«Кто еще знал? — спросил себя Бартоломе. — И кто еще мог донести на де Гевару? Угадай имя — и ты узнаешь следующую жертву. Или… Нет, вопрос нужно поставить по-другому. Кто донес на дона Фернандо? Рано или поздно он догадается… Или уже догадался. О, этот человек, никому ничего не прощавший, не оставит доносчицу безнаказанной».
Бартоломе вскочил. Донья Анна! Как он мог надолго забыть о ней! Она еще жива… Жива ли?
Бартоломе застал ее в той же позе, что и в прошлый раз, словно в течение нескольких дней она так и не отрывалась от молитвенника.
— Я принес вам дурные вести, — сказал он.
— Вести? — с безразличием отозвалась она. — Разве для меня еще существуют вести? Я умерла для этого мира, этот мир умер для меня…
— Скажите, к вам никто не приходил?
— Ко мне?!
Если бы она не разучилась смеяться, она бы рассмеялась.
— Кто может прийти ко мне? Призраки? Тени умерших?
— Нет, — покачал головой Бартоломе. — Ваш муж.
— Вы… его отпустили? — Бартоломе увидел, что у доньи Анны задрожали руки.
— Нет, но…
— Вы обещали мне, что он не придет! — с горечью напомнила она.
— Поверьте мне, если бы он находился в моих руках, я бы его ни за что не выпустил!
— Значит, он бежал из тюрьмы?
— Похоже, он никогда там не был.
— Но как же арест, допросы? — растерянно спросила она.
— Не знаю, каким образом, но ему удалось подсунуть вместо себя другого, невинного, человека.
Донья Анна закрыла лицо руками.
— Я знала, — прошептала она, — я предчувствовала… Еще не выкован замок на дверь, что удержит де Гевару… Еще не свита веревка, которой можно связать ему руки… Еще не выросло дерево, чьи поленья пойдут ему на костер… Боже! Неужели силы зла настолько всемогущи, что им нельзя противостоять?!
— Можно, — ответил Бартоломе. — И я попробую.
— Это бесполезно, — опустила голову донья Анна.
— Отчего же? Он еще не пришел к вам, но… Я не хочу вас пугать, но он придет. Я в этом уверен! Значит, стоит только подождать его… Устроить засаду…
— Вы хотите сказать, что здесь, в моей спальне, будут находиться солдаты?
— Куда ведет эта дверь?
— В комнатку моей служанки.
— Из нее нет другого выхода?
— Нет.
— В таком случае, она прекрасно подойдет для того, чтобы там спрятаться.
— Простите, но я не хотела бы видеть здесь чужих… Боюсь, это будет для меня мучительно… Я привыкла к одиночеству, любое общество утомляет меня…
— Успокойтесь, дочь моя. Стражников вы не увидите. К несчастью, от них мало толку. Караулить дьявола… простите, вашего мужа, буду я сам.
— Нет! — пролепетала донья Анна. — Нет, нет, нет!
— Почему? — удивился Бартоломе. — Вы не хотите мне помочь? В конце концов, дочь моя, речь идет о вашей же безопасности!
— Не в этом дело, — возразила донья Анна. — Моя жизнь — догоревшая свеча. Она ничего не стоит. Но вы подвергаете себя смертельной опасности.
— Де Гевара так ужасен? — попытался усмехнуться Бартоломе.
— Да! Там, в трибунале, нечистая сила не имеет власти, но здесь, здесь — другое дело! Здесь сотни бесов стоят за его спиной! Что вы можете противопоставить им?
— Только свою отвагу! — ответил Бартоломе. — Ждите меня сегодня вечером!
Часть пятая
Человек предполагает, а Бог располагает
Бартоломе не смог бы сказать, действительно ли путь к дому де Гевары проходил мимо дома Долорес, или же он сам, не задумываясь, шел привычной дорогой, и ноги сами принесли его сюда. Тем не менее, факт оставался фактом, он стоял перед знакомой дверью и, запрокинув голову, смотрел на слабо освещенные окна второго этажа. Рядом был верный Санчо.
— Вы не передумали, хозяин? — с надеждой в голосе спросил слуга.
— Передумал? С чего ты взял?
Этой ночью они должны были устроить засаду на дьявола. Санчо сперва посмеивался над затеей своего господина, а когда понял, что тот не шутит, сник и загрустил. Очевидно, предстоящая встреча с нечистой силой, пусть даже и не вполне вероятная, не приводила его в восторг.
— Санчо, — сказал Бартоломе, — отправляйся к донье Анне и жди меня там. Я буду через полчаса.
— Может, вам не стоит задерживаться? — робко возразил слуга.
Бартоломе был слишком поглощен своими мыслями, чтобы заметить, как побледнел паренек, которому вдруг предложили полчаса провести в одиночестве (если не считать безразличной ко всему доньи Анны) в доме колдуна, куда, к тому же, в любую минуту может собственной персоной явиться черт.
— С каких это пор ты стал подавать мне советы? Делай, как я сказал!
Санчо уныло поплелся прочь.
Бартоломе негромко постучал. Ему открыла Долорес.
Долорес уже привыкла к двум обличьям Бартоломе. Иногда он был суровым, строгим монахом, иногда — изящным кабальеро. Бартоломе знал, что она свободнее чувствует себя с ним, когда он выглядит как человек вполне светский. Очевидно, тогда она забывала о разделяющей их преграде. Именно таким он и предстал сейчас перед ней: стройным, прекрасным рыцарем. Как обычно, он был в черном. С черным бархатом его камзола контрастировали ослепительно белые кружевные манжеты и такой же воротник.
Он не знал, что ей сказать. Ему просто хотелось, чтобы перед сражением с нечистой силой хоть один человек пожелал ему удачи.
— Что случилось? — с тревогой спросила Долорес, глядя на него широко раскрытыми глазами. — Что еще случилось?
Бартоломе всегда поражался ее способности ощущать малейшую перемену в его настроении, словно между ними существовала невидимая, но прочная связь. И уж, тем более, сейчас ему не удалось бы скрыть свое волнение. Бартоломе знал, что может играть на равных с прожженными негодяями и лжецами, но ему никогда не удастся обмануть эту девочку с простым и чистым сердцем. Свое появление здесь он мог объяснить только желанием немедленно видеть ее, потому что, возможно, это их последняя встреча, и остается ему только одно — рассказать всю правду.
Не вдаваясь в подробности, Бартоломе сообщил ей, что, кажется, выследил ночного убийцу, который держит в страхе весь город, и теперь остаются сущие пустяки — схватить его.
— Это дьявол? — тихо спросила Долорес. О, как сейчас она жалела о том, что однажды сама же попросила брата Себастьяна остановить ночного убийцу!
— Ты можешь называть его дьяволом. Своей жестокостью он вполне заслужил это имя, — и Бартоломе вкратце рассказал ей историю де Гевары.
— А если вы ошибаетесь? Если он настоящий? — прошептала она, и Бартоломе увидел в ее глазах тревогу и страх. Страх за него?
— Кто — настоящий?
— Дьявол!
— Значит, я буду драться с нечистой силой, — рассмеялся Бартоломе, но смех у него получился наигранный, неестественный.
— Но разве дьявола можно победить оружием? Только смирением и молитвой…
— Посмотрим, — ответил Бартоломе, положив руку на эфес шпаги. — Своему клинку я доверяю куда больше, чем Pater noster или Ave Maria.
— Но ведь вы… можете погибнуть!
— Что с того? — грустно улыбнулся Бартоломе. — Разве кто-нибудь обо мне вспомнит? Санчо? Погорюет денек-другой и найдет себе другого хозяина, может быть, лучшего.
— А я, Бартоломе? А я?!
— Ты? Неужели?
Сила, более властная, чем их разум и воля, бросила их в объятия друг друга.
Она прижималась к нему с нежностью взрослой женщины и доверчивостью ребенка.
Их руки и губы искали друг друга, их сердца бешено колотились.
О, какого труда стоило Бартоломе мягко, но решительно отстранить Долорес!
— Я должен идти.
Он действительно должен был покинуть ее, сейчас же, немедленно, иначе у него не хватило бы сил сдержать свои чувства. К своему ужасу, он понял, что готов защищать свою любовь против всего мира, но едва ли в состоянии защитить ее от самого себя.
Глаза Долорес стали влажными от слез.
— Я не могу сказать вам: не уходите, — тихо произнесла она. — Вы все равно не послушаете меня. Вы привыкли добиваться своего. Я только прошу вас, заклинаю: возвращайтесь. Возвращайтесь, дон Бартоломе. Возвращайтесь, святой отец. Кто бы вы ни были, возвращайтесь. Пожалуйста, возвращайтесь!
— Ну, конечно, — улыбнулся Бартоломе одними губами. — Не бойся за меня. Со мной ничего не может случиться. Мне даже немного стыдно перед дьяволом. Он всегда появляется один, а я отправляюсь ловить его вместе с вооруженным слугой.
— Не пытайтесь меня обмануть, — укоризненно покачала головой Долорес. — Только что вы говорили другое…
— Прости меня. Прости. Прости за то, что я не мог уйти, не попрощавшись с тобой… Я вернусь! Обещаю.
— Идите! — сказала она. — И да хранит вас Господь! А я буду за вас молиться.
— До встречи!
Бартоломе повернулся и быстро вышел, лишь бы не затягивать прощание.
«Ах, Долорес, если бы ты знала!.. Я иду сражаться с дьяволом, потому что в этом сошедшем с ума городе живешь ты, маленькая и беззащитная. Потому что в темном застенке сейчас томится человек, не повинный ни в одном из преступлений, в которых его обвиняют. А еще потому, что меня влечет вперед дорога, которую сам я не выбирал… Но зачем я пришел к тебе, поддавшись минутной слабости? Лучше бы сейчас я тебя не видел!»
