Ознакомительная версия.
Алишер выступил вперед и снял накидку. Помятая, изрядно потертая форма висела на нем мешковато, и весь он выглядел сейчас не грозным военным прокурором, а пожилым школьным учителем.
— Разберем ситуацию с юридической точки зрения. Воинские законы действительно предусматривают ответственность за невыполнение приказа, вплоть до уголовной. Но приказ приказу рознь. Сейчас мы имеем дело не с боевым приказом, а с приказом как актом применения права. Теперь спрашивается, кто имеет право отдавать приказ на движение войск в стране? Президент, наш Верховный Главнокомандующий, от должности отстранен, его преемник в должность не введен и необходимых полномочий не имеет. Министр обороны вошел в состав ГКЧП — образования явно незаконного, и от его имени приказывать не может. И вот, чтобы остановить анархию, появляется Указ Президента РСФСР… — Алишер вынул из папки бумагу и показал ее собравшимся, — согласно которому он берет верховную власть над всеми воинскими формированиями, находящимися на территории России, и приказывает им вернуться в пункты своей постоянной дислокации.
Командир полка взял Указ и с недоумением повертел его.
— Но мне нужен приказ моего непосредственного начальника.
— Этот Указ — документ прямого действия, но тем не менее мы едем к вашему командующему и до поступления его приказа предлагаем оставаться на месте. Этого же от вас требует и гражданская позиция, о которой только что говорил представитель Правительства России.
Все это звучало довольно убедительно, и командир окончательно растерялся. Человек он был, судя по всему, податливый и, верно, недолго противостоял бы натиску приехавших, но тут вмешался замполит, обладатель того самого резкого голоса.
— Товарищи! — закричал он. — Народ переживает тяжелое время, под угрозой его социальные завоевания, рушится наш Союз — оплот мира и прогресса. Нашлись, наконец, истинные патриоты, желающие навести порядок. Они зовут на помощь, против оголтелых критиканов, так называемых дермократов. Что же мы, остановимся на полпути? Откуда взялись эти люди, и почему они ведут вражескую пропаганду в расположении воинской части? Нужно их задержать и отправить в особый отдел для выяснения. Сдается, что форма на них с чужого плеча — настоящий советский офицер такие разговоры вести не может.
По мере его речи Петров все более распалялся, катал желваки и скрипел зубами. Наконец не выдержал и бросился чуть ли не с кулаками.
— Ах ты, гнида трескучая! Это я не настоящий?! Погляди на документ! — Он поднял куртку и продемонстрировал уродливый шрам. — Полживота в Афгане оторвало. И на руки погляди — трясутся, но не от поллитры, как у твоего истинного патриота, а от контузии — фугас рядом рванул.
Друзья! Я провоевал три года, командовал десантным полком. Положил не один десяток ребят, гнал их на верную смерть. Себя тоже не жалел. Зачем? Недосуг было задуматься, все — приказ, приказ. Теперь разобрались и объявили, что приказ был неправильный. А ребят нет, и сам покалеченный. Вот и вам нужно думать: не такие ли преступники сейчас приказ отдают?
Если речь Петрова и произвела на кого-нибудь впечатление, то только не на замполита.
— Ты горлом не бери, — его и без того резкий голос приобрел металлический оттенок, — а если нервный, дома сиди. У нас против вашей бумажки своя есть, — он развернул полевую сумку и прочел: — «Приказ командующего округом от 20 августа, пункт 2: „Эмиссаров, космополитов, предателей Родины, Союза задерживать, проводить допрос, сдавать правоохранительным органам“. Так что убирайтесь с дороги, пока мы его не применили. Пощадим, так сказать, раны.
Офицеры глухо зашумели. Петров рванулся было в новую атаку, но Ветров остановил — брань повредит делу. Заминкой воспользовался Владислав Кириллович, он вышел вперед, звякнув иконостасом, и заговорил:
— Друзья мои! Я тоже бывший офицер, провоевал четыре года, часто убивал, за то и награды. Но скажу: главное мужество не в этом. Главное мужество в том, чтобы не ударить, когда разрешают бить. Не выстрелить, когда приказывают стрелять. Оно доступно по-настоящему сильным людям. Таких у нас мало. Семьдесят три года только и знаем, что целимся друг в друга, и что же в итоге?
Старик сделал небольшую паузу и вдруг прочитал звонким помолодевшим голосом:
Все рядком лежат,
Не развесть межой.
Поглядеть: солдат.
Где свой, где чужой?
Белый был — красный стал:
Кровь обагрила.
Красный был — белый стал:
Смерть побелила.
Написано в двадцатом году, а мы до сих пор целимся.
Друзья! Проявите мужество и откажитесь стрелять в братьев. Не подчиняйтесь приказам хунты! Заявите об этом прямо, как подобает русским офицерам!
Голос Владислава Кирилловича дрогнул, наверное, не выдержал напряжения, однако эта дрожь подействовала сильнее металлического звона, чувствовалось, что слушатели готовы поддержать призыв, и не хватает малого. Тогда вышел Лабутенко и провозгласил:
— Слушай резолюцию. Офицеры полка осуждают применение вооруженной силы против мирного населения. Во избежание кровопролития они считают незаконным ввод полка в Москву до подтверждения такой необходимости законными органами власти. Так?
Офицеры отозвались нестройными голосами.
— Не понял. Поскольку темно и рук не видно, будем ориентироваться по звуку. Отвечать «да» или «нет». Согласны с такой резолюцией? Да? Не слышу. Да? Мало каши ели… Да?.. Оце гарно. Кто нет? Не слышу. Нет таких? И оце гарно… Уси разумилы? А замполит, где вин? Утек… ну и бис с им. Оставайтесь тута, а мы пийдемо дальше…
Он повелительно махнул рукой, призывая товарищей поспешить в дальнейший путь.
В машине царило веселое оживление.
— Ты чего под генерала Клименко стал работать? — спросил Алишер, вспомнив начальника суворовского училища.
— Не знаю, — пожал плечами Лабутя, — само нашло, я ведь украинской мовы не разумию. Вот чудно! Так представилось ясно, что мы на общеучилищной поверке, и генерал речь держит…
— Это и была поверка, — заметил Ветров.
Афганец дружелюбно ткнул в бок Владислава Кирилловича:
— Вы, батя, хорошо сказали: белого кровь покрасила, а красного смерть побелила. Кто написал?
— Цветаева.
— Баба? Вот не подумал бы…
Впереди опять засверкала россыпь огней, и Ветров сбросил газ.
— Интересно, куда пропал этот «металлист»? — сказал он, имея в виду замполита. — Так бесславно оставить поле боя! Мне-то подумалось, что такой будет стоять до конца.
— Может, и постоит. Впереди еще одна колонна, — отозвался Алишер.
Правая сторона шоссе была занята БМП. Фары высветили военного регулировщика, который показал им на обочину. Там стояли несколько человек. От них отделилась фигура в офицерской накидке.
— Ваши документы?
— А в чем дело?
— Ваши документы, — повторил он строгим тоном.
«Да это не инспектор», — подумал Ветров и тоже строго спросил:
— Кто вы такой и почему я должен предъявлять документы?
— Вопросы задаю я! — крикнул офицер и сделал знак, по которому машину окружили четверо солдат, по одному на каждую дверь. — Выйти из машины!
При таком оформлении команду, конечно, пришлось выполнить. Офицер показал им на освещенное перед машиной пространство и прошел туда сам. Лицо его было маловыразительно: глаза — плошки, нос — картошкой, рот — щелью, так обычно изображают деревенских Ваньков.
— Я офицер особого отдела Цыпляев. Все здесь или кто еще с вам?
Петров издевательски фыркнул:
— С вам! Говорить хоть бы выучился, Кострома.
Он попал в точку — нынче особый отдел действительно представлялся костромским парнем, а те всегда сердятся, когда им об этом напоминают, ибо, кроме всего прочего, кострома — чучело из соломы. Поди знай, какую букву имеют в виду насмешники, большую или маленькую?
Цыпляев смерил его гневным взглядом:
— Это откуда такой грамотей? Документы!
— А этого не хочешь? — Петров поводил перед ним согнутой рукой.
Взбешенный особист стал расстегивать кобуру и яростно крикнул:
— Руки за голову!
Петров смотрел с улыбкой и не спешил выполнить команду.
— Кому сказано?
Цыпляев принялся раздувать ноздри и, не отрывая горящих плошек, передернул затвор. Ну, сколько на это нужно? — доли секунды, а Петрову и их оказалось довольно — в результате молниеносного приема пистолет оказался на земле, а особист в кювете.
— Взять его! Чего стоите? — закричал он оттуда.
Солдат, бросившийся выполнять приказ, тотчас же присоединился к нему.
— Третьего ломаю! — предупредил Петров.
Желающих ломаться не оказалось. Он поднял пистолет и скомандовал выходить. Цыпляев неуклюже выбрался на обочину.
— Вы за это ответите, — хрипло выдохнул он.
Ознакомительная версия.
