пытался анализировать и изучить ситуацию, будто кончина отца могла дать ему пищу для размышлений и служить источником познания. Это лишь усилило его скорбь и боль.
Меду тем конвульсивные движения груди и предсмертный хрип отца стали ещё интенсивнее. Что это? Он пытается встать? Или заговорить? Или обращается к кому-то невидимому?.. Рассуждает о чём-то? Или боится?… Ох…
Отец издал глубокий хрип и голова его упала на грудь.
Аиша закричала изо всех сила: «Отец!.. Наима!.. Усман!.. Мухаммад!», и Умм Ханафи бросилась к ней и мягко отстранила её назад. Мать подняла своё бледное лицо на Камаля и жестом попросила выйти из комнаты. Однако он не пошевелился, и тогда она в отчаянии прошептала:
— Позволь мне выполнить свой последний долг перед твоим отцом…
Он сдвинулся с места и вышел из комнаты в гостиную, где Аиша выла, упав на диван. Он подошёл и сел на диван напротив неё. Умм Ханафи вошла в комнату, чтобы помочь хозяйке, и закрыла за собой дверь. Рыдания Аиши Камаль не мог вынести, и встал, начав мерить шагами гостиную из конца в конец, не обращаясь к сестре ни словом. Время от времени он поглядывал на закрытую дверь, затем с силой сжимал губы, и спрашивал себя, почему смерть кажется нам такой странной вещью? Всякий раз, как он собирался с мыслями, чтобы подумать, они вновь рассеивались, и им овладевало волнение.
Отец — даже после своей отставки — наполнял собой жизнь всей семьи. Нет ничего странного в том, если завтра Камаль уже не застанет этот дом таким же, как прежде, а его жизнь больше не будет такой, к которой он привык. С этого момента он должен подготовиться к новой роли. Он всё больше и больше расстраивался от рыданий Аиши и даже задумался о том, чтобы заставить её замолчать, однако так и не сделал этого. Он лишь дивился тому, откуда у неё эти чувства, ведь ещё совсем недавно она казалась совсем сухой и отстранённой. Он снова задумался о том, что отец его исчез из этой жизни, но как же трудно было представить такое! Затем он вспомнил его последнее состояние, и скорбь наполнила его сердце. Перед глазами его предстало лицо отца в полном расцвете сил и блеске, и он почувствовал глубокую жалость ко всем живым существам. Но когда же прекратится вой Аиши?!.. Разве она не может плакать как и он — без слёз?!
Дверь в комнату открылась, и оттуда вышла Умм Ханафи. Из-за двери, прежде чем она вновь закрылась, до Камаля донёсся плач матери, и он понял, что она выполнила свой последний долг перед отцом и вовсю отдалась слезам. Умм Ханафи подошла к Аише и твёрдо сказала:
— Хватит плакать, госпожа…
Затем она обратилась к Камалю:
— Уже занялся рассвет, господин. Поспите хотя бы немного, ведь у вас впереди тяжёлый день завтра…
Затем больше не в силах говорить, она заплакала и вышла из комнаты, обронив на ходу сквозь всхлипывания:
— Я отправляюсь в Суккарийю и в Каср аш-Шаук, чтобы объявить эту чёрную новость!..
* * *
В дом поспешно прибыл Ясин, за ним Зануба и Ридван. Затем тишину улицы нарушил голос Хадиджи, с приходом которой в доме загорелся настоящий огонь эмоций: воедино слились вопли, рыдания, плач. Мужчины не могли показывать свои слёзы перед женщинами на первом этаже и потому поднялись в библиотеку, где молча уселись с мрачным видом. Наконец Ибрахим Шаукат сказал:
— Нет силы и могущества, кроме как у Аллаха. Воздушный налёт стал концом для него. Да смилостивится над ним Аллах. Он был таким человеком, каких мало…
Ясин не смог сдержаться и заплакал. Тут и у Камаля потекли слёзы. Ибрахим Шаукат продолжил:
— Засвидетельствуйте, что Бог един. Отец покинул вас, когда вы стали зрелыми мужчинами…
Ридван, Абдуль Муним и Ахмад смотрели на плачущих скорбно, угрюмо с некоторым удивлением. Слёзы обоих братьев вскоре высохли и они замолчали. Ибрахим Шаукат сказал:
— Скоро утро. Подумаем о том, что нужно сделать…
Ясин печально и односложно ответил:
— Тут нет ничего нового для нас, мы уже много раз проходили через это…
Ибрахим Шаукат заметил:
— Похороны должны быть достойными его статуса…
Ясин подтвердил:
— Это самое меньшее, что нужно сделать!
Тогда заговорил Ридван:
— Улица перед домом слишком узкая, чтобы там поместились траурные шатры, лучше поставить их на площади Дома Судьи…
— Однако обычно шатры помещают перед домом покойного!..
Ридван сказал:
— Здесь место не такое уж важное, да и потом там шатры посетят министры, депутаты и сенаторы!
Присутствующие поняли, что он намекает на своих знакомых, и Ясин, не придавая этому значения, ответил:
— Значит, поставим их там…
Ахмад задумался о том, какую роль поручат ему, и сказал:
— Мы не сможем опубликовать траурное объявление в утренних газетах…
Камаль сказал:
— Вечерние газеты выйдут примерно в три часа по полудни, давайте проведём похороны в пять часов…
— Давайте. Кладбище в любом случае недалеко…
Во время разговора Камалю пришли на ум странные мысли: ещё сегодня в пять часов отец слушал в постели радио, зато что будет в то же время завтра…! Он будь рядом с Фахми и двумя маленькими детьми Ясина. И что осталось от Фахми? Жизнь не ослабила старинного желания Камаля заглянуть в могилу. Интересно, действительно ли хотел его отец сказать что-то в последнюю минуту, как он представлял себе? Что он хотел сказать?
Ясин повернулся к нему и спросил:
— Ты присутствовал в то время, когда он умер?
— Да. Это случилось сразу после вашего ухода.
— Он мучился?
— Я не знаю. Да и кто знает, брат? Но это длилось не более пяти минут…
Ясин глубоко вздохнул и
