– Каждая минута молчания отдаляет вас друг от друга. Чтобы приобрести друга, нужна целая жизнь, а потерять его можно за час, – говорит госпожа Чжао и цитирует известный афоризм: – Жизнь без друга – это жизнь без солнца. Жизнь без друга – это смерть.
Я киваю в знак согласия с ее мудростью.
– Можете подержать ребенка?
Лянь даже не открывает глаза, когда я передаю его госпоже Чжао. Я спускаюсь в нашу каюту, прошу Маковку подышать свежим воздухом и после ее ухода сажусь на край койки. Мэйлин откатывается к стенке. Я кладу руку на ее лодыжку, стремясь дать понять, что никуда не уйду.
– Я все время думаю о том, что я проглядела, в чем обманулась, – начинаю я, хотя мне кажется, мои слова летят в пустоту. – Я перепроверила все, что давала тебе, вспомнила все до единой Четыре проверки. Нужно найти ошибку, она кроется, скорее всего, в одном из рецептов, но ускользает от меня… Я думаю, не является ли случившееся исполнением какой‑то неясной для нас судьбы. Возможно, ребенок чем‑то страдал. И не надлежит ли рассматривать выкидыш как удачу?
– Удачу?
Ее голос доносится словно со дна колодца.
– Это не значит, что в твоем горе нет моей вины, – быстро добавляю я. – Я виновата и обязательно заплачу за свои ошибки в Загробном мире.
Мэйлин не шевелится. Я делаю вдох и пытаюсь продолжить:
– Твоя потеря…
– Хватит!
– Я лишь пытаюсь извиниться…
Мэйлин так резко садится, что я отшатываюсь. Ее глаза наполнены страданием, которое наполняет их с мгновения, когда она попросила меня о помощи в спальне императрицы.
– Это не твоя вина, а моя…
– Ты не должна винить себя…
Она отчаянно трясет головой и произносит:
– Ты не так поняла. Я принимала снадобье, которое изготовил доктор Ван. То, что предназначалось тебе. Мой эгоизм защитил тебя.
Я в замешательстве.
– О чем ты? Доктор Ван ничего мне не прописывал.
– Прописывал.
Я жду, чувствуя, что, если стану настаивать, Мэйлин снова погрузится в молчание. А когда она снова начинает говорить, больше всего на свете жалею, что слышу эти слова.
– Госпожа Ко попросила доктора Вана приготовить рецепт самого лучшего снадобья, чтобы защитить тебя и ребенка на последних месяцах беременности, – запинаясь, шепчет Мэйлин.
– Она не давала мне ничего подобного.
– Наверное, подумала, что ты не будешь принимать его.
Снова долгое молчание. Потом:
– Она отдала лекарство Маковке.
– Маковке?
– Она должна была приготовить отвар и тайком поить тебя, когда начнется седьмой месяц. Но я украла ингредиенты и сделала снадобье для себя.
Мэйлин опускает голову, чтобы я не видела ее глаз.
– Это просто отговорки, прикрывающие жадность и зависть. Как там говорится, план рождается, когда человек в отчаянии… Еще вернее… Если небрежен в хранении дорогих вещей, их могут украсть. Я знала, где лежит лекарство, и утащила его. Я так хотела ребенка! Но в наказание за воровство потеряла единственное, о чем мечтала.
Ее признание не проясняет ситуацию.
– Зачем тебе понадобилось брать то, что предназначалось мне, Мэйлин?
– Я подумала, что, если тебе положено все самое лучшее, то почему бы и мне не приобщиться?
Она начинает плакать.
– Помнишь, мама говорила, что Металлическая Змея может быть завистливой? Я поплатилась за свою зависть. Мой ребенок умер…
Я качаю головой.
– Что‑то здесь не так. Наши с доктором Ваном представления о согревании и охлаждении Крови во время беременности могут различаться, а его препараты и мои – вступить в противодействие, но это не привело бы к выкидышу. У тебя остались ингредиенты? Я хочу посмотреть, что он прописал.
С усилием Мэйлин поднимается с койки, идет к одному из своих сундуков, роется в содержимом и возвращается с шелковым мешочком, перевязанным плетеным шнуром. Я открываю его, высыпаю содержимое на одеяло и перебираю ингредиенты. Сердце тяжеленным валуном проваливается в желудок.
– Ну? – спрашивает Мэйлин.
– Вот бычье колено – его часто используют, чтобы изгнать старые месячные лунные воды или очистить дворец ребенка от застоявшейся крови после рождения, – отвечаю я, и мое горло сжимается. – Но его также можно использовать для женщин, которые слишком слабы, чтобы доносить ребенка до срока. Изгнание плода дает несчастным шанс на жизнь.
Мэйлин прижимает руку к губам, вникая в мои слова. Я с трудом выговариваю следующие:
– А вот персиковые косточки.
– Да. И что?
– Это неотъемлемая часть любого абортивного средства.
Я опасаюсь взглянуть на подругу.
– Тут еще тибетский крокус, который способствует движению Крови. Его иногда прописывают, чтобы нормализовать истечение ежемесячных лунных вод, но он же провоцирует аборт или выкидыш. При неправильном приеме женщина может просто истечь кровью и умереть, и у тебя почти получилось. Эти несчастья произошли бы со мной, если бы я принимала это лекарство.
Мэйлин вскрикивает, уловив подтекст:
– Но почему?
Я не знаю ответа, но на борту есть человек, которому, наверное, известно кое-что. Я оставляю Мэйлин рыдать на койке, возвращаюсь на палубу и прошу Маковку пойти со мной. Госпожа Чжао идет следом с моим сыном на руках.
Когда мы оказываемся в каюте, я смотрю на Маковку.
– Расскажи нам о травах, которые ты должна была мне давать.
Служанка меняется в лице. Похоже, она ждала этого момента и страшилась его.
– Мне очень жаль, госпожа Тань, но я, должно быть, потеряла их.
Мэйлин, слабая и разбитая, признается, что взяла мешочек с лекарством. Глаза Маковки расширяются, в них ясно читается облегчение. Я задаю ей вопрос, и она отвечает:
– Вы отправлялись в далекие края, и госпожа Ко хотела, чтобы вы благополучно родили и оставались в столице до тех пор, пока ребенку не минет месяц, а то и дольше. Я должна была следовать указаниям доктора Вана – готовить отвар, насыпая по жмени каждого ингредиента в кипящую воду, и следить, чтобы вы его принимали. Он передал всё в маленьком мешочке.
Жить в Пекине, пока ребенку не минет месяц, а то и дольше? Это неприятно, но я верю, что свекровь хотела как лучше. Однако это не объясняет рецепт доктора Вана.
– Зачем доктору Вану давать Маковке этот набор ингредиентов, если он не хотел причинить мне вред? – спрашиваю я своих попутчиц. – Или он настолько несведущ?!
– Мы не найдем ответ, пока не вернемся домой, – говорит госпожа Чжао, как обычно взывая к логике и спокойствию.
– Как только мы доберемся до Уси…
Что же я буду делать? Решусь поскандалить со свекровью? Потребую ответ от доктора Вана? Я беру себя в руки.
– До Уси еще несколько недель, – говорю я, обращаясь к женщинам. – Теперь, когда я знаю, что принимала Мэйлин, мне будет проще справиться с последствиями.
Я поворачиваюсь к подруге.
– Сначала мы остановим кровотечение, затем я дам тебе отвар из Четырех ингредиентов и отвар из Двух выдержанных ингредиентов. К последнему я добавлю кардамон для регулирования ци, успокоения желудка и повышения аппетита, корневище ореховой травы для успокоения и регулирования кровотока, а также незрелые плоды горького апельсина для заживления ран. Не возражаешь?
По мере продвижения на юг становится все теплее. Близится конец пятого лунного месяца, и с каждым часом жара и влажность усиливаются. Чтобы найти облегчение, наша маленькая компания сидит под навесом и наблюдает за облаками, проносящимися по небу. Свежий воздух, порой налетающий прохладный ветерок и изменения в пейзаже оказывают целебное воздействие на мою подругу, хотя она все еще борется со слабостью и вялостью. Часто после ужина мы возвращаемся на палубу и смотрим, как лодочники молча орудуют веслами. А в некоторые ночи, после того как мои попутчицы засыпают, я привлекаю женщину-рулевую, чтобы она помогла мне разобраться с императорскими дарами. Я перекладываю кое‑какие вещи – текстиль, домашнюю утварь и основные продукты питания – в несколько больших сундуков и договариваюсь, чтобы по прибытии их отправили в дом Мэйлин. Не знаю, как к этому отнесется моя подруга, но я надеюсь, что эти вещи послужат осязаемым – и очень наглядным для соседей и будущих пациенток – доказательством ее успеха в столице. К счастью, люди не поймут, что полученные Молодой повитухой подарки – мизер по сравнению с тем, что причиталось ей за рождение будущего императора. А правду о том, что произошло в Пекине, никто никогда не узнает, да это и не нужно никому.
