соратник по Липицкой и многим другим битвам воевода Ярун Половчанин.
После Киева его путь лежал во Владимир к самому могущественному северо-восточному русскому князю Юрию Всеволодовичу.
Верные нукеры Чингиз-хана
…Немного не доходя северного берега Сурожского моря, тумены остановились. Вдали сплошной стеной желтели прибрежные камыши.
Субедей-багатур приказал найти какого-нибудь рыбака-оборванца, который может рассказать про это огромное озеро, уходящее за горизонт так, что его дальних берегов не различишь.
Монх-Оргил послал десяток воинов, которые вскоре привели высокого человека с длинной бородой, на косматой голове заячий треух, одет в потрёпанный охабень и пошевни.
– Кланяйся непобедимому! – сказали ему сурово, он торопливо стал на колени.
– Поднимите его! – велел Субедей. – Мне не пленник нужен, а тот, кто расскажет, что это за вода. – Он повёл рукой вокруг себя. – Много ли рыбы, какая, и можно ли её есть. – Как тебя зовут? – спросил по-кипчакски.
– Варун, – услышал в ответ.
– Ты кто?
– Я – рыбак, великий господин. Здесь, на этих берегах, все рыбаки…
– Расскажи мне про это. Говори правду, тогда я тебя вознагражу достойно.
Субедей уселся на седло, застеленное белой кошмой, махнул рукой рыбаку.
– Никакой награды мне не надо, господин, – отвечал Варун. – Поведаю всё о нашем море, только прикажи своим воинам не трогать рыбарей, мы принесём тебе рыбы столько, сколько скажешь.
– Разрешаю присесть, – ответил Субедей. – И начинай говорить.
– Это всё есть Сурожское море, великий господин, оно известно с давних пор. Древние народы его называли Меотийским болотом.
– Кто такие древние народы? – встрепенулся Субедей.
– Они очень давно жили, – ответил Варун. – Греки в основном.
– Неважно, – поморщился полководец, – наш великий каган мощнее и величественней всех! Все лягут у порога его золотой юрты. Говори!
– Наше море и вправду неглубоко, не более семи метров. Сюда впадают Дон, Кубань, Кальмиус… Здесь так много рыбы, что даже ребёнок на один крючок может наловить столько, что хватит на большую семью.
– Это хорошо! – воскликнул полководец. – Голодать – плохо… Продолжай.
– Есть у нас белуга, осетр, однобокая камбала с колючими шипами, лобан. Прочая рыба у нас называется – бель, разнорыбица. Вялим, солим, коптим впрок. Соль своя, под рукой, в Тьмутаракани. Море нас кормит, мы его любим…
– Хорошо! – ответил Субедей. – Мне твой рассказ понравился, всё в нём ясно и коротко, ты можешь идти… Монх-Оргил, проводи его, и пусть никто не причинит вреда этим рыбакам. И пусть мне ставят юрту на самом берегу! А вечером я хочу попробовать дары этого моря.
Среди монголов нашлось немало тех, которые в далёкой Монголии жили на берегах «золотого Онона и голубого Керулена». Они радостно взялись за добычу рыбы, потому что успели изрядно соскучиться по любимому ремеслу. В течение нескольких месяцев монгольские воины вкушали дары Сурожского моря, многим это нравилось после однообразной конины, баранины и говядины.
Субедей, убедившись, что Варун говорил правду, стал уважительно называть Сурожское море Балык-денгиз (Рыбное море) и Чабак-денгиз (Чебачье, Лещиное море).
Шатер Субедея поставили на берегу моря. Никто не знал, почему полководец распорядился именно так и что это за тоска степняка по морским волнам.
Джебе стал немного дальше – в верховьях тихой, никому не известной речушки, урусуты и кипчаки называли её то ли Кальчик, то ли Калка. Название глупое, ничего не значащее.
Три тумена расположились так, что остриё атаки, если возникнет необходимость, направлено на угрюмых, бородатых урусутов – на северо-западе, и всё ещё рыскающих по степи кипчакских разбойных шаек – на северо-востоке.
Лагеря со всех сторон патрулировались дозорами. А далеко в степь, к основным тропам, ведущим в земли урусутов и ляхов, булгар и угров, высылались сторожевые посты, которые останавливали и проверяли всех, кто проходил мимо.
Что-либо знавших об урусутских городах отправляли к Субедею или Джебе, остальных обирали до нитки и отпускали. Впрочем, такая свобода без одежды, коня и еды равнялась смертному приговору.
Волю повелителя Субедей выполнил: меркиты уничтожены, кипчаки разбиты и рассеяны. Степь эта, хоть и похожа на монгольскую, имеет свои законы, места укрытий и системы ловушек, что и позволяет многим кипчакам успешно скрываться до поры до времени, подстерегая зазевавшихся монголов.
Против воинских формирований, даже небольших, они выступать не решались, но трепали и грабили тех, кто занимался снабжением войска кормами и продовольствием, добивали раненых и отставших, предварительно вдоволь над ними поглумившись.
«Куда катится мир? – озабоченно соображал Субедей. – Честная драка уже никого не интересует».
В самом деле, эти просторы напоминали ему далекие любимые степи. Такие же небольшие озерца, поросшие многолетними травами и ядовито-зелёным камышом, ковыль во все стороны, ковыль, чем-то очень похожий на это волнующееся море с мутными водами.
Зимой монгол не воюет, не грабит, не убивает, зимой он отдыхает в юрте с жёнами и детьми. Воину отдых необходим, потому что наступление весны всегда сулит ему походы, битвы, добычу.
Субедей помнил, что многие из его людей воюют с 1208 года, вместе с ним вторгались в империю изнеженных и ленивых каракитаев. А в завоевании Хорезма участвовали почти все. Им надо хорошенько отдохнуть. Сейчас они едят мясо каждый день, отборную рыбу, валяются на коврах и войлоках и удивляются: не звучат трубы, не свистят стрелы, не кричат, умирая, враги.
Ханы-тысячники часто выезжают на любимую охоту с соколами, благо дичи здесь много; устраивают байгу, испытывая коней, которых теперь – табуны.
Многим долгое стояние на месте не нравилось, они всё время рвались в бой, только железная воля полководца удерживала этих испытавших и повидавших в жизни так много, что чувство страха в них улетучилось насовсем.
Если монгол кого-то боится и беспрекословно исполняет приказы, то это его военачальник.
Так прописано повелителем в Ясе.
Чингиз-хан для Субедея был настоящим божеством. Единственный и могучий, он видел насквозь весь мир, и каждый монгол от рождения обязан быть его верным сыном и храбрым багатуром.
Он предусмотрел всё, даже для их похода. Лагерь устроен так, как повелел владыка. Тысячи расположены меж холмов, дабы укрываться от ветра. Каждая тысяча ставит юрты кольцом, в середине которого юрта тысячника, с бунчуком из конских хвостов.
Субедей знал, что тумен Тохучара сейчас находится в Персии, нойон получил приказ самого повелителя незримо сопровождать основные силы разведкорпуса, защищая от опасных проникновений персов или остатков армии Хорезма, в бой вступать только при непосредственной опасности уничтожения.
Тохучару сейчас воевать не с кем, все враги повержены, а вот если он станет и дальше двигаться по следам Субедея, у него будет несколько интересных стычек. Хорошо. Монгол любит драку. Вот и
