Если бы англичане усилили военную активность, они не встретили бы серьезного сопротивления, но в планы короля не входило продолжать широкомасштабную военную операцию на севере, когда стало ясно, что никакая опасность с этой стороны не грозит. Через несколько месяцев его армия должна была выступить против Франции, и шотландскую проблему лучше было решать политическими методами. Налицо была привычная стратегия в форме брачного союза между королевой-инфантой и его собственным пятилетним наследником Эдуардом, а орудием ее могли стать многочисленные знатные шотландские узники, которые теперь страдали в Лондоне. В качестве условия своего освобождения они должны были дать клятву, обязывающую их поддерживать английский брачный союз. После этого их пригласили ко двору на роскошное празднование Рождества и отослали домой[195]. Теоретически английский план несложен, поскольку заложники были освобождены на определенных условиях, а десять шотландцев, которых сочли наиболее заслуживающими доверия, обязаны были также принести клятву в связи с дополнительным секретным пунктом, согласно которому шотландская корона должна будет перейти к Генриху в случае смерти Марии[196]. Однако никто в Англии не мог рассчитывать, что удастся контролировать события на севере, если только английская армия не будет постоянно находиться в северной низине. И 3 января 1543 года, еще до того как «застрахованные» лорды вернулись домой, шотландский совет назначил Джеймса Гамильтона, графа Аррана, протектором страны. Граф Арран был кузеном королевы, и хотя не являлся ее ближайшим кровным родственником, но тоже был признан наследником трона. Генрих сознавал, что его партии удастся изменить это соотношение сил, но поскольку все эти люди заново входили на шотландскую политическую сцену, трудно было заставить их сдержать свое слово. Сознавая свою слабость в военном отношении, Арран умело тянул время. Он арестовал кардинала Битона, лидера профранцузской католической партии, и начал говорить о реформе церкви. В феврале он заключил трехмесячное перемирие с англичанами, и Генрих предложил брачный союз между принцессой Елизаветой и сыном графа Аррана в надежде примирить его с «застрахованной» партией.
Возможно, перспективы успехов в Шотландии поднимали дух, а может быть, из-за возникшего у Генриха чувства одиночества, в то время, когда происходили все эти события, снова начались разговоры о новом браке короля[197]. На этот раз не было ни неоправданной спешки, ни страстных писем (по крайней мере мы о них ничего не знаем), никаких международных осложнений. В отличие от своего отца или Фердинанда Арагонского, Генрих VIII не рассматривал свой поздний повторный брак как средство достижения дипломатических целей или даже способ обеспечить наследование престола: он просто хотел обрести тот «покой сердца», которого ему так не хватало с первых дней его царствования. Избранной им дамой оказалась Екатерина Невилл, леди Лэтимер, больше известная под своим девичьим именем Екатерина Парр. Екатерина родилась около 1512 года и была старшим ребенком сэра Томаса Парра Кендэла из Уэстморленда. Сэр Томас был придворным, связи которого с северными районами были очень крепкими. Его собственный отец, сэр Уильям, умер, когда он еще был молодым, и после второго брака своей матери он оказался на юге, где его отчим, сэр Николас Воке, завел связи при дворе. Молодой Томас уже был достаточно известен, присутствуя в свите во время коронации Генриха VIII, и женился, скорее всего в 1510 году, на даме по имени Мод Грин, являвшийся наследницей скромных владений в Нортхэмптоншире[198]. По своему статусу и происхождению сэр Томас Парр был сходен с сэром Томасом Болейном или сэром Джоном Сеймуром — товарищем по оружию молодого короля — и мог бы соперничать в успехах с первым, если бы не умер в 1517 году, оставив свою вдову с тремя маленькими детьми. Мод Парр больше замуж не выходила, и об образовании и воспитании Екатерины мало что известно. Как и большинство девушек ее сословия, она скорее всего была отправлена в дом какого-нибудь достойного доверия родственника, но неизвестно, кто это был и где он жил. По более поздним свидетельствам ясно, что она не получила школьного образования, и свойственная ей от природы восприимчивость в юности не получила какого-либо развития. Ее мать установила придворные связи, но сосредоточила все свои усилия на устройстве выгодного брака своего сына Уильяма, который был на год моложе Екатерины. В 1527 году, в возрасте четырнадцати лет, он женился на Анне Боуршир, единственной дочери лорда Эссекса. Связи и возможности Мод не помогли ей устроить такой же триумф для своей дочери, но в определенном смысле она преуспела. В 1529 году Екатерина вышла замуж за Эдварда Бороу, сына Томаса, лорда Бороу, который позже стал лордом-канцлером королевы Анны[199].
Эдвард был человеком значительным и перспективным — вполне удовлетворительный, если не блестящий брак — но здоровье его было чрезвычайно слабым, и он умер в 1532 году, оставив бездетную вдову в возрасте 21 года. Нет однако уверенности, что этот брак фактически состоялся. К этому времени Мод Парр тоже умерла, и было очевидно, что единственной перспективой для молодой вдовы мог стать повторный брак, и ее семья, кажется, металась повсюду, чтобы его устроить. В 1533 году она вышла за Джона Невилла, лорда Лэтимера из Снейпа, уже дважды овдовевшего, человека около сорока лет с двумя взрослыми детьми. В качестве леди Лэтимер Екатерина завоевала исключительный успех, но это было трудное время. Она умело и разумно управляла огромным домом своего мужа в Йоркшире и была тактичной и доброй мачехой. Лорд Лэтимер оказался тесно связанным с движением Пилигримов Божьей Милости, но не потому, что он сам этого сильно хотел, а потому, что оказался в этом месте, и в декабре 1536 года Екатерина была посажена под домашний арест как заложница с условием возвращения ее мужа от двора. Оказавшись неизбежно замешанным в этом после показаний Роберта Эска, Джон Невилл в начале 1537 года избежал каких-либо формальных разбирательств не столько из-за отсутствия улик, сколько из-за отсутствия желания его преследовать. Здоровье, однако, было разрушено этими испытаниями, и второй раз в своей юной жизни Екатерина оказалась женой инвалида. Это была жизнь, в которой долг намного превосходил какие-либо удовольствия, но бывало и вознаграждение — не слишком долгие периоды пребывания в лондонской резиденции лорда Лэтимера Чартер-Хаус Ярд. В Лондоне было больше хороших врачей, чем в Йоркшире, и не следовало пренебрегать возможностью поправить дела Невилла, возобновив приватные придворные контакты. Екатерина подружилась с принцессой Марией, а также с несколькими членами семьи Сеймуров[200]. Восхождение Ховардов в период краткого царствования пятой королевы Генриха и склонность к религиозной ортодоксии бросили их политических оппонентов в объятья реформаторов, и к 1542 году Сеймуры явно заинтересовались евангелическим гуманизмом. Во время длительной последней болезни своего мужа Екатерина начала изучать латинский язык. Она также поддерживала отношения с Томасом Сеймуром, младшим братом графа Хертфорда, хотя неизвестно, связаны ли между собой эти два факта. К началу 1543 года ее жизнь стала особенно трудной. Мог или не мог умереть лорд Лэтимер в ближайшем будущем, но в этот период и совесть, и присущая ей осторожность требовали, чтобы она сохраняла вид доброй и верной жены. С другой стороны, двое мужчин, помимо мужа, стали проявлять к ней повышенный интерес. Первым был Томас Сеймур, который, возможно, был влюблен и определенно имел виды на богатую вдову; вторым был король. О характере влечения к ней Генриха можно только догадываться. Ее привлекательность составлял явно не изощренный ум, который так пленил его в Анне Болейн. Не было в ней и того особого животного магнетизма, который потянул его к Екатерине Ховард. Пыл короля был израсходован, и его некогда великолепное тело стало тучным. Екатерина во многих отношениях была полной противоположностью своей предшественницы, и, быть может, ее достоинство и спокойное самообладание сначала пробудили его интерес. Она еще не была пригодна в жены, так как Генрих сделал свои первые авансы, когда лорд Лэтимер был еще жив, а его первый подарок ей, о котором известно, был направлен 16 февраля, за две недели до смерти ее мужа[201]. Это не была и очередная придворная интрижка, потому что, даже если бы Генрих все еще склонен был к таким выходкам, ни одна женщина не осмелилась бы реагировать так, как в прошлом это делали Анна или Джейн.
Бракосочетание Генриха VIII и Екатерины Парр, 12 июля 1543 годаЭта потенциально сложная ситуаций частично разрешилась 2 марта смертью Джона Новилла. При других обстоятельствах через положенное время Екатерина наверняка вышла бы замуж за Томаса Сеймура. Он, казалось, зажег в ней огонь, который притушили два неудачных брака, но не загасили окончательно. Но как бы то ни было, король неизбежно претендовал на первенство. Когда Генрих раскрыл свои намерения, неизвестно, но, вероятно, до середины июня, потому что с этого времени заметили, что леди Лэтимер и ее сестра Анна Герберт весьма многозначительно приближены ко двору. При любых обстоятельствах это ставило Екатерину перед жестокой дилеммой. В определенном смысле ей меньше всего нужен был третий неудачный брак, а король в это время превратился в уродливую карикатуру на того страстного любовника, каким он был десять лет назад. Сеймур был гораздо более привлекательной перспективой, но невозможно было выйти замуж за него, пренебрегая желанием короля. Она могла бы отказать им обоим, но брак с королем явно имел свою собственную притягательность. В тридцать один год Екатерина хорошо владела собой, а поскольку она дважды овдовела, никто не ожидал от нее девственности, так что ей нечего было бояться тех опасностей, которым подверглись две ее предшественницы. В то же время она, кажется, убедила себя, что Генрих воплощает ее истинное призвание. Четыре года спустя, когда смерть короля освободила ее для четвертого брака, она писала Сеймуру:
