Закопченные, ободранные явились перед князем ратники, посланные в помощь Шипову накануне.
— Где этот чертов Шипов со своим шуряком? — закричал на них Долгорукий.
— Они погибли, Григорий Борисович.
— Как? Где?
— На горе. Они кинулись с фитилями к пороховым бочкам.
— Ах, сукины дети, — сказал воевода, но уже не с оттенком осуждения, скорее с восхищением. — Ведь я ж им… А впрочем, молодцы… какая жалость.
В тот же день, явившись в храм, воевода подал поминальный список священнику:
— Отслужи по героям, батюшка, панихиду.
— Надо вписать их имена, сын мой.
— Ах, отче, кабы знал, обязательно вписал. Ну да Всевышний ведает, он поймет. Отпевай.
В Ростов Великий прискакал на взмыленном коне горький вестник. Въехав во двор приказной избы, он сполз с седла и направился к крыльцу. Там стоял с алебардой ратник.
— Мне бы воеводу Сеитова, — прохрипел приезжий.
— А что стряслось-то?
— Беда, брат, в Переяславль поляки пожаловали.
— Князь у себя, проходи.
Князь Третьяк Сеитов сидел за столом, когда в горницу к нему вошел пропыленный, уставший переяславец.
— Я гнал с Переяславля, князь, дабы предупредить ростовцев, что Переяславль заняли тушинцы.
— Вы сколько держались? — спросил Сеитов.
— Кабы так, — с горечью молвил гость. — Наши сразу, как только подошел Лисовский, положили оружие.
— Но почему? Неужели никто не возразил?
— Нас возражающих было меньше десятка, а тех тысячи. Они нас чуть не прибили. И я послан, дабы предупредить вас: готовьтесь, следующим будет Ростов.
— Велико ли войско у Лисовского? — спросил Третьяк.
— Не ведаю. Но, думаю, не менее пяти тыщ, а в Переяславле как бы не удвоилось.
— Отчего?
— Как отчего? Переяславцы тут же присягнули Тушинскому вору и уже оружием бряцают: идем на Ростов.
— Да-а, переяславцы издревле не любили ростовцев. Ну ничего, я встречу их в поле. Спасибо за предупреждение, братец. Ворочаешься назад?
— Нет. Не хочу служить Вору. Помирать буду с вами.
— Ну гляди. Я тебя не неволю. Как звать-то?
— Илья Назаров.
— Ступай в трапезную, Илья, скажи от меня, там покормят.
— Я пить хочу.
— Там и напоят, и накормят. А я к митрополиту пойду, предупрежу.
Ростовский митрополит Филарет, стройный, высокий и даже красивый мужчина, еще не старый, хотя и с окладистой бородой, много переживший, но еще не согнутый жизнью, встретил сообщение о переяславских событиях довольно спокойно.
— Ну что ж, и это переживем, сын мой. Что вы собираетесь делать, князь?
— Я хочу встретить их на поле ратном, владыка. За нашими стенами долго не усидишь.
— Ну что ж, похвально, сын мой. От воеводы я и не желал бы другого слышать. Помнится, вы славно воевали против первого Лжедмитрия.
— Да. Я тогда отбил у него три города: Лихвин, Белев и Волхов.
— Желаю вам таких же успехов против второго вора.
— Спасибо, владыка.
В это время до них донесся колокольный звон.
— Не иначе в вечевой бьют, — догадался Сеитов. — Кто им позволил?
А между тем на Соборную площадь бежали встревоженные люди. И когда князь Сеитов и митрополит пришли туда, там уже в сотни глоток решался вопрос: «Что делать? Куда бежать?»
На помосте рядом с тысяцким стоял, изгибаясь от собственного надрывного крика, какой-то купчик и держал речь:
— …Мы и дня не выстоим против переяславцев и тушинцев. Я предлагаю всем городом бежать на север в леса дремучие и там переждать беду.
— А что есть в лесу?! — кричал кто-то из толпы, перекрывая голос купчика. — Кору сосновую. Да?
— Надо на Ярославль иттить, — кричали с другого конца.
— Ага, тебя ярославцы с пирогами ждут.
Кто-то заметил подходивших князя с митрополитом, закричал:
— Вот пусть воевода скажет.
И по толпе пробежало искрой: «Воевода… Воевода… Воевода. Расступись!»
Толпа расступилась, пропуская к помосту князя Сеитова с митрополитом. Они вместе поднялись на возвышение. Воевода спросил тысяцкого:
— Откуда узнали о Переяславле?
— Сорока на хвосте принесла, — отшутился было тысяцкий, но увидя, что князь не намерен шутить, сказал серьезно:
— К купцу Данилову зять прибежал из Переяславля. Сказал: спасайтесь.
— А вы и в портки наложили?
— Так народ же, — оправдывался тысяцкий.
Сеитов подошел к краю помоста, оттолкнув купчика, молвил негромко:
— Отговорился, ступай.
Купчик быстро спустился по лесенке в толпу, смешался с ней.
— Господа ростовцы, — начал говорить Сеитов, дождавшись относительной тишины. — И не стыдно вам будет бежать от переяславцев? А? Это как же? Великий Ростов побежит от какого-то вшивого Переяславля.
— Так с имя же войско царя Дмитрия, — крикнули из толпы.
— Не царя, а вора Тушинского, господа ростовцы. Тем более позорно перед вором показывать тыл. Али вы забыли, где у копья убойный конец, или не знаете, с какой стороны заряжается пищаль, как истягивается лук со стрелой? Наконец, вспомните, кто я таков в вашем городе? Может, вы думаете, что вас на бегство благословит преславный митрополит Филарет? Так нет же. Только что митрополит благословил меня на ратоборство с ворами, и я поведу ростовских мужей на мужское дело. Мы встретим врагов в поле и победим, а если умрем, то с честью.
К концу речи воеводы площадь совсем затихла, и Сеитов, почувствовав перемену в настроении толпы, закончил приказом коротким, не терпящим и намека на возражение:
— Завтра мы выступаем, тысяцкому и сотникам озаботиться вооружением людей. Святой отец Филарет благословит нас на подвиг.
Назавтра, когда на площади собралось ростовское воинство, митрополит со всем клиром отслужил торжественный молебен, прося у Всевышнего удачи ростовскому полку. Сразу же после этого рать выступила в сторону ненавистного Переяславля-Залесского. Женщины, отирая слезы, с грустью провожали мужей, мальчишки бежали за полком до околицы. И еще долго махали с бугра вслед уходившим отцам.
Отойдя с войском несколько верст от Ростова, воевода решил устроить засаду и остановил полк. Собрал сотников для совета.
— Я думаю, сильно от города нам отдаляться нельзя, не дай Бог, они пойдут другой дорогой. Кто же тогда защитит Ростов?
Все согласились: действительно город теперь беззащитен, надо быть к нему ближе. Выбрав широкую прогалину, стали окапываться, в лесу рубили деревья, заваливая, загромождая стволами и кольями дорогу на подходе к прогалине.
Зарядили пищали и пушку, которую установили прямо на дороге, огородив ветками.
Князь отправил по Переяславской дороге разведчиков.
— Встретите их — немедленно назад да постарайтесь не объявляться им или того хуже в плен угодить.
И стали ждать. Весь день никто не появлялся. Ночью воевода не разрешил разжигать костры.
— Обойдетесь сухомяткой.
И ночь прошла в ожидании. Назавтра многие начали сомневаться:
— Да придут ли они? Может, и не думают?
Третьяк Сеитов кивал на Назарова, вот, мол, его спросите.
— Обязательно будут, — говорил Илья. — Если б не собирались, разве б я стал к вам скакать. Толи мне другой заботы нет. — И зять купеческий подтвердил:
— Переяславцы хотят взять на щит Ростов, отмстить за все прошлые обиды.
— Ты гля, с больной головы на здоровую, — возмущались ростовцы. Вражда между этими городами, зародившаяся несколько веков назад еще при удельных княжествах, не утихла и поныне. Не оттого ли они и разных царей признавали: переяславцы — Дмитрия, ростовцы — Василия?
Ожиданье — тягуче, ходьба — бегуча. Утомились ростовцы ждать и тогда уж, когда и ждать перестали, прискакали разведчики с тревогой: «Идут!»
Завалы из свежесрубленных деревьев могли помешать коннице или обозу с пушками, но не пехоте.
Лисовский, догадавшись, что враг близок, сразу распорядился коннице свернуть в лес и обойти препятствие.
— Ударите им с тыла, — наказал он казачьему атаману. — Пехота идет прямо.
Едва там в зелени завалов замелькали головы переяславцев, рявкнула ростовская пушка и тут же затрещали ружейные выстрелы. И теперь, как ни странно, именно завалы служили переяславцам хорошей защитой. «А-а черт, — изругал сам себя Сеитов. — Не надо было делать этого». Но вслух скомандовал:
— Быстро заряжай!
На заряжание пушки да пищалей уходит слишком много времени. И поэтому едва стихла пальба, переяславцы поднялись в рост и кинулись в атаку, крича на весь лес обидное:
— Ребята, бей вислоухих лапшеедов!
Худшего оскорбления для ростовцев было нельзя придумать, и они не побежали, а напротив, двинулись переяславцам навстречу: «Сейчас мы посмотрим, кто вислоухий».
