— А у вас и птенчики вылупились. Я каждый день присматривала… Как-то раз пошла в лес, а вернулась — их уже и нет. Ох как я себя ругала, что недосмотрела…
— Что поделать. Этому соколу тоже надо чем-то питаться… — отозвался отец и попросил соседку помочь выгрузить вещи из повозки.
Пока Кам Па помогала матери Куна с вещами, отец велел сыну отвести волов на выпас куда-нибудь, где уже проросла зеленая травка. Вернувшись домой, Кун увидел нескольких пожилых женщин с бледной кожей, черными зубами, редкими волосами и белыми нитями, повязанными на запястьях. Они сидели на скамейке под домом и болтали с матерью. Одну из них звали Кэ, двое других мальчику были незнакомы, но он слышал, что они жили в северной части деревни.
— Что, на свадьбе гуляли? [124] — спросил Тян Ди, откусывая от рисового колобка и заедая все жареной лягушкой.
— О! Отпрыск Кема, что ли?.. — удивилась та, что с проплешиной на лбу. — Я уже старая. Где мне мужа взять? Жевать-то толком нечем, к тому же спина и поясница болят…
— Вот! Нечего есть только рис с падэком! Приносите денежки и покупайте у нас рыбу — тогда поправитесь! — важно проговорил Тян Ди.
— А ты не лезь в дела взрослых! — осадил мальчика отец Куна.
Тян Ди подошел к другу и плюхнулся рядом с ним на скамейку.
— Слушай, у этих теток, поди, дистрофия? — спросил он.
— А что это?
— Это когда страдают от недоедания, и от этого много червей в животе разводится.
Односельчане с корзинками риса, совершавшие утреннее подаяние, проходя мимо дома семейства Куна, неизменно расспрашивали о поездке. Мать говорила каждому, что засолила несколько кувшинов рыбы. На обратном пути некоторые согласились обменять рис на рыбу.
Не забыла мать и соседей. Открыв крышку кувшина, она достала пару рыбин и разделила их, угощая всех собравшихся. Один мужчина попробовал, облизал пальцы и поспешил домой за деньгами.
Потом подошли учитель Тонг и гуру молам. Последний заулыбался, сверкая золотыми зубами, учитель же ограничился сдержанной улыбкой. Тян Ди потянул Куна за руку, и они встали поприветствовать учителя. Судя по выражению лица, тот находился не в самом лучшем расположении духа, но все же расспросил ребят об их впечатлениях от поездки.
— Все отлично! Мы навеселились и накупались в большой реке, — ответил Тян Ди.
— А когда школа откроется? — спросил Кун.
— Через несколько дней. Приходите до открытия помочь убрать листву на лужайке, да и в самой школе прибраться не помешает, — ответил учитель.
— Хорошо, — дружно сказали ребята.
Около дома Куна показался и сын гуру молам, он подошел к отцу и запустил руку в его кошелек. Кун смотрел на него и испытывал чувство зависти: мальчик носил черные с отливом брюки и шлепанцы с деревянной платформой.
— Мой отец когда-то носил такие же. Я его попрошу — он мне их когда угодно сделает, — шепнул Тян Ди Куну.
— Да? И брюки с отливом он тебе тоже сошьет? — подколол приятеля Кун.
— Ничего, сейчас продадим рыбу, и я попрошу его купить.
Кун подумал, что и ему теперь смогут купить брюки. Мать велела ему принести банановых листьев. Кун и Тян Ди быстро сбегали за ними. Та завернула для каждого гостя по три рыбины. Учитель поблагодарил за угощение и откланялся. Исполнитель молам засучил саронг выше колен, зашуршал зелеными купюрами, отсчитывая три бата, расплатился и ушел.
— Почему вы не взяли с него побольше? — спросил Тян Ди.
— Да с него и пару тамлынгов содрать — не обеднеет! У него и денег полно, и жен тоже… — сказала плешивая старуха.
Мать молча улыбалась и продолжала доставать рыбу из кувшинов. Подошел Тит Хат, держа в руках жареных птиц.
— Сколько Тит Тюн по лесам таскался, а привез мне всего две штуки! А ты привез мне чего-нибудь? — осведомился он у отца Куна.
— Не судьба. Мы только лягушек и жаб нажарили и икры чуток засолили — вот и все, — ответил мужчина и, сбегав домой, вынес Тит Хату две палочки с лягушками.
— И на том спасибо! — рассмеявшись, ответил Тит Хат и начал обкусывать лягушек.
— Посадил немного риса? — спросил отец Куна.
— Посадил небольшой чек, но сомневаюсь, что еще прольют дожди… Посохнет же…
— Где сажал?
— Неподалеку от холма, где сенны растут. Сегодня утром ходил смотреть и услышал ваш выстрел, — сказал он и смачно харкнул на землю.
Засучив саронг, парень заправил его на правую сторону и сложил туда гостинцы, после чего направился к дому Тян Ди.
— Если он женится, мы ему на застолье все корзины с лягушками отдадим, — сказала со смехом отцу мать Куна.
— Еще чего! В нашей деревне все невесты тощие, как сушеные хамелеоны!.. Пойду навещу других, — бросил Тит Хат на ходу.
Куна сморила усталость, накопившаяся за несколько дней сидения в повозке, поэтому он заснул посреди белого дня, а проснулся уже ближе к вечеру. Свежий ветерок задувал через щели в стенах, отчего хотелось поспать подольше. Сестры Куна мирно посапывали во сне.
Со двора Тян Ди звал друга спускаться вниз — смотреть, как ругаются китаянка с вьетнамкой. Кун поспешил к лестнице.
Китаянка стояла подбоченясь, время от времени тыкала пальцем в лицо оппонентке и тараторила без остановки.
— Живете в одной деревне, хватит уже ругаться, в самом деле! У всех после смерти один путь — сожгут на кладбище, станете духами, — попытался примирить женщин Кем.
— Вот я родилась тут — тут и помру. А эта пускай едет к себе во Вьетнам умирать! — расходилась жена китайца У.
— И китайцы, и вьетнамцы — все мы люди, и у всех конец один. И чего она на меня набросилась? — вьетнамка, обнажив черные зубы, на которых виднелась красная от бетеля слюна, повернулась к Кему.
— Да я ведь раньше тебя пришла соленой икры купить! — крикнула китаянка.
— А я просто спросила… Что тут такого?
— Ну, давайте, что ли, драться? Кто первая? — не утерпел Тян Ди.
Губы Кема сжались в линию. Проказник опрометью бросился за курятник.
Женщины еще долго и самозабвенно препирались, пока не вернулась мать Куна. Она разъяснила мужу, что китаянка пришла первая и купила квашеной рыбы и жареных лягушек. После подошла вьетнамка и спросила про икру. Жена У обвиняет ее в том, что она влезла без очереди, а она, жена китайца У, сама собиралась икры купить.
— Икры мы привезли совсем немного. Угостим ею только бабушку и монаха Кена. Хоть за сотню купюр не продали бы, так что идите домой! — смеясь, ответил мужчина.
— Жаль, что твой отец подошел. Глядишь, и до драки бы дошло, — с сожалением сказал Тян Ди после того, как спорщицы разошлись по домам.
Кун взял друга за руку, и они с Тян Ди направились в сторону бабушкиного дома, а потом побежали по деревне расспросить сверстников о новостях. Вдогонку отец крикнул, чтобы Кун сходил поклониться монаху Кену.
— Хорошо, сходим, только сначала пошли к дому вьетнамцев, — сказал Тян Ди.
— Зачем?
— Пойдем глянем, Ван Дам похорошела?
Мальчик кивнул, а про себя подумал, что ему и вправду интересно, стала ли она краше. Еще неизвестно, когда снова выпадет случай полюбоваться ее прелестями.
XXXV. Храмовый праздник
Как-то вечером Кун пошел с отцом в дом деревенского старосты. Там узнали радостную новость — монах Кен отлил новый колокол, и по этому случаю решено устроить храмовый праздник. В их деревне из-за засухи и бедности уже очень давно не было больших общих праздников. Вот староста и решил, что следует вернуть традицию отмечать храмовые праздники, которые обычно длятся целые сутки. Каждой семье предлагается приготовить сладости и принести угощения по средствам и возможностям. Никто не требует свинину или курятину. В крайнем случае можно купить в округе рыбы или наготовить лягушек и жаб. Один мужчина предположил, что, если к празднику съедутся монахи из других храмов, а также родственники местных жителей из других деревень, бедное угощение может опозорить их деревню. Староста ответил, что слава деревни не в дорогих яствах, а в душевности местных жителей.
