Ознакомительная версия.
Связующим звеном между этим первым кодексом и Пятикнижием Моисея были галахические мидраши (тексты, содержащие правовое толкование Торы) и арамейские таргумы (переводы ветхозаветных книг на арамейский язык, также включавшие толкования и разъяснения)56. Л. Шиффман отмечал, что самые ранние примеры применения метода законодательного мидраша встречаются уже в книгах Ездры и Неемии. А это V век до н.э.
Таким образом, иудейские законодатели создавали Мишну и другие, не вошедшие в нее законоположения (барайты), весьма долгое время – дискутировали, формулировали, редактировали, дополняли и т. п. И делали это не на бумаге. Приспосабливая древний Закон для практического применения в греко-римскую эпоху, они просто заучивали тексты и передавали их из уст в уста. А для своих личных нужд законоучители имели тайные свитки. Во «Введении в Мишну» сказано, что «эти личные рукописи содержали не только детали устно переданного учения, но также новые законы»57. Вопрос в следующем: применялись ли эти новые законы на практике? И содержали ли они законоположения о судебных процедурах, отличных от тех, которые были прописаны в Пятикнижии.
Это тема отдельного исследования, проведенного автором. Здесь же отметим, что есть основания на оба вопроса дать положительные ответы.
Иисуса судили не по нормам ветхозаветного закона. Сравнение этих норм с тем, как проходил суд, показывает, что синедрионом не принимались во внимание фундаментальные основы правосудия, изложенные в Моисеевом законе. Прежде всего, этим законом не допускалось объективное вменение и осуждение при отсутствии вины, что произошло в суде над Иисусом.
Его не могли судить и по нормам саддукейского уголовного кодекса. Этот кодекс является, скорее всего, плодом воображения историков. Но даже если он и существовал, то в любом случае был отменен фарисеями за столетие до исследуемых событий. А вот мишнаитский (фарисейский) кодекс – историческая реальность. И весьма вероятно, что значительная часть устных правовых норм, позже вошедших в этот законодательный свод, во времена Иисуса уже могла применяться судами при разрешении конкретных дел. Были среди них и нормы чрезвычайного характера.
Период становления чрезвычайного закона, учитывая дефицит доказательственной базы (противоречивость и отрывочность исторических свидетельств и др.), можно наметить лишь приблизительно – от середины II века до н.э. до первой половины I века н. э. В эти годы были сформулированы и возведены в ранг Устного закона не только основные постулаты, присущие чрезвычайному праву, но и конкретизированы правовые нормы и процедуры, определявшие порядок их применения. Косвенное подтверждение тому, что, практический правовой каркас был действительно сооружен в это время, можно найти в Энциклопедии иудаизма. Там сказано, что более строгие правовые «установления, относящиеся к идолопоклонству», были, вероятно, приняты в эпоху Хасмонеев (142—37 гг. до н. э.)58. А завершение создания этого каркаса (ограды вокруг Торы) следует, вероятно, отнести ко времени, когда в Иудее стало доминировать шаммаитское направление в фарисействе. Так его называют по имени руководителя этого направления (школы) Шаммая (Шамая)59. Известный еврейский историк Г. Грец не без оснований полагал, что «вследствие чрезмерного рвения шаммаитов… иудаизм получил совершенно иной, мрачный характер»60.
Далее следует обратить внимание на то, что Закон и практика его применения – это разные вещи. Разработка новых законов (в рамках Устной торы) обосновывалась народным благом, необходимостью сочетать правосудие со справедливостью. Однако в практической деятельности это получалось не всегда. Расширение диапазона судейского усмотрения объективно вело к сужению установленных древнееврейским правом процессуальных гарантий правосудия, призванных исключить судебные ошибки.
Законоучители утверждали, что иногда «юридическая норма, сама по себе хорошая и правильная, влечет за собой несправедливость по отношению к отдельным лицам в силу особых обстоятельств». Поэтому суд в этом случае должен судить «не по букве закона». Крупнейший специалист в области древнееврейского права М. Элон61 проиллюстрировал действие этого принципа на следующем примере: «суду ясно, что перед ним убийца, но показания свидетелей путаны и сбивчивы, суд при формальном подходе обязан оправдать его. Но тогда будет… нанесен ущерб всему населению».
Как же быть в этом случае? Ответ однозначен: судить! Причем, даже в отсутствие надлежащих и достаточных доказательств вины. А как же процессуальные гарантии правосудия? Ведь в случае недобросовестности или предвзятости судей такое допущение превращалось в инструмент судебного произвола, позволявший узаконить беззаконие. Как раз это и произошло при рассмотрении дела Иисуса.
Иудея переживала тогда очень тяжелые времена. Сохранилось несколько источников, которые дают основание утверждать, что время земной жизни Иисуса – это период духовной деградации и нравственного упадка иудейской административно-религиозной верхушки. Первосвященники под влиянием алчности и честолюбия, по сути, приравняли отправление религиозных культов к торговле. Поэтому между правом и правоприменением в те годы мог образоваться значительный разрыв. И судьи вполне могли использовать имевшиеся правовые лазейки с тем, чтобы попытаться узаконить свое беззаконие.
В Евангелии от Иоанна не случайно, видимо, сказано, что первосвященники решили Иисуса убить, а не осудить (Ин. 11:53). Д. Мережковский, подчеркивая это обстоятельство, писал, что «закон не судит Христа, а убивает».
Вывод из всего сказанного следующий. Для того, чтобы убить, не обязательно допускать многочисленные нарушения древнееврейских правовых норм. Убить можно, формально не нарушая закон. Как раз для этих целей в древнееврейском праве усилиями фарисеев и был создан институт чрезвычайного правосудия.
Еврейские историки и раввины особо не афишируют этот пласт правовой истории. Но и не отрицают, что в древнееврейском праве действовали особые процедуры, позволявшие в исключительных случаях вершить правосудие «не по букве закона». В кодексе Маймонида (Рамбама)62 «Мишне тора» можно найти немало законоположений о том, что «исполнение каких-то заповедей Торы может быть временно отменено судом в качестве исключительной меры», и наказывать суд может не «по букве закона», а «другими способами».
Наиболее полное и точное изложение этого вопроса можно найти у того же М. Элона. Он сгруппировал следующие правила и руководящие принципы законодательной деятельности «не по букве закона»:
а) Суд мог исключить что-либо из Торы указанием о «пассивном нарушении» заповеди, то есть «суд вправе постановить, что некую конкретную заповедь, которую закон Торы обязывает исполнить, исполнять не следует».
б) Суд мог наказывать не по Торе, причем даже в тех случаях, когда отсутствовали достаточные доказательства (имелись «только косвенные свидетельства») и не было «предупреждения, требуемого по закону Торы».
в) Суд был вправе в качестве временной меры «выносить постановления, содержащие в себе отмену закона из Торы», исходя из «веления времени», с тем, чтобы оградить людей от преступления и «вернуть многих к соблюдению заповедей».
г) Суд мог «при особых обстоятельствах отменить закон Торы… если в этом есть «причины, смысл и основание»63.
Теперь следует подробнее осветить вопрос о том, что именно могли понимать под термином «Закон» саддукеи и фарисеи. Известно, что представители этих религиозных течений вкладывали в это понятие разный смысл. Да и внутри названных партий имелись существенные расхождения в восприятии характера и объема действовавших тогда законоположений. Фарисеи, наряду с Письменной Торой (Пятикнижием), почитали неписаную традицию (Устную Тору), позже закрепленную письменно в Мишне. И даже ставили устный закон выше письменного. Саддукеи же, напротив, признавали лишь Письменную Тору и полагали, что она не содержит каких-либо сведений о божественном происхождении устной традиции. Их позиция основывалась на библейской заповеди: «И написал Моисей все слова Господни…» (Исх. 24:4). Кроме того, в книге Второзаконие Бог через Моисея прямо запретил вводить новые заповеди (Втор. 4:2). Исходя из этого, саддукеи считали, что любое отступление от буквальных предписаний Торы является государственным преступлением. Поэтому они жестко отвергали все фарисейские нововведения, именуемые Устной торой. Во II – I веках до н.э. возникавшее между саддукеями и фарисеями на этой почве противоборство нередко заканчивалось кровавыми разборками. Так, было во времена Александра Янная, организовавшего массовую резню законоучителей. А ответные казни последовали при правлении его жены – царицы Александры Саломеи (Шломцион), управлявшей Иудеей вместе с братом – лидером фарисеев Симоном бен Шетахом. Одна из концептуальных идей, которую последний сумел законодательно закрепить в качестве обязательного правила, сводилась к тому, что только синедрион (состоявший в те годы из фарисеев) обладает исключительным правом толковать Тору.
Ознакомительная версия.
