процедить, спасет скотину от многих напастей. А если просто кинуть в холодную воду, то скотина падет.
Услышав это, Хамитбек пустился на хитрость:
– Хорошо, ты права, нельзя другим причинять зла, я все понял. Только уже поздно. Не дойду я до своего аула, разреши мне остаться здесь, переночую у твоего очага да рано утром уйду…
А ушел он рано утром с пучком этой травы за пазухой…
С тех пор и начался мор в стадах Уразбека. Недалеко от родника Албар вырос целый могильник.
Узнав о походе брата к лесной старухе и поняв причину мора, Уразбек пошел войной на брата. Много невинных пастухов и воинов погибло. Верх взял Уразбек. Утвердившись во власти, он решил отомстить за все и повел своих воинов в глушь к старухе. На его глазах воины подняли на копье ее одряхлевшее, невесомое тело… И когда старуха испустила дух, ее еле чадящий очаг вдруг вспыхнул, хлопнул взрывом искр и облако едкого удушливого дыма окутало ее убийц…
Много лет с тех пор прошло. Уразбек внезапно ослаб и умер от непонятной болезни, как и те воины, бывшие с ним у очага старухи. Время не пощадило некогда полнокровный род, он ослаб, обветшал.
Некогда приносивший прохладу, плодотворную влагу родник заболотился, и много непонятного стало твориться в его окрестности: запоздалых путников по ночам преследовали подвижные, непонятно откуда взявшиеся, святящиеся холодным светом снопы огня. Кто-то видел бредущую следом, парящую в воздухе голову собаки без тела, кто-то слышал голоса, шум стада в пустом поле…
А уже при жизни Салимы и Ислама в деревне, когда случалось что-то страшное, непонятное, говорили, что это проделки духов родника Албар… Люди ни с того ни с сего совершали непонятные, скверные, а иногда и трагические поступки. Жена в порыве ревности проткнула иголкой мужское достоинство спящего мужа… На сеновале муж с женой задушили больную мать главы семьи, не желая за ней ухаживать…
Перед армией Халиль, сын Малдыбая и, по его словам, прямой потомок батыра Уразбека, стал здоровым как бык. С такой статью да силищей в борцы бы ему, стать бы батыром, побеждать всех на сабантуях. Но ни у кого не поворачивался язык так его называть – имя «батыр» нужно заслужить. Кое-как отслужил Халиль в армии и, нигде не работая, так как ничего не умел и не хотел, стал пить. Когда у родителей заканчивалось спиртное и деньги, стал просто их, стареющих, нещадно избивать, требуя выпивки. В такие минуты они, избитые, чуть не покалеченные, едва унеся ноги, прятались у соседей. Житья не стало в собственном доме, на них не оставалось и живого места. На требования Ислама, как депутата, заявить о побоях в милицию и попугать сына – может, образумится, те отвечали отказом: сын же.
В пьяном угаре здоровяк Халиль во дворе пинал ногами мать, Малдыбай полез ее спасать. Но увалень Халиль одним ударом сшиб с ног отца. Кое-как вскочив, он бросился к дому. В чулане Халиль его нагнал, Малдыбай, споткнувшись, раскинув руки, упал на лестнице.
И тут его рука нащупала топор. Он схватил его и развернулся к сыну, держа топор перед собой, хотел его напугать. Но пьяный сын тоже споткнулся и с размаху всей тяжестью своего здорового тела упал грудью прямо на лезвие топора…
Суд после показаний всех соседей оправдал Малдыбая…
7
Жизнь в Худайбердино, полная деревенского труда, буднично шла дни за днями – весной заготовка дров, чистка покоса от сухих веток, валежников, остатков сена на месте вывезенного зимой стога, работы в саду и огороде; летом – покос, и лишь конец августа, если удавалось быстро справиться с сенокосом, оставался свободным для отдыха. Осенью – копка картофеля; зимой – перевозка сена под крыши сарая и уход за скотиной.
И все эти деревенские будничные дела – на плечах Салимы: приготовить еды для семьи и работников, подготовить одежду для работы – варежки, валенки, рукавицы, – все это надо было выстирать, если надо, подштопать, залатать. Приготовить походную еду в лес, да еще между всем этим – забота о детях, об их здоровье, учебе.
С особо большим трудом давалась подвозка сена в феврале, когда лес утопал в метровых слоях еще не слежавшегося пушистого холодного снега, который февральские бураны легко переносили с места на место, заглаживая и утрамбовывая. Поэтому на продуваемых местах снег бывал по колено, а в распадках, ложбинах его набивало выше пояса. Лошади торили дорогу к стогам, по брюхо проваливаясь в эти сугробы, рывками, скачками вырывались из вязкого плена.
С такими трудами добравшись до заснеженных, заледенелых стогов, первым делом вспотевших и дрожащих от усталости лошадей укрывали попонами, отпускали поперечные ремни на оглоблях и давали сена с саней. Сами же, вооружившись лопатами, начинали вкруговую очищать стог, готовить площадку для погрузки сена. Развязывали изгородь из жердей, и кто-либо помоложе забирался на стог и начинал с него скидывать снег, обивать его железными вилами, освобождая от наледи.
Внизу же откидывали комья слежавшегося снега от стога, очищали вкруговую весь стог до основания, до земли – иначе не выдернешь сено из этих сугробов. И лишь потом подводили лошадь к приготовленной площадке рядом со стогом, надежно устанавливали сани – чтобы не провалились, не скособочились. Затем сани обкладывали поперечными жердинами и начинали в особом порядке укладывать пласты хорошо утоптанного летом сена – здесь главное, чтобы воз получился равномерным, симметричным по отношению к саням, иначе на неровной, извилистой и едва протоптанной в снегу дороге с крутыми подъемами и спусками он свалится, не доедет до места.
Когда воз становился выше крупа лошади, начинали его готовить к перевозке – затягивать специально приготовленным приспособлением – березовым гнетом (баҫырау). Получался как бы рычаг – один его конец обвязывался в начале саней, задний конец под острым углом торчал над возом, и его при помощи аркана под большим усилием затягивали, пока этот гнет не становился параллельно саням. Так обеспечивалась устойчивость воза – он не рассыпется по дороге, не выпадет.
Сено грузили в несколько саней. Обычно стог в зависимости от размера вмещался в три или пять возов. Затем вся эта вереница шла к деревне, иногда по дороге застревая, на косогорах сваливаясь набок. И тогда остальные, спешившись, помогали пострадавшему. Уже в деревне сено, плотно утрамбовывая, чтобы хватило места всем возам, закидывали под крышу сарая. Потом ужинали у хозяев, обильно запивая еду пахучей медовухой.
Кухня в это время заполнялась чужими терпкими запахами. Это и запах сена, мороза, конского пота и дегтя со сбруи, запах махорки, да и сырых портянок, развешанных на больших грубых валенках у входа.
– Кто ставил первый стог у входа в
