твоего брата!
Хадиджа повысила голос:
— Я это знаю, к сожалению!
— Её прошлое забыто! Кто о нём теперь вспомнит?! Она теперь такая же уважаемая женщина, что и ты!
Она грубо сказала:
— Она не такая же как я, и никогда не будет такой же!
— А чем она хуже?! Мы узнали её ещё в детстве, и она была дамой, уважаемой во всех смыслах этого слова. Если человек покаялся и ведёт себя правильно, то грехи его прошлого стираются. И единственный, кто напоминает ему об этом потом, это…
Он замолчал. Мать, с сожалением покачав головой, сказала:
— Да? Расскажи, какая я! Оскорби свою мать из уважения к этой женщине, которая с таким успехом смогла выесть твои мозги. А я-то всё задавалась вопросом, что стоит за этими частыми приглашениями на ужин в Каср аш-Шаук, и вот ты сам вывалил на нас эту новость, как ушат с холодной водой!
Абдуль Муним в гневе перевёл взгляд на отца и брата и спросил:
— Разве такие слова достойны нас? Что вы думаете об этом?!
Зевнув, Ибрахим Шаукат ответил:
— Нет необходимости во всех этих прениях. Абдуль Муним всё равно женится — не сегодня, так завтра, и тебе самой этого захочется. Карима прекрасная и милая девушка, и незачем устраивать всю эту шумиху…
Ахмад сказал:
— Мама, ты первая, кто захочет порадовать дядю Ясина!
Хадиджа разгорячилась:
— Все вы против меня, как всегда. Ваш единственный аргумент — это дядя Ясин. Мой брат Ясин. Его первой ошибкой было то, что он не мог найти себе нормальную жену, и его племянник унаследовал от него этот странный темперамент!
Абдуль Муним удивлённо спросил:
— Разве жена дяди не твоя подруга?! Если кто увидит, как вы беседуете по душам, то сразу подумает, что вы родные сёстры!
— А что я могу сделать с женщиной, которая не уступит самому Алленби по части дипломатии? Но если бы это зависело от меня, и не будь я озабочена Ясином, то не позволила бы ей войти в наш дом. И какой результат?.. Зваными обедами она поглотила твой ум ради собственных корыстных целей. И что взамен?
Тут Ахмад обратился к брату:
— Проси её руки, когда пожелаешь. У нашей мамы острый язык, зато сердце мягкое…
Хадиджа нервно засмеялась и сказала:
— Браво, сын!.. Вы полностью отличаетесь друг от друга… И в религии, и в убеждениях, и в политике, однако вы едины в одном — то, что вы оба настроены против меня!
Ахмад ликующим тоном возразил:
— Дядя Ясин самый дорогой человек для тебя. И ты окажешь Кариме самый тёплый приём. Всё дело в том, что ты бы хотела иметь чужую невестку — и всё ради того, чтобы как её свекровь ты могла бы притеснять её. Ну что ж, я выполню твою мечту — приведу тебе невесту из чужой семьи, чтобы ты потешила своё самолюбие!
— Меня не удивит, если завтра ты приведёшь в наш дом танцовщицу! Над чем вы смеётесь?! Мусульманский шейх породнится с певицей. Чего же мне тогда ожидать от тебя, если твоя вера, упаси Боже, вообще сомнительна?!
— Нам и впрямь нужна танцовщица!
Тут Хадиджа вспомнила одну важную вещь:
— Боже мой, а что скажет о нас Аиша?!
Абдуль Муним заявил в знак протеста:
— А что она скажет? Моя жена скончалась четыре года назад. Ей хотелось бы, чтобы я оставался до конца жизни холостым?
Ибрахим Шаукат раздражённо произнёс:
— Не делайте из мухи слона. Всё намного проще. Карима — дочь Ясина, Ясин — брат Хадиджи и Аиши. И с нас этого довольно. Ох. Всё у вас превращается в спор, даже свадьба!
Ахмад украдкой бросил на мать весёлый взгляд, и проводил её глазами, когда она поднялась, словно в бешенстве и вышла из гостиной. Он сказал себе: «Весь этот буржуазный класс не что иное, как связка комплексов. Ему потребуется искусный психоаналитик, чтобы вылечить его от всех этих комплексов. Причём это должен быть такой же искусный аналитик, как сама история! Если бы фортуна была на моей стороне, я бы опередил брата и женился бы. Но ещё одна представительница буржуазии поставила условием своему супругу иметь жалованье не меньше пятидесяти фунтов. Так наносятся раны сердцам из-за каких-то вещей, вовсе не имеющих к ним отношения. Интересно, а что бы подумала об этом Сусан Хаммад, если бы узнала о моих неудачных похождениях?!»
40
Погода была ужасно холодной. Сырой квартал Хан аль-Халили производил не лучшее впечатление зимой, однако сам Рияд Калдас предложил тем вечером отправиться в кофейню Хан аль-Халили, которая была возведена над прежней кофейней Ахмада Абдо. Или, как он сказал: «В конце концов, Камаль научил меня ценить диковинки».
Помещение кофейни было маленьким, двери его выходили на квартал Хусейна. Столики были расставлены по обеим сторонам длинного коридора, который заканчивался деревянным балконом, что выходил на новый квартал Хан аль-Халили.
Друзья сели в правом углу балкона, попивая чай и куря кальян по кругу. Исмаил Латиф сказал:
— Мне дали время всё подготовить, после чего я уезжаю…
Камаль с сожалением спросил его:
— Тебя не будет с нами три года?
— Да, эта авантюра необходима. Огромное жалованье, которое я не могу и представить себе получить когда-нибудь здесь. Да и к тому же, Ирак — арабская страна, не очень-то отличающаяся от Египта…
«После него я останусь один. Он не был мне духовным другом, но был другом на всю жизнь».
Рияд Калдас засмеялся и спросил:
— Ираку не нужны переводчики?
Камаль спросил его:
— А ты
