вы хотите сказать, что дона Диего могли убить соперники?
— Именно.
Донья Люсия покачала головой.
— Нет, — сказала она, — не думаю…
— Дон Родриго де Маньяра не мог напасть на дона Диего?
— Нет. Дон Родриго нравился мне гораздо меньше, чем Диего, но, знаете ли, у него есть свои достоинства… Дон Родриго честный и щедрый. Он мог вызвать дона Диего на дуэль, но убить исподтишка — никогда! Нет, нет, он не мог убить дона Диего! В конце концов, он бы с Диего просто не совладал…
— А дон Альваро?
— Альваро? — рассмеялась Люсия. — Дон Альваро — убийца дона Диего? Не смешите меня, святой отец! Несмотря на все свое бахвальство, Альваро — трус… Он боялся дона Диего. Он бы не осмелился поднять на него руку.
— Значит, среди ваших знакомых не нашлось бы такого, кто мог убить дона Диего?
