под сводом, и в этот момент увидел вновь прибывшую группу: ему показалось, что среди них мелькнул силуэт его отца. Сердце его затрепетало. Может ли это и впрямь быть его отец? Тогда как он смог преодолеть такой длинный путь до самого убежища? И тем более как он смог покинуть постель?.. Он прошёл до конца свода, пробиваясь через взволнованные толпы людей. В мерцании света он увидел всю семью в сборе: отца, мать, Аишу и Умм Ханафи!.. Направился к ним, остановился и прошептал:
— Это я, Камаль!.. У вас всё в порядке?
Отец не ответил ему. Изнеможённый, он приткнулся спиной к стене свода между матерью и Аишей. Мать произнесла:
— Камаль?.. Слава Аллаху. Ужасно всё это, сынок. На этот раз не так, как обычно. Нам показалось, что дом того и гляди обрушится на наши головы. Господь наш дал сил твоему отцу, и он встал и пошёл вместе с нами. Я не знаю, ни как он пришёл, ни как мы пришли…
Умм Ханафи пробормотала:
— Милость Господня на нём. Какой ужас творится! Да смилостивится над нами Всемогущий…
Аиша внезапно закричала:
— Когда же замолчат эти пушки?!
Камалю показалось, что её голос свидетельствовал о том, что нервы у неё на пределе, и потому он подошёл и взял её руки в свои, словно к нему вернулась утраченная сила духа, едва он оказался среди тех, кто ещё более нуждался в успокоении. Пушки всё так же стреляли в бешеном ритме, хотя темп их начал неощутимо ослабевать. Камаль повернулся к отцу и спросил его:
— Как ваше состояние, отец?
Отец слабым шёпотом ответил:
— Где ты был, Камаль?.. Где ты находился, когда произошёл воздушный налёт?
Он успокаивающе заверил его:
— Я был поблизости от Красных Ворот. Как вы?
Отец дрожащим голосом сказал:
— Один Аллах ведает… Как я оставил свою постель и помчался по улице сюда?.. Только Аллаху известно… Я ничего не чувствую… Когда всё вновь станет как было?
— Мне снять пиджак, чтобы вы могли сесть на него?
— Нет. Я могу постоять. Но когда же всё вернётся в прежнее состояние?
— Кажется, воздушный налёт прекратился. А что до вашего внезапно подъёма, то не бойтесь. Такие сюрпризы часто творят чудеса во время болезни!..
Едва он закончил говорить, как землю сотрясли три последовательных взрыва, за которыми раздались бешеные выстрелы зенитных пушек. Своды убежища наполнились воплями:
— Это прямо у нас над головой!
— Заявите о том, что нет Бога, кроме Аллаха…
— Молчите, чтобы не стало ещё хуже!
Камаль высвободил руку Аиши, чтобы взять за руку отца. Он делал это впервые в жизни. Руки отца дрожали, как и руки самого Камаля. Умм Ханафи распласталась на земле и завопила. Чей-то нервный голос яростно закричал:
— Прекратите вопить! Я убью любого, кто будет вопить!..
Но вопли стали ещё сильнее. Выстрелы зениток теперь слышались один за другим, и в ожидании новых ударных волн нервное напряжение людей нарастало. Ожидание новых сотрясений и взрывов удушало их.
— Бомбардировки закончились!..
— Они остановятся, только чтобы начаться заново…
— Они далеко. Если бы это было близко, вокруг нас не осталось бы ни одного целого дома!
— Бомбы упали в квартале Ан-Нахасин!
— Это тебе так кажется, а вдруг они упали на складе боеприпасов?!
— Эй вы там, слушайте! Разве пушки не затихли?
Да, стрельба затихла, и слышалась теперь только издалека. Потом она стала прерывистой, слышной совсем далеко, и наконец между первым и вторым выстрелом наступил интервал в целую минуту. Воцарилась тишина, распространилась и окрепла. Скованные языки наконец получили свободу, пока молчание не нарушил плачущий в надежде шёпот, который становился всё громче и громче. Люди принялись вспоминать о множестве вещей и вновь оживать. Они переводили с осторожным облегчением дыхание, пока Камаль тщетно пытался разглядеть лицо отца после того, как на мгновение замерцал свет, а потом над ними нависла тьма…
— Отец, всё успокаивается…
Мужчина не ответил, а лишь пошевелил руками, которые всё ещё держал сын, словно желая убедить его, что всё ещё жив…
— Вы в порядке?
Он снова зашевелил руками. Камаль почувствовал такую грусть, что у него чуть не брызнули из глаз слёзы.
Тут раздалась сирена, отменявшая сигнал тревоги…
Со всех сторон убежище наполнилось ликующими криками, похожими на те, что издают дети во время стрельбы из пушек по праздникам. Вокруг стало шумно, люди задвигались то тут, то там, захлопали двери и окна, послышались нервные голоса, а затем собравшиеся в убежище начали покидать его один за другим. Камаль глубоко вздохнул и произнёс:
— Вернёмся…
Отец положил одну руку на плечо Камаля, а другую на плечо Амины и зашагал между ними к выходу. Они начали было расспрашивать его о самочувствии и о возможном влиянии этого опасного приключения, но господин Ахмад остановился и слабым голосом сказал:
— Я чувствую, что мне нужно присесть…
Камаль предложил ему:
— Позвольте мне понести вас…
Отец измученно ответил:
— Ты не сможешь…
Однако Камаль поднял его, обхватив одной рукой за спину, а другой — за ноги. Ноша его не была лёгкой, но то, что осталось от отца к тому времени, в любом случае, было нетяжело. Он пошёл очень медленно вперёд, а остальные тем временем с опаской следовали за ним. Внезапно Аиша разрыдалась, и отец уставшим голосом сказал ей:
— Не стоит срамиться!
Она закрыла рукой рот, и когда они дошли до дома, Умм Ханафи помогла Камалю нести господина. Вместе они медленно и осторожно подняли его по лестнице. Он хоть и покорился, однако его бормотание и постоянные мольбы о прощении свидетельствовали о дискомфорте и печали. Наконец они аккуратно
