тот, кто объединит их разрозненные отряды в кулак? Хватит одного сильного и умелого удара, чтобы покончить с нашим славным боевым походом.
Нойон промолчал, потому что был монголом, а основная цель жизни любого монгола – повиновение своему военачальнику.
Но обиду затаил.
И даже стал вынашивать планы мести. Но какой? И как осуществимой?
По ночам, уткнувшись лицом в душную, пыльную кошму, скрежетал зубами и повторял в бессильной ярости: «Это ведь я придумал! Я должен был повести воинов, взять город, ограбить его и стяжать великую славу! А теперь вся слава достанется Субедею. Опять Субедею!»
В набег на Сугдею тумен повели Очирбат и Ганибек, но главным, конечно, оставался Субедей. Более половины воинов составляли лёгкую кавалерию. Их атаки стремительны, передвижение – как мановение бровей темника, то есть для вражеских стрел и мечей они почти неуязвимы.
У монголов для жалящих укусов издавна существовали легкоконные формирования с соответствующим вооружением: стёганые ватники вместо кольчуг, кожаные шлемы, деревянные щиты, луки со стрелами, сабли да арканы.
В свите Субедея, рядом с его таргаудами, находились Урянхатай и Бату-хан. Царевич радовался, что непобедимый взял его в набег. Время, проведённое среди суровых воинов, не прошло для Бату напрасно. Он наряду со всеми терпел лишения и тяготы походной жизни, научился безропотно подчиняться приказам, находя в этом подтверждение словам своего великого деда, что «железная дисциплина – основа любой победы». Он с жадностью ловил любое слово Субедея, любое его распоряжение и указание, неважно – для целого тумена или отдельного воина, безоговорочно признавая в нём мудрого и прозорливого военачальника. Более того, стал пытаться представлять себя темником… Пока получалось плохо, то и дело в воображении возникали безнадёжные ситуации, из которых нелегко найти выход.
За участие в походе Бату был благодарен своему деду. Раз и навсегда он перестал быть изнеженным царевичем и уже этим выгодно отличался от других внуков «повелителя всего сущего на земле».
Бату огрубел душой, в которой больше не было места милосердию; перестал жалеть врагов. В шестнадцать лет сабля в его тонких руках являлась грозной силой. Словом, он превратился в настоящего воина-монгола. Голос изменился, лицо обветрилось, стало жёлто-серым; над верхней губой пробивалась бледная растительность.
Чингиз-хан не без умысла послал внука именно к Субедею. «У него есть чему поучиться», – сказал при этом. Вот Бату и учился, ещё серьёзно не предполагая, что в будущем пригодится. Ему нравилось военное дело. Особенно поражало, каким единым и послушным бывает огромное количество свирепых воинов в руках настоящего полководца. И он дал себе слово стать именно таким.
К самому Субедею, как простой воин, он приближаться не смел, поэтому непонятное выпытывал у своего опекуна Урянхатая.
Ганжуур исправно ходил в караулы, участвовал в стычках, не прячась за чужими спинами… И вскоре почувствовал, что к нему стали относиться по-товарищески, как к воину… Именно это и стало для него самым ценным.
Тумен передвигался бесшумно и быстро, не отвлекаясь на небольшие разбойные шайки, иногда появлявшиеся из-за сопок и холмов. В аулы и поселения не входили, если с их стороны не летели стрелы.
А они не летели ниоткуда, люди прятались…
Субедей был доволен. Всё получалось именно так, как предполагал Джебе.
«Грызёт в ярости рукоять собственного меча, – с удовольствием думал Субедей. – Не надо становиться выше, чем распорядилась судьба и повелитель. Ничем себя толком не проявив, нельзя стремиться быть тем, о котором все судачат без умолку».
…Лишь раз остановились в большой долине дать отдохнуть лошадям.
И как-то сразу сделалось непривычно тихо без шуршания копыт о траву, звяканья уздечек, покрикиваний военачальников. Только полыхали костры и звёзды мигали совсем близко.
Монх-Оргил уже несколько раз присылал вестовых, в донесениях которых не содержалось и намёка на угрозу противодействия.
Впереди монголов, обгоняя их стремительное движение, от села к селу неслась ужасающая весть, что идут безжалостные сыроядцы-язычники, которые жгут всё, что попадается на пути, уничтожают всех, кто встретится.
Уже Сугдея бурлила и трепетала. Жители этого небольшого приморского городка собирали пожитки и укрывались, кто в горах, кто спешил в порт, чтобы отплыть с ближайшим кораблём в Малую Азию, кто в неприступную крепость, окружённую со всех сторон отвесными скалами.
Фряжские наёмники пили вино в городских тавернах и бесстрашно потрясали полупустыми кружками, мол, надейтесь на нас, мы дадим отпор непрошеным гостям.
Половецкие отряды, находящиеся в Сугдее, точили мечи и проверяли запасы стрел.
Корабельщики терпеливо дожидались попутного ветра, чтобы побыстрее убраться из гавани, почему-то сразу сделавшейся неудобной и неуютной.
…Когда монголы подошли к Сугдее, город оказался безлюден. Тихо лежал он на холмах, белел зданиями, блестел макушками церквей и соборов.
С западной стороны в распадке гор лежала грозная крепость с высокими стенами, бойницами в них, огромными двойными воротами; в южной части, которая выходила к морю, плескались на волнах десятки покинутых кораблей и тоже белели – парусами.
«Какой красивый город, – подумал Субедей. – Какой богатый город! И какие в нём беспечные правители – ни войска, ни конницы… Неужели их никто и никогда не грабил? Эх, люди, люди! Защищать надо свои города, жизнь отдавать за них, чтобы твои дети и внуки могли беспечно бегать по этим улочкам…»
Он даже не подозревал, что в это время конные кипчаки и генуэзские наёмники, которые любили деньги, сражались за деньги, но не любили умирать за деньги, по-прежнему бесстрашно потрясают кружками с вином, но… уже внутри крепости.
Субедей призвал Очирбата и Ганибека.
– Отправьте самых быстрых и толковых воинов, пусть обыщут дома. Если кого найдут, пусть не убивают, а гонят к морю, где стоят корабли.
– Непобедимый, прикажешь штурмовать крепость? – поинтересовался Очирбат.
– Зачем? Здесь и так всё наше. Мы пришли сюда за добычей, и нам никто не мешает её взять. Крепость штурмовать не будем, там укрылись трусы.
Бату-хану и Урянхатаю повелел приблизиться.
– Воин добывает себе имя в смертельных схватках, – пояснил им. – Но наступает время, когда имя звучит впереди, звучит так, что люди и даже города сдаются без боя. Наш повелитель сделал нас такими, чьё имя бежит впереди и повергает города в ужас и трепет.
Воины склонили головы.
– Поезжайте к морю и хорошенько осмотрите эти корабли, особенно то, что есть у них внутри.
Добыча оказалась огромной. Местные жители, не успевшие надёжно укрыться от завоевателей, несколько дней разгружали корабли, уже готовые отчалить в Византию, Венецию, Северную Африку. Их трюмы были набиты товарами, которые доставлялись по Великому шёлковому пути, и теми, что шли из западных стран
