японских карабинов и американских винчестеров.
— Спешите, — говорили часовые, — мы вас с утра ожидаем.
— Как ожидаете? — спросил с удивлением Кендык.
— Шаманил Михайло Кулдарь и сказал: «Сегодня ждите. Двое придут от воскресших одунов, вестей принесут».
Ночное стойбище лесных одунов было необычного вида. Оно представляло только один огромный наполовину шалаш, наполовину шатер, с ярким огнем, горевшим посредине. Огонь был обставлен и обвешан тяжелыми котлами, железными и медными, в которых варилась похлебка. Некоторые котлы были на десять ведер вместимости. Они были старинной русской ковки, почти столетней давности и некогда достались одунам от русских соседей как военная добыча. Похлебка в котлах тоже была необычная. Тут было все перемешано: мясо домашних оленей и диких баранов, рыба, съедобные корни и ягоды.
Таежные обычаи на Севере запрещают варить в одном котле мясо с рыбою. Такое смешение считается одновременно обидой и для лешего владыки, дающего мясо, и для деда водяного, дающего чешуйчатую рыбу Но лесные одуны жили по-своему, и обычаи их были не такие, как у всех их соседей.
В ярких отблесках пылавшего костра сидело полукругом все одунское племя. Они сидели по чинам, по возрасту, по силе, по влиянию, выше всех — два старика. Один остролицый, худощавый, слепой. То был прадед Адрон, начальник лесного одунского рода. Рядом с ним сидел вышеупомянутый Михайло Кулдарь. Его острые глазки хитро поблескивали из-под косматых бровей, какие попадаются редко на лицах одунов. Пониже сидели две старухи: одна — поближе к Адрону, а другая — к Кулдарю. То были, очевидно, женские начальницы племени. Крепкие охотники и стройные подростки, девушки и женщины с грудными детьми, — все были вместе и жались друг к другу, как большое оленье стадо.
Оленье стадо тоже было недалеко. Из лесу слышался характерный стук рогов о древесные стволы. Время от времени мелкие копытца беспокойных телят постукивали, как будто кастаньеты.
Кендык с любопытством рассматривал это людское сборище. Их было немало, в общем около сотни — приблизительно то же количество, что и в его коркодымском роду. Но они были крепче, обветренные лица у многих были красны, как ольховая кора, и дети были завернуты в теплые шкуры зайцев, даже лисиц. В сущности, лесные одуны сидели у костра в том же порядке, как некогда садились коркодымцы на своих сходбищах. Но у этих одунов, как видно, все было общее: жилище, огонь и постель. Старый Адрон, закрыв свои невидящие глаза, хлопнул в ладоши. Это было приглашение к ужину. Молодые девчонки и мальчишки молча встали, перенесли все котлы на убитую площадку перед сиденьем стариков, потом стали выкладывать горячую пищу в глубокие долбленые корыта и разносить ее сидящим по порядку, установленному с давних пор. Мякоть и жир — тем, кто старше, кости — женщинам, разные обрезки и кусочки, которых набиралось в общем очень много, потроха, кровяную похлебку — юношам и детям.
«Видно, еда тоже общая», — подумал Кендык.
Гостей угостили наилучшим из дорожных запасов. В похлебку щедро прибавили топленого сала из белых оленьих пузырей. На углях испекли колобки из тертого мяса, смешанного с синей голубикой и тестом из толченых корней.
— Какие новости? — спросил престарелый Адрон. Таежный этикет предписывал обычный уклончивый ответ: все хорошо! Но Кендык ответил откровенно, по-новому:
— Всякие новости, много.
— Вы, стало быть, и будете загробные одуны? — спросил Адрон.
Стоустая молва сделала из шодымских одунов племя, воскресшее из мертвых. В свою очередь, и Кендыку эти лесные соплеменники, пришедшие неизвестно откуда, казались совершенно необычными, загробными, заморскими.
— Я слышал, вы отменили все старые законы? — спросил с важностью Адрон.
Кендык пожал плечами.
— Старые люди умирают, старые обычаи тоже. Старые законы запутаны, не сразу поймешь.
— Эти законы оставили нам старики, — резко ответил Адрон, — и сказали: живите вот этак.
— Лучше бы сказали: умрите вот этак, — горько отозвался Кендык.
— У нас олени есть, — с важностью выложил Адрон главный аргумент таежного и тундренного счастья.
Оленье стадо, особенно у бывших охотников, считалось за лозунг наивысшей удачи и сытости.
— У нас тоже олени есть, — похвастал Кендык.
— Откуда достались? — спросил с интересом Адрон.
— Сами завели, — настаивал Кендык, — собственным умением и собственным старанием.
— А где старики ваши? — спросил опять Адрон, упорно возвращаясь все к тому же предмету.
— Старики наши умерли, — отозвался снова Кендык, — довели нас до смерти, на край, тогда сами умерли.
Это была встреча двух течений таежной одунской жизни: старого и нового. Правда, лет десять назад коркодымские одуны жили по такой же старине и под властью стариков, как и эти пришельцы. Теперь и лесные одуны, привлеченные нежданной вестью, тоже вышли на речную дорогу и встали ночлегом на пустынном урочище. И этот ночлег, и эта дорога были для них новыми и неиспытанными, ведущими неизвестно куда.
Адрон о чем-то думал долго и с недоумением.
— Постойте, — сказал он наконец. — Старики у вас умерли, а вы вместо них живете. Так не бывает. Ты расскажи мне. Ваше место называли «Выморочным местом»?
— Да, называли, — согласился Кендык.
Он вспомнил мертвые поселки таинственных одунов на средней Шодыме.
— А вас называют «воскресшие одуны»?
— Ну так, — сказал Кендык.
— А ты сам, говорят, тоже воскресший. Лет сорок назад был такой беспокойный Кендык — живая заноза для племени.
Кендык только плечами пожал. Это предполагаемое тождество с Кендыком-людоедом, погибшим на каторге, стало раздражать его.
— А еще есть третий Кендык — сказал старик тише. — Крылатый Кендык от первых дней творений. Он крыльями прочертил реки и озера, наполнил их собственной слюной. Выстрогал рыбу из белой березы, оленей из круглого креня [53], лисицу из красной ольхи. Он дал людям огонь, украл его у духов. Из собственного ногтя он высек сверкающую искру. Ты, должно быть, и есть этот Кендык.
Кендык, пораженный, молчал. Он не ожидал, что лесные одуны примут его без всяких оговорок за воскресшего бога.
— Ты бог, Кендык, — настаивал Адрон, — а это богиня Кылю, твоя красная подруга.
Рультына задорно улыбнулась. Она плохо понимала по-одунски, но все-таки соображала, что их принимают за важных, значительных людей.
Шаман встал и, в свою очередь, обратился к гостям.
— Я видел вас во сне, — сказал он уверенно. — Вы спустились с верхнего неба, из-под ног Неподвижной звезды [54]. В лунном луче вы сошли к нам по Песчаной дороге [55]. Вот эта пошла по дороге с людьми, — указал он на Рультыну, — и когда она хмурилась, олени сохли. Когда она смеялась, олени приобретали силу. И когда она плакала, олени плакали. Каждую ночь я вас видел
