секретарем. И Гардинер, и Кромвель прошли в этом смысле один и тот же путь. Но хранителем сокровищницы и членом Тайного совета Томас Кромвель тоже был, в этом пункте Шекспир нас не обманывает. И намек на то, что Кромвель «большего достоин», не случаен: автор пьесы прекрасно знал, что через два года королевский секретарь станет лордом-канцлером Англии, сменив на этом посту казненного Томаса Мора.
Третий дворянин приглашает приятелей к себе домой, обещая кое-чем угостить и закончить рассказ о коронации.
Все уходят.
Кимболтон
Гриффит и Пейшенс вводят Екатерину.
Гриффит – гофмаршал Екатерины, Пейшенс – ее служанка. Оба персонажа вымышленные.
Отвечая на заботливый вопрос Гриффита о самочувствии, Екатерина говорит, что смертельно больна и предчувствует скорую кончину, затем интересуется: правда ли, что кардинал Вулси умер?
Снова неразбериха в датах, но мы уже привыкли. Вулси давным-давно умер, еще в 1530 году, а Екатерина, как мы недавно упоминали, скончалась в начале 1536 года, а тяжело болела с конца 1535 года.
Гриффит подтверждает, что так и есть, Вулси действительно умер. Екатерина просит подробности, и гофмаршал рассказывает, что после предъявления обвинений кардинал разнервничался и занемог, отправился в Лестер, попросил пристанища в местном аббатстве и через три дня скончался, не дожив до суда. (Все это правда, за исключением датировки).
– Пусть упокоится с миром, – говорит Екатерина. – У меня нет на него злобы, хотя он был надменным, равнял себя с королями, стремился держать в узде всю страну, собственное мнение считал законом, был способен на ложь и двуличие. Обещал много, делал мало. Еще и плоть свою услаждал не в меру, подавая этим дурной пример духовенству.
– Дурные дела помнятся долго, – замечает Гриффит, – а хорошие быстро забываются. «Дела дурные мы чеканим в бронзе, а добрые мы пишем на воде». Можно мне сказать несколько слов в защиту кардинала?
– Конечно. Я же не злопамятна.
– Он вырвался на самый верх из низкого сословия, проделал огромный путь, и это само по себе говорит о многом. «Он был ученый, зрелый и глубокий, весьма умен, блистательный оратор». К врагам кардинал был суров, но к друзьям – ласков. Да, он был ненасытен в стяжательстве, это правда и это большой грех, но вспомните, насколько щедрым он умел быть! Один только Оксфорд чего стоит! Он пока не достроен, но уже великолепен, и слава о нем будет жить в веках, я уверен. Из своего падения Вулси извлек счастье и душевный покой, «в судьбе ничтожной обретя блаженство».
Королева Екатерина
При чем тут Оксфорд? Вулси, оказывается, откусил изрядный кусок от собранных налогов плюс присвоил имущество трех десятков монастырей, закрытых по его указанию, и из этих денег начал строительство колледжа Крайст-Чёрч в Оксфорде. Это один из самых крупных аристократических колледжей Оксфордского университета.
– Хорошо бы, чтобы после моей смерти нашелся человек, который скажет обо мне такие же добрые слова, – вздыхает Екатерина. – Я ненавидела Вулси, пока он был жив, но ты меня переубедил.
Она просит служанку Пейшенс помочь ей сесть поудобнее, а Гриффиту велит позвать музыкантов, чтобы сыграли печальную мелодию.
Звучит грустная и торжественная музыка.
Королева засыпает, Гриффит и Пейшенс стараются не шуметь, чтобы не разбудить ее.
Екатерина видит сон. В этом сне шесть фигур в белых одеяниях, с лавровыми венками на головах и золотыми масками на лицах танцуют вокруг нее, держа над головой бывшей королевы скромный венок. Все изящно, красиво и чарующе. Танцующие исчезают, но музыка продолжается.
Екатерина просыпается, видит перед собой не прекрасных «духов мира», а всего лишь своих слуг, и спрашивает:
– Никто не входил, пока я спала?
– Нет, – отвечает Гриффит.
– Значит, приснилось… Сонм серафимов звал меня на пир и обещал вечное блаженство. Я пока не достойна носить их венок, но уже скоро, скоро…
– Это хороший сон, сударыня, я рад, что вам снятся такие сны.
Сон королевы Екатерины
Екатерина просит прекратить музицирование: «Пусть музыка умолкнет. Мне режет слух она». Музыка прекращается. Служанка тихонько шепчет гофмаршалу:
– Посмотрите, как госпожа изменилась: лицо стало землисто-бледным, черты заострились.
– Она умирает, – отвечает Гриффит. – Молись.
Тут является слуга и обращается к Екатерине:
– Позвольте, ваша милость…
Екатерина вспыхивает гневом и отчитывает слугу за дерзость и неуважение. Видя, что слуга не понимает, чем провинился, Гриффит сердито объясняет ему:
– Ты что, не понимаешь, как больно ей любое напоминание о том, что ее лишили сана королевы?
Ну да, «ваша милость» это обращение к королевской особе, а Екатерина теперь вдовствующая принцесса, и обращаться к ней следует «ваше высочество». Слуга смиренно просит прощения за свою оплошность и сообщает, что прибыл посланец от короля. Екатерина обращается к Гриффиту:
– Пусть он войдет. «Но вот его чтоб никогда я больше не видала».
«Его». Слугу, стало быть. За простую оговорку, более чем простительную, учитывая обстоятельства. Сурово.
Гриффит и слуга уходят. Гриффит возвращается вместе с Капуциусом.
В этом месте снова сделаем небольшую остановку, иначе невнимательный любитель скорочтения может запутаться. У нас уже фигурировал кардинал Кампейус, который у Шекспира поименован латинизированной формой имени, тогда как в подавляющем большинстве источников это кардинал Кампеджо. В данной сцене ситуация точно такая же: речь идет о Шапюи, который был послом императора Священной Римской империи и которого автор пьесы называет «Капуциус». Поскольку «Кампейус» и «Капуциус» выглядят при написании довольно похоже, я буду называть этого персонажа «Шапюи» для облегчения чтения и понимания.
Итак, гофмаршал Гриффит вводит в покои Екатерины посла Шапюи.
– Кажется, вы – Шапюи, посол моего племянника императора? – спрашивает Екатерина.
– Он самый, госпожа, к вашим услугам.
Екатерина не пропускает мимо ушей обращение «госпожа». Когда-то этот человек называл ее «ваша милость», она не забыла.
– Ах, сэр, с тех пор, как мы встретились впервые, все изменилось: и времена, и титулы. Так что же вам угодно?
– Король просил навестить вас и передать сердечный привет. Он знает, что вы больны, очень переживает за вас «и просит вас утешиться в печали».
– Поздновато утешать меня. Это примерно как прощение преступника после того, как его уже казнили. Лекарство помогает, если принимается вовремя. Теперь мне нужны не утешения, а молитвы. А как здоровье короля?
– Отлично, – рапортует Шапюи.
– Пусть так и будет всегда. А я уже скоро буду гнить в могиле, и меня все забудут. Пейшенс, вы отправили письмо?
– Нет, – служанка подает Екатерине письмо.
Екатерина просит посла передать письмо королю.
– В этом письме я прошу
