Между тем сэр Томас Уайтсли арестовал Френсиса Дэрхема, официально по подозрению в пиратстве, а также задержал Генри Мэннокса. Под давлением оба, Мэннокс и Дэрхем, сознались, в то время как Мария Холл подтвердила рассказ своего брата во всех деталях. Король все еще не был убежден, но Екатерине было приказано не покидать своей комнаты и ждать его воли. 6 ноября он вернулся в Лондон, не увидевшись с ней, и созвал свой тайный совет на срочную сессию в резиденции епископа Винчестерского в Саутуорке. К этому времени было арестовано также несколько дам из свиты королевы, а Дэрхем при допросе указал на Калпеппера, так что история разрослась от досвадебных приключений до настоящего адюльтера. Генрих оказался не только простофилей, но и рогоносцем[187].
Сохранившееся письмо Екатерины Ховард Томасу Калпепперу, 1541. Она пишет: «Никогда я ничего так не хотела, как видеть вас и говорить с вами, которому я сейчас готова все отдать»Под грузом этих улик иллюзии короля окончательно рухнули. Он преисполнился гнева, клянясь предать неблагодарную девку мучительной смерти, а затем впал в состояние потерянности, проливая слезы и жалея себя. На этот раз он действительно пережил удар, какого прежде, видимо, не испытывал. Последние вспышки его юношеского огня потухли. Он был старым и усталым. Дни «галантной» любви остались позади, и не было смысла обольщаться и далее насчет герцога Йоркского. Но он еще мог охотиться, и пока его совет решал не слишком приятные проблемы, распутывая всю историю измен Екатерины, Генрих устранился, «чтобы развеять свое плохое настроение». 7 ноября Крэнмер и Норфолк отправились в Хэмптон-Корт, чтобы допросить Екатерину и удостовериться, что она не выходит из своих покоев. Поведение его племянницы поставило герцога в очень трудное положение, в гораздо более трудное, чем падение Анны Болейн, от которой он уже успел отойти. Он восстановил свое влияние на короля благодаря силе любви Генриха к Екатерине, и если бы он не смог действовать осмотрительно, то ее глупость стала бы и его падением. Сначала она умело проливала слезы и отрицала свою виновность по всем обвинениям, но на следующий день Крэнмер в промежутках между истерическими припадками вытянул из нее всю историю. После этого совет был поставлен перед проблемой. Дэрхем признал половую связь, но отрицал наличие брачного контракта. Если бы это можно было установить, то это сняло бы с него вину за все, что происходило до июля 1540 года, но означало бы, что Екатерина виновна в двоемужии. Если дело обстояло таким образом, то брак короля был недействительным, но это стало бы оправданием, способным спасти ей жизнь. Однако сама королева отрицала наличие какого-либо контракта, или по соображениям фамильной чести, или из-за неспособности понять реальные обстоятельства. Несколько дней спустя она написала в свое оправдание полную и униженную исповедь королю и отдалась на его милость. Она описала свои тайные отношения с Мэнноксом и Дэрхемом во всех деталях, но заявила, что отношения с последним закончились «почти за год до того, как Его Королевское Величество женился на моей госпоже Анне Клевской». После этого она дала такие объяснения:
«Мне так хотелось оказаться под вашим добрым покровительством и я была так ослеплена желанием мировой славы, что я не могла, не имела силы осознать, как велика была моя вина, когда я скрыла свои прежние прегрешения от Вашего Величества, считая, что намереваюсь до конца своей жизни быть преданной и верной Вашему Величеству…»[188].
Совет не знал, как на все это отреагировать. В то время они все еще были сосредоточены на проблеме предшествующего контракта, а большая часть исповеди не имела отношения к делу. Однако к 12 ноября были получены признания об изменах королевы после свадьбы, и тогда возникла новая ситуация. Показания Дэрхема против Калпеппера привели к аресту последнего, и он признался в сексуальных отношениях с Екатериной после брака. Сама королева это настойчиво отрицала, но ее доверенное лицо, Джейн Рошфор, пытаясь выбраться из этой трясины, подтвердила, что она считает эти отношения имевшими место[189]. После этого обнаружилось, что исповедь Екатерины не только не соответствует действительности, но лицемерна, и возможность того, что ей удастся сохранить свою жизнь, стала исчезать. Она была перевезена в отдаленный монастырь Сайона, устроена скромно, но комфортабельно с четырьмя дамами и дюжиной служанок. 13 ноября ее резиденция в Хэмптон-Корт была закрыта, драгоценности подверглись инвентаризации, что всегда является дурным признаком. Крэнмер и Урайтсли предприняли еще одну попытку убедить королеву сознаться в адюльтере, но она решилась признаться только в неосторожных ночных свиданиях, которые, как она заявляла, не шли дальше пустого флирта и болтовни. Калпеппер, как она утверждала, искал этих встреч, а Джейн Рошфор их устраивала, что заставило последнюю предстать в невыгодной роли подстрекательницы. Калпеппер отрицал полностью сексуальные отношения, но признавал, что он к ним стремился. Истинный ход событий ныне не может быть раскрыт, но половые отношения не обязательно должны характеризоваться как адюльтер, и вполне может оказаться, что отказ Екатерины от обвинений был непритворным. Калпеппер заявлял, что стремление к половым отношениям было взаимным и, может быть, это было самое честное из признаний, поскольку оно ничего не могло изменить ни в его позиции, ни в позиции королевы.
Насилие над королевой издавна признавалось государственной изменой, но желание совершить таковое, при недоказанности какого-либо деяния, едва ли могло так называться. С другой стороны, Акт о государственной измене от 1534 года объявлял, что любой человек «… который путем ловкости воображает, изобретает, наносит или пытается нанести телесный вред королевской особе, или королеве, или их близким…», будет обвинен в измене[190]. Калпеппер, несомненно, «путем ловкости вообразил» телесный вред Екатерине, и тот факт, что она могла смириться с этим, ничего не менял. Королева была подобным же образом виновна в сокрытии своего собственного телесного ущерба, а также в обмане короля во время их брака. Такое поведение было изменническим по существу из-за угрозы, которую оно представляло для законности королевских детей — чрезвычайно важный пункт в ситуации Генриха. Переговоры активно шли в течение третьей недели ноября, и возможно, Калпеппер и Дэрхем подвергались пыткам. К 22 ноября совет согласился признать вину всех троих, и в Хэмптон-Корте было объявлено, что Екатерина предала честь и достоинство королевы и должна быть именована просто как леди Екатерина Ховард.
1 декабря оба мужчины были привлечены к суду и оба признали свою вину, понимая бессмысленность какого-либо другого поведения. Измена Дэрхема в действительности была пунктом гораздо более спорным, чем измена Калпеппера, потому что он не имел никакого намерения возобновлять свои отношения с Екатериной. Однако тот факт, что такие отношения существовали и что он имел возможность возобновить их, был признан достаточным основанием. Более того, именно к Дэрхему, в большей мере, чем к Калпепперу, король питал сильнейшую ненависть, возможно, потому, что тот осквернил невесту Генриха, которую он считал невинной невестой. 10 декабря оба они были отправлены в Тибурн, где Калпеппер был обезглавлен по воле короля, а Дэрхем прошел все этапы наказания от подвешивания, вытягивания и четвертования. Оба нашли «достойный конец», признав свою вину, и их головы были выставлены на мосту Тауэра.
Восхождению Ховардов при дворе был положен конец. Слуги и младшие члены семьи были изгнаны в большом количестве. 10 декабря была арестована вдовствующая герцогиня Норфолк, а 13 декабря — тетушка Екатерины, леди Брайдуотер. Герцог сначала метался, охваченный униженным покаяниям, а затем молча удалился в свои владения. 22 декабря вся семья, кроме герцога, была признана виновной в сокрытии государственной измены в результате утаивания преступлений Екатерины, приговорена к лишению прав имущества и пожизненному тюремному заключению. До этого не дошло, потому что большинство из них в ближайшие месяцы были помилованы, но удар полностью парализовал их. В течение некоторого времени казалось, что дело обернется плохо для вдовствующей герцогини, особенно когда обнаружилось, что она уничтожила некоторые бумаги Дэрхема. Но ее освободили в марте 1542 года. Кроме Екатерины, единственным из членов семьи, кто подвергся полному наказанию, оказалась несчастная леди Рошфор. Экс-королева могла быть допрошена своими пэрами, как Анна Болейн, но вместо этого решили выдвинуть парламентское обвинение в государственной измене. Причина этого не совсем ясна. Лорд-канцлер Одли, кажется, имел на этот счет некоторые сомнения, в том смысле, что нельзя будет увидеть исполнение правосудия[191], но чувствовал, что публичный суд еще над одной королевой, обвиненной в том же самом преступлении, может выставить в смешном свете английскую корону. После чрезвычайно унылого Рождества парламент собрался 16 января, и Билль о государственной измене был внесен в палату лордов 21 декабря. Это подтверждало обвинения против тех, кто уже был осужден и объявляло Екатерину и леди Рошфор виновными в государственной измене. Не было доказательств в современном смысле слова, что каждая из них совершила какое-либо преступление, не считая крайней неосторожности и глупости, но поскольку двое мужчин были уже казнены за свои отношения с королевой, ее собственная вина была в определенном смысле предрешена. Могли также решить, что если Джейн Рошфор оказалась неудачливой сводницей, то не потому, что у нее не было желания стать таковой.
