корпусе церковно-приходской школы. На возвышении была построена высокая шатровая церковь, ее золоченые купола были видны при въезде в поселок с любой стороны. Но в шестидесятые годы церковь разобрали и из ее бревен соорудили школьный спортзал. А в доме священника располагался сельсовет.
К началу нового учебного года семья Ислама переехала в обещанный казенный дом, который стоял третьим от кирпичной больницы – бывшего дома хозяина завода. Напротив – школьный стадион и два деревянных одноэтажных корпуса школы. За стадионом – корпуса интерната и детский сад. Дом и двор были обустроены, как и все дома поселка, чисто по-русски – отгороженный от соседей сараями глухой дощатый двор. Сам дом – пятистенок. В первой половине прихожая и кухня. Вполкухни большая русская печь. В большой половине – круглая голландская печь.
Все соседи, давно знавшие семью Ислама, выказали им свое уважение, старались во всем помогать. Через дом, вверх по улице, стоял небольшой домик той самой Акулины, у которой квартировали дочки во время учебы. Зная всю семью новых соседей и радуясь тому, что теперь в начальниках хорошо знаемый ей человек, она стала часто заходить к ним, простодушно выказывая хозяину свое почтение.
Несмотря на то что сейчас она жила скромно, одна, в молодости она объездила практически весь Советский Союз. Об этом говорило множество фотографий под общим стеклом в раме, на которых можно было разглядеть и кавказские горы, и туркестанские степи, и виды столиц. А с самого большого фото в красивой раме, висевшее на почетном месте, смотрел мужественный усатый офицер в буденовке, в длинной до пят шинели, перепоясанной широким кожаным ремнем. На боку – кобура маузера, рука лежит на темляке шашки. А рядом еще молодая, одетая по моде тех лет, сама Акулина.
Этот офицер был другом самого Буденного, входил в состав его штаба и обеспечивал его тыл, решал хозяйственные вопросы. Потому молодая Акулина была везде, где был штаб прославленного командарма, и в его сопровождении во время поездок по стране. Участвовала во всех приемах, торжествах, бурных пирушках. Приходилось видеть и самого Сталина. Окончив эту службу, ее муж еще долго работал на руководящих должностях района, а когда умер, Акулина вернулась в родной поселок, в опустевший отчий дом. Ее уже взрослые дочери, привыкшие к городской жизни, не пожелали жить в деревне, остались в городе и почти не навещали мать. Она же стала рядовой сельчанкой, и о ее былой жизни жены офицера штаба армии ничего и не говорило.
– Ай, сосед-та у нас какой, ай, у Ислама-та руки золотые! – восторгалась она, любуясь расставленной в сияющем после ремонта доме сделанной Исламом легкой и изящной мебелью, картинами, им написанными, да и умно устроенным бытом. – Руки-та золотые… – И намекая на его загулы: – Та рот маленько поганый…
Стараясь полностью втереться хозяевам в доверие, часто начинала советовать:
– Соня (так называло Салиму все русское население поселка), дак ты подскажи Исламу-та, что нельзя доверять Лыткиным-та, гляжу, он все время, лыбясь, к нему подбирается. Нехороший-та он. Любит подлизываться к начальству-та, а потом, глядь, и подлянку подстроит… Я про всех-та все знаю, если што, спрашивайте-та. Не стесняйтесь…
В новом доме появился первый, редкий в то время телевизор. Теперь Акулина приходила посмотреть и телепередачи. И когда показывали балет, она всем корпусом отворачивалась от экрана, опускала голову, закрывала глаза и шептала:
– Ай бесстыдницы! Ай, совсем голые-та! Как такое показывают-та!
Теперь к повседневным хозяйственным обязанностям Салимы прибавилась еще одна – соответствовать статусу жены самого главного человека поселка и округи. И это было очень трудно – все смотрели на семью председателя с пристрастием. Каждый шаг, каждый поступок были на виду. Ей приходилось встречать и угощать гостей из районного центра. Быть рядом с мужем на разных торжествах и праздниках.
Вначале все было хорошо. Он навел порядок в работе конторы сельсовета, решил множество вопросов, накопившихся из-за неорганизованности предыдущего руководства. Взялся за благоустройство улиц села. Для этого не раз вступал в конфликты с руководством лесопункта – трактора и лесовозы без производственной необходимости свободно разъезжали по улицам села, ломая тротуары, мостки, набивая колею в глинистой почве.
Все было бы хорошо, если бы он, с привычным рвением выполняя всю повседневную работу, иногда не уходил в недельные запои. Как всегда, за большими его плюсами следовали и непростительные просчеты. В дни, когда Ислам лежал дома в невменяемом состоянии, все требовал от Салимы выпивки, приходили по срочным делам просители, и ей, не привыкшей врать и изворачиваться, приходилось очень туго.
Бывало так, что встречные женщины предъявляли ей претензии, как будто Салима могла решить их проблемы. Ругались. Не умея отвечать на наглые выпады, Салима сильно расстраивалась, и лишь со временем, уже дома, ей на ум приходило то, как нужно было ответить этим злопыхателям.
И потому однажды ей приснился сон. Как будто опять ей кто-то несправедливо выговаривает, пытается обидеть, унизить. На что она с необыкновенной смелостью отвечает:
– Перестань! Если бы все вокруг были бы такими же честными, как я, то в стране уже давно коммунизм бы построили!
– Ай, Салима, смотрю я на тебя и удивляюсь – ты ли жена председателя сельсовета? – хитро подмигивая окружающим, громко, чтобы привлечь внимание всего магазина, завела разговор бывшая жительница деревни Учказе и давно ставшая своей среди разгульных компаний поселка Клара.
В эти годы почему-то в магазинах поселка были очень большие и тесные очереди за хлебом. Народ набивался в магазин задолго до привоза хлеба, стоял в душной очереди, еле дыша, в вечных спорах – кто за кем занимал, стоял в очереди или нет. Приходили целыми семьями, так как на руки давали только одну буханку хлеба. Поэтому и Салима брала с собой младшего сына.
– А что тебе не нравится, Клара?
– Так если бы я была женой председателя, то по одному звонку моего мужа из пекарни прямо в мой дом привозили бы столько хлеба, сколько положено, и даже больше. А ты со своим сыном топчешься здесь со всеми, мучаешься. Тебе что, больше делать нечего?
В очереди раздались смешки. Кто-то смущенно отводил глаза, кто-то нагло и по-хамски поддержал выпад бесшабашной Клары. Салима помолчала и, когда очередь более-менее успокоилась, ответила:
– Сегодня, да, он председатель, а кто знает, кем он будет завтра? И как я тогда завтра буду смотреть вам в глаза?
Как и везде, где бы ни жила Салима, ее окружали хорошие соседи. Так и здесь, слева семья бывшего председателя сельсовета Ивана Абросимовича с женой Анастасией и чуть дальше в большом доме большая семья Копыловых. Дядя Толя, глава семьи, был фронтовиком – полковым разведчиком и единственным из воевавших сельчан офицером. Приехал он
