для торговли с Востоком.
Было взято: французского и английского сукна, оружия, женских украшений, ювелирных изделий; из Египта и Сирии – хлопковых тканей, ладана, фиников; из Индии – кашемировых тканей, драгоценных камней, пряностей; из Китая – шёлка.
Много досталось и русских товаров – меха, кожи, зерно, льняной холст, мёд, воск, пенька.
Со всего города и окрестностей собирали тягловых лошадей, телеги и возы, на которые загружали бесчисленные тюки, рулоны, упаковки, ящики. Пленённых сугдейцев сделали возчиками и велели править к перешейку, соединяющему Крым с Диким полем. Некоторые сопротивлялись, не желая уезжать. Таких убивали на месте.
Монголы уходили, город загорелся. Субедей такого приказа и не отдавал, значит, просто по чьей-то неосторожности.
Пожар заставил сугдейцев выбираться из крепости, спускаться с гор и тушить дома, спасая уцелевшие пожитки.
Все дружно проклинали не монголов, а кипчаков за их трусость и нежелание оборонять город, который исправно платил дань, и фряжских наёмников. Но те дружно запротестовали, клянясь, что их задача – защищать не город, а крепость.
Это был первый набег монголов на Крым.
Сугдея пострадала незначительно, большинство домов были каменными, их быстро восстановили.
Огромный ущерб понесли купцы и корабельщики, их склады и трюмы были полностью «очищены» от товаров.
Джебе часто выезжал один далеко в степь. Про бесстрашие нойона, граничащее с бесшабашностью, монгольские воины часто говорили меж собой. Это правда, он ничего в жизни не боялся, кроме всевидящего ока повелителя и насмешек Субедея, на которые не находил ответа.
…Было тепло. В этих краях степь начинает оживать уже во второй половине февраля-лютеня.
Время отдыха и безделья кончается. С возвращением Субедея начнётся подготовка к новым походам и битвам. И кто знает, сможет ли он, Джебе, проявить себя снова?
Он хорошо помнит того – лучшего охотника из племени тайчиутов, которого звали Джиргоадай. Он был из простолюдинов, но меткий глаз и верная рука позволили ему стать одним из самых метких среди лучников.
Воинская слава Джебе у Чингиз-хана всходила стремительно. Но истинно звёздным часом он считал присоединение Каракитайского государства к Монгольской империи.
Его тумен преследовал найманского хана Кучлука, захватившего власть у каракитаев. Народ был этим недоволен и выступил на стороне монголов в битве…
И какова награда? Участие в походе, в котором не встретилось ни одного достойного противника. А ведь все основные схватки, дающие славу и богатство, проходят сейчас в Китае и Средней Азии.
Но в этом году его слава заново воссияет!
Джебе в это верил.
Джиргоадай сомневался…
Возвращались не спеша. Обоз растянулся на многие вёрсты и затруднял движение.
Субедей послал тысячу Очирбата вперёд – проверять дороги. Воины вихрем пронеслись по округе.
Сотню Монх-Оргила тысячник отправил к месту впадения Дона в Сурожское море. Проскакав много часов, воины наткнулись на небольшое поселение у самого устья.
Высокие бородатые люди ловили рыбу, конопатили лодчонки и даже управляли ветхим паромом, перевозя каких-то путников с берега на берег. Увидев монголов, люди не стали хвататься за оружие, видимо, уже были наслышаны о неведомых всадниках.
– Да здесь большое поселение! – воскликнул сотник. – Вы кто такие бесстрашные?
– Мы зовёмся бродники, – ответил по-кипчакски их главный, огромный мужик с огненно-рыжей бородой. – Живём подальше от всех, бежали от княжеской воли.
– Бродите, значит? Скрываетесь от своего господина?
– Мы сами себе хозяева… А вы и есть те самые страшные монголы?
Монх-Оргил засмеялся.
– Мы и есть самые страшные! Всем говори, что здесь были монголы и они очень страшные.
– Если вы против русских князей и против кипчаков, тогда мы за вас!
– А ты сам кто?
– Кликать Плоскиня, я здешний воевода…
– Ладно, воевода Плоскиня, – ответил сотник, поняв, что врагов нет, – я скажу своему тысячнику, он решит, как быть с тобой и твоими людьми.
Далеко в степи, в той стороне, где начинаются рубежи русских княжеств, тысячник Очирбат увидел большое количество конников. Самые зоркие воины доложили, что различают красные кипчакские бунчуки и разномастные стяги русичей.
Тысячник послал десяток с приказом проследить пути их передвижений, а если станут уходить, не преследовать.
Вернувшись, десятник доложил, что урусуты и кипчаки ушли в сторону Половецкого вала, намерения вступать в драку не имели.
По его мнению, это были сторожевые заставы.
Очирбат отправил гонца к Субедею. Хотел оповестить и Джебе, благо место основной стоянки было недалеко, но поостерёгся.
Во время пути Субедей много времени проводил в беседах с Бату-ханом, милостиво разрешив слушать и Урянхатаю.
– Мой отец Чжарчиудай сам отвёл меня к повелителю, который его называл анда-побратим. Старший брат Джэлмэ уже служил ему, даже успел показать своё бесстрашие и доблесть. Отец был простым кузнецом и всегда хотел, чтобы его дети стали большими людьми… Вот мы и стали псами потрясателя вселенной. Мы бросили к порогу его золотой юрты много народов и стран. Скоро и урусутов приведём на аркане, пусть только даст приказ. Мои дети тоже не последние люди. Кукуджу – тысячник.
Он с неодобрением посмотрел на Урянхатая.
– Второй мой сын пока только десятник, но и это великая честь.
– Непобедимый, – сказал Бату-хан, – как только я сяду на трон своего деда, Урянхатай всегда будет рядом со мной, как настоящий анда.
«Значит, сыну никогда не стать темником, – с тоской подумал Субедей, – потому что тебе никогда не стать наследником повелителя».
Однако с чувством склонил голову перед Бату. Потом стал рассказывать о своих первых походах, о завоевании Северного Китая, о походах в царство каракиданей…
Урянхатай с тревогой смотрел на отца, таким словоохотливым он ещё не бывал. У монголов говорят, что сказанное слово всегда можно истолковать по-разному, а несказанное – нельзя…
Субедею было искренне жаль этого бедного подростка из именитой семьи. Отеческой опеки его лишили рано, поручив воспитание китайскому мудрецу, каких много вертится у трона. Да и, честно говоря, немногое мог дать своему сыну Джучи-хан: слишком мягок, любит читать китайские свитки, битвам с врагами предпочитает соколиную охоту. Братья Чагатай и Угэдей никогда его родным не признавали. Тулуй, который родился в бытность Темуджина в чжурчженьском плену, был для них и ближе, и роднее. Почему? Слишком независим Джучи, даже Чингиз-хана сторонится… Отсюда и к нему отношение. Такое же будет и к Бату-хану. У него нет настоящих друзей, нет родных. Жаль, хороший багатур мог бы из него получиться. И Урянхатая с ним не отправишь, сожрут придворные лизоблюды. Пусть лучше здесь остаётся, если надо – погибнет смертью героя. А вот если