Екатерина рассмеялась, но как-то устало: должно быть, она уже не раз слышала эти пустые враки и даже отчасти смирилась с ними. Рустему госпожа объяснила, что в юности была воспитанницей священника-вероучителя, иначе говоря – имама, из далекого города Мариенбурга, и что попала вместе с этим священником и его семьей в русский плен, когда город взяли войска Дели Петро. Что в плену она сначала жила в дому у старого военачальника Шереметева, экономкой, то есть домоправительницей, потом попала к светлейшему князю Меншикову, который, увы, обошелся с ней недостойно, но она ему это простила. А потом стала царской лекаркой – то есть смиряла гневные припадки Дели Петро, и за это царь полюбил ее и взял в жены.
Рустем слушал-слушал, а потом сказал госпоже, что она – вторая Роксолана.
– Кто такая Роксолана? – спросила Екатерина, и так заинтересовалась, что даже чашечку с кофием отставила. Вся так и подалась навстречу Рустему, ожидая продолжения рассказа. Юный татарин неторопливо отстегнул саблю и сел у ее ног, на мягкий многоцветный ковер. Персидские ковры, бесспорно, лучше, но и гяуры умеют украшать свои дворцы. Особенно князь Меншиков, почтенный эфенди. У него во дворце такая роскошь, что царская резиденция выглядит по сравнению с ним маленьким, скромным домишком. Видно, Меншиков богаче самого Дели Петро. Потому-то русский царь то и дело ездит к нему то ужинать, то обедать, а то и праздники во дворце своего визиря устраивает. Странное дело! Ни в благословенном Крымском ханстве, ни в Оттоманской Порте такого не бывает. Как может визирь стать богаче самого султана? А Дели Петро – странный царь. Роскошь ему будто совсем и не нужна. Сам вытачивает лампы из слоновой кости, словно простой ремесленник. Сам зубы дерет, словно обычный лекарь. И даже топором на корабельной верфи орудует… Чудеса да и только!
– Так кто же такая Роксолана? – снова спросила Екатерина.
Рустем уселся поудобнее, скрестив ноги, и стал рассказывать. Красиво, цветисто, как певец-шаир при ханском дворе. В дворцовые окна вплывал вечер, искажая очертания вещей, все вокруг становилось зыбким, таинственным, и пряно, тягуче лилась речь Рустема.
– Роксолана была великой царицей, госпожа, и жила она почти два века назад. Так я читал в старинных книгах…
– Читал в старинных книгах? – изумилась Екатерина. – Вот уж не знала, что ты умеешь читать! Ты, сын простого кочевника…
– Я никогда не говорил, что я сын пастуха, моя госпожа, – с достоинством ответил юноша. – Мой отец – тысячник у нашего владыки хана, мои старшие братья – сотники! Да, я простой нукер, но только потому, что это был мой первый поход. И учился я не только владеть луком и саблей, но и читать на языке Пророка, а еще – на языке московитов… Так я рассказывал тебе о Хасеки Хюррем Султан, известной в вашем краю как Роксолана. Она правила Оттоманской Портой наравне с самим султаном Сулейманом, да благословит Аллах его память! В Блистательной Порте ни до, ни после нее не бывало такого, чтобы женщина правила наравне с мужчиной, но Роксолана так влюбила в себя султана Сулеймана, что он позволял ей все. Она выезжала из дворца Топкапы на праздники и охоту, а гяурские живописцы даже писали с нее портреты…
– Портреты? – переспросила Екатерина. – Разве турецким женщинам дозволено открывать лица перед посторонними мужчинами?
– Никому это не было дозволено, кроме Роксоланы, – объяснил Рустем. – Она очаровала великого султана не только своей красотой, но и умом, и стала его соправительницей. А родом она была из гяурских стран, как ты. Из Украйны, которую мы, татары, часто грабим, ибо жители ее часто беззащитны. У них есть смелые мужи, казаки, но эти отважные воины не всегда успевают дать нам отпор. И тогда мы сжигаем села и уводим в плен жителей, а потом продаем их турецким купцам… И детей, и женщин, и тех мужчин, которые не осмелятся скрестить с нами оружие и отдадутся в плен. Таково право сильного. Вот и Роксолана сначала была рабыней, пленницей, почти как ты…
– Я знаю край, о котором ты говоришь… – задумчиво сказала Екатерина. – Мой державный супруг воевал там, когда армия Карла XII вторглась в эти земли. Украйна, Малороссия… Мой отец, Самойло Скавронский, был родом откуда-то из этих мест. Но он служил литовскому гетману Сапеге. Мои родители умерли, когда я была совсем маленькой. Нас с братьями и сестрами взяли по своим домам добрые люди. Я попала к мариенбургскому пастору Глюку. Значит, я и вправду новая Роксолана… Скажи, она была хороша?
– Она была прекрасна, как и ты, госпожа! – восхищенно воскликнул Рустем. – И сначала она попала не в гарем самого султана, а лишь в дом великого визиря Ибрагима. Но Ибрагим не справился с украинской рабыней и отдал ее султану Сулейману.
– И со мной было так… – грустно согласилась Екатерина. – Я стала военной добычей, как и она. И недолго пробыла в доме у великого визиря – то бишь князя Меншикова. А потом меня заметил государь Петр Алексеевич.
– Я долго думал о твоей судьбе, госпожа… – продолжил свою речь Рустем. – И боюсь, что тебя, как и Роксолану, ожидает самое страшное…
– Но самое страшное я уже пережила! – воскликнула Екатерина. – Плен, рабство, позор…
– У тебя две луноликие дочери, госпожа… Нескольких детей ты потеряла… Но недавно родился сын, наследник…
Екатерина испуганно вскочила с кресла и подошла к двери, из-за которой доносилось тихое пение няньки, убаюкивавшей ее долгожданного сына, маленького Петрушу. Взялась было за ручку двери, хотела войти туда, но Рустем остановил ее и снова усадил в кресло:
– С твоим сыном все хорошо, госпожа. Но у него есть враги. Как и у тебя. И главный твой враг – отвергнутая жена Дели Петро. У Роксоланы тоже был такой враг. Первая жена Сулеймана – Махидевран. И ее сын Мустафа.
– Я слыхала, что в Турции есть страшный закон, по которому пришедший к власти принц убивает своих братьев? – тихо, с ужасом и отвращением, спросила Екатерина.
– Это закон Фатиха, госпожа…
– Но у нас в России такого варварского закона, слава Богу, нет! Даже если наследником станет старший сын Петра Алексеевича, он не убьет моих детей! Братья будут помогать друг другу – Алексей, сын Евдокии, и мой Петруша… Алексей может быть регентом при малолетнем Петре Петровиче.
– Это сладкие сказки, госпожа! – на лице Рустема отразилось волнение и смятение. – Боюсь, что тебе, как и Роксолане, придется выбирать: или жизнь твоих детей, или жизнь старшего сына Дели Петро…
– Нет! – закричала Екатерина, вскакивая на ноги. – Нет! Господь Всемогущий избавит меня от такого страшного выбора!
Она осенила себя крестным знамением и упала на колени перед иконой Богоматери, висевшей в красном углу. За эти годы она научилась молиться, как русские. Но в самые тяжелые минуты с губ все равно срывались латинские молитвы, которым когда-то учила ее мать. Вот и сейчас она зашептала перед православным образом католическую молитву, обращенную к Богородице. Впрочем, какая разница? Бог един.
– Молись, госпожа, молись… – удрученно сказал Рустем. – Может, твой Бог избавит тебя, и тебе не придется выбирать. Но Роксолане пришлось. Она выбрала своих детей. В гневе султан Сулейман убил старшего сына, Мустафу, рожденного от Махидевран. Владыка поверил, что шах-заде[75] был в заговоре против него. Роксолана не заступилась за старшего шах-заде. И после смерти Сулеймана править стал ее средний сын Селим.
– А другие ее сыновья? – спросила Екатерина, поднимаясь с колен.
– Султан Сулейман приказал убить младшего сына от Роксоланы, Баязида. Он боялся, что младший шах-заде тоже в заговоре против него. А старший шах-заде Абдаллах умер своей смертью… Он, говорят, был очень хилым. Роксолана не простила Сулейману смерти своего любимца Баязида и возглавила заговор против мужа.
– Заговор? И султан приказал казнить ее?
– Он приказал казнить всех заговорщиков, кроме нее. А ее помиловал. Он очень ее любил. Дели Петро тоже очень любит тебя, госпожа. Он никогда не подымет на тебя руку…
– Но я не намерена вступать в заговор против государя! – оскорбленно воскликнула Екатерина. – Я люблю Петра Алексеевича.
– Главное для женщины – дети… – ответил на это Рустем. – А кто знает, какая судьба ждет твоих детей? Сын отвергнутой царицы – враг тебе и твоим детям. За ним стоят большие люди. Они оскорбляют тебя поносными словами, я сам слышал…
– Господь поможет! – серьезно и торжественно сказала Екатерина. – Даст Бог, мне не придется выбирать. Царевич Алексей Петрович – мой крестный отец. Мне жаль его…
– Роксолане тоже было жаль шах-заде Мустафу… – пожал плечами Рустем. – Молись, госпожа, молись, может, твой Бог рассудит по-иному!.. Роксолана взяла жизнь Мустафы, но за это Аллах отнял жизнь ее любимого сына Баязида. Если ты возьмешь жизнь старшего шах-заде, Аллах возьмет жизнь твоего ребенка… Кровь за кровь, человек за человека…
