так, чтобы зарезали, как барана? Почти собственной рукой? Не будет этого!
Он уже вознамерился выгнать этого щенка прочь, чтобы и думать забыл… Но, глядя в глаза Урянхатаю, увидел самого себя – молодого, дерзкого, самоуверенного. Не отступит.
– А твои воины не сочтут себя проклятыми, если их сотники один за другим падают от кипчакских ножей, ещё до начала битвы? – вкрадчиво спросил он.
– Не знаю, но они могут подумать, что Урянхатай не захотел разделить с Очиром участь героя.
«Не отступит, волчонок», – терзаясь, подумал непобедимый.
– Ты прав – это великая честь, – сказал вслух, раздувая ноздри и пытаясь изобразить великий гнев. – Но это не значит, что я готов её тебе оказывать по два раза в один день. Ещё и врываешься в шатёр военачальника, как в грязную овчарню… А плетей не желаешь, сотник?
– Согласен получить от тебя плетей, отец, но разреши… Я тоже хочу стать легендой, как и ты.
На душе у Субедея враз потеплело.
– Ладно, иди, – милостиво разрешил он. – Но больше не смей врываться ко мне в шатёр, а то накажу!
– Не буду, отец!
– Неправильно отвечаешь!
– Слушаю и повинуюсь!
– Вот это другое дело! Кого с собой возьмёшь? Будет два кипчака и два монгола.
– Октая, он из нашего улуса, моего десятка.
– Надеюсь, он хорошо тебя понимает [7] и не опозорит имя монгола?
После того как сын ушёл, Субедей вынул меч и порубил в куски несколько персидских ковров, висевших на стенах, без гнева и злости.
Потом выглянул из шатра, опалил взглядом таргаудов у входа, но ничего не сказал.
Сел, стал думать.
«Он – настоящий монгол, он – второй я».
Второе посольство монголов
В середине травня-мая флотилии южнорусских князей встретились с пехотой галицких выгонцев воевод Юрия Домамерича и Держикрая Володиславовича. Они двигались навстречу основным силам с другой стороны порогов.
Суда стали разгружать, формировать обозы.
Здесь каждому князю предстояло сгруппировать свои силы и выступать в степь.
Сюда же подошли главные части половецкой орды Дурут, которые привёл родной брат Котяна Сутоевича – Сомогур.
Теперь собрались все. Получилась внушительная сила, около восьмидесяти тысяч человек. Это хорошо. Плохо то, что только одна восьмая часть обладала опытом боевых действий.
До Днепровских порогов оставалось половина дня пути, когда стали раздаваться тревожные голоса.
– Видим отряд монголов.
– Небольшой совсем, всего четверо, но с бунчуком.
– Двухвостый, красный…
– Приставай к берегу!
– Они будто всё время знают, где мы находимся! – проворчал Мстислав Черниговский.
– Так и есть, дядя, – отвечал его племянник Михаил Всеволодович Переяславский.
– А давайте побьём всех? – предложил сын князя черниговского Василько, розовощёкий отрок в богатых доспехах, всё время рвущийся в бой.
– А ежели послы? Думай, что говоришь!
– Так ведь одних послов уже побили, и ничего, – резонно отвечал княжич.
На других лодьях тоже заметили непрошеных гостей.
– Неужли другое посольство? – охнул Невзор. – Боже ж твоя воля! И ведь не страшатся…
– Замолчь, смерд! – велел ему князь Мстислав Удатный.
Котян грузно ступил на берег и вопросительно поглядел на зятя. Тот презрительно махнул рукой.
Великий князь киевский повелел воеводе Ивану Дмитриевичу выслать воинов, чтобы сопроводили.
Монголы стали на расстоянии поприща и замерли, всячески выражая мирность намерений.
Отряд киевских дружинников взял их в кольцо.
Вокруг Мстислава Романовича быстро собрались удельники, бояре и воеводы.
Незамедлительно явился князь черниговский и галицкий со своими.
Последним плёлся хан Котян, по землистому лицу было видно – не совсем здоров.
– Как теперь станем поступать? – спросил Мстислав Святославич.
– Я же говорил, они боятся! – выкрикнул Мстислав Мстиславич. – Говорил же! Надо быстрее идти вперёд и бить нещадно!
– И так, слава Богу, идём, не зная задержек, – ответил киевский князь. – А излишнее поспешание не приведёт к добру. Зовите ужо послов этих…
Их было четверо. Трое угрюмо молчали, тревожно озираясь вокруг.
Впереди гордо стоял крепкий воин в белой кипчакской шапке и лисьей шубе, под которой виднелась хорезмская кольчуга. Рукоять его меча украшали красные лалы.
Чуть позади, словно охраняя со спины, застыл высокий воин в блестящем стальном панцире и железном шлеме с серебряной насечкой.
Оба казались спокойными. Говорил тот, которого все сразу и признали за старшего.
– Мы – воины непобедимого монгольского владыки Чингиз-хана, – переводил Невзор. – Снова обращаемся к вам с предложением не начинать войны. Если вы сейчас уйдёте домой, мы тоже повернём своих коней. Уходите, урусуты, и мы больше никогда не встретимся в этих степях, мир и без того велик.
– А я что говорил? – вскричал князь Удатный. – Боятся они, потому и юлят!
Все дружно зашумели.
Урянхатай продолжал:
– Вы здесь по прихоти подлых кипчаков, это они ведут вас, как буйвола в упряжке. Вы уже убили наших послов, которые никогда и никого из урусутов даже пальцем не тронули. Вы их убили, потому что вас к этому подговорили лживые и хвастливые шакалы кипчаки. Вы, урусуты, поступили как последние трусы, потому что послы – неприкосновенны даже для самых диких племён. Выходит, что вы гораздо хуже?
Последние слова Невзор произносил с опаской…
И точно, началась целая буря возгласов и угроз. Над головами монголов засверкали мечи, но посланцы оставались спокойны, на их молодых жёлтых лицах ничего не дрогнуло, не затрепетало, глаза без страха глядели на врагов.
Мстислав Романович пытался успокоить людей, но не получалось.
Наконец затихли.
– Зачем вы следуете за нами? – спросил он. – Это не ваши степи – половецкие, а мы нынче и вовсе идём по русским землям. Уйдите от половецких земель, верните их стада и вежи.
– Кипчаки – наши холопы и конюхи, – упрямо твердил Урянхатай. – Вы действительно хотите за них воевать? Великий бог Тэнгри пусть будет вам судьёй. Но ваших весей и городов мы не зорили и не осаждали…
На этот раз буйно взревели половцы. Они стали напирать на киевских дружинников, которые стерегли монголов, бдительно зыркая по сторонам.
– Братья мои урусы!
Перед толпой князей и бояр вырос хан Котян.
– Они, – показал на монголов, – лживы и жестоки, они истребляют мой народ и уже захватили половину наших степей. Вы – союзники и родичи наши. Зачем слушаете подлых монголов? Убейте их!
– Убить их! Убить!
– Побьём всех коварных язычников!
Большинство поддерживало хана Котяна, молчали только черниговцы и кияне.
Урянхатай с удивлением смотрел на это сборище, искренне удивляясь. Он только на миг представил себе, что ханы-тысячники в присутствии его отца Субедея или темники перед самим верховным каганом могут затеять такую свару и такое несогласие. У монголов подобное невозможно! Потому подчинение единому командованию и единому мнению является залогом всех прежних и грядущих
