пока невеста не будет готова к браку. Иакову пришлось смириться, поскольку выбора у него не было. Рахиль устроила Аде скандал - ох, как же она разбушевалась! - однако ровным счетом ничего не добилась и, раздосадованная, отвесила пощечину ни в чем не повинной Билхе, обругала Зелфу и проворчала что-то злобное в адрес Лии. Рахиль даже топнула ногой, высоко взметнув пыль перед лицом Иакова, обозвав возлюбленного лжецом и трусом, а потом с рыданиями бросилась ему на шею.
Бедняжку одолевали мрачные мысли. Она никогда не начнет кровоточить, она никогда не выйдет замуж за Иакова, не сможет выносить и родить сыновей. Внезапно маленькие тугие груди, которыми Рахиль так гордилась, стали казаться ей слишком детскими. Вероятно, она урод, гермафродит, как огромный идол в шатре отца - тот, у которого ствол между ног и груди, словно коровье вымя.
В общем, Рахиль всячески торопила время. Перед новолунием она испекла хлеб для подношения Царице Небесной - чего прежде ни разу не делала, а потом спала всю ночь, прижавшись животом к ашере. Но луна пришла и ушла, совершив свой круг, а Рахиль оставалась сухой и чистой. Тогда она пошла в деревню, спросить совета у повитухи Инны, и та дала ей отвар из крапивы, что росла в соседней долине. И снова луна совершила свой круг, а Рахиль по-прежнему оставалась ребенком. После третьей луны она истолкла горькие ягоды и показала старшим сестрам пятна на одеяле, якобы от крови. Но сок имел пурпурный оттенок, так что Лия и Зелфа только посмеялись над младшей сестренкой.
Когда новолуние наступило в третий раз, бедняжка спряталась в шатре и не выходила оттуда даже для того, чтобы увидеть возлюбленного.
Наконец, на девятый месяц после прибытия в лагерь Иакова, у Рахили впервые была кровь, и она расплакалась от облечения. Ада, Лия и Зелфа исполнили гортанную песню, знаменовавшую рождение, смерть и момент созревания женщины. В день ближайшего новолуния, на закате солнца, они окрасили ногти на руках Рахили и ступни ее ног хной, а веки девушки оттенили желтым. На запястья, пальцы, щиколотки Рахили надели множество браслетов, подвесок и других украшений. Голову ее покрыли тонкой вышитой тканью и в таком облачении ввели в Красный шатер. Там женщины исполняли гимны в честь богинь - Инанны и Ашеры, повелительницы моря. Они вспоминали Элат, бывшую матерью семи богов и богинь, в том числе и Анат, покровительницы материнства.
Вот одна из этих песен:
Чья чистота сравнится с Анат?
Чья красота сравнится с Иштар?
Иштар теперь в твоем чреве,
И носишь в себе ты силу Элат.
Пока женщины пели, Рахиль ела финиковый мед и испеченные из лучшей пшеничной муки треугольные лепешки с символами женского лона. Она вдоволь пила сладкое вино. Ада натирала благовониями руки и ноги, спину и живот дочери, пока та не стала совсем сонной. К тому времени, когда ее понесли в поле для церемонии бракосочетания с землей, Рахиль совсем отупела от удовольствия и опьянения. Она не помнила, как ноги ее покрыли землей, смешанной с кровью, и продолжала улыбаться во сне.
Исполненная радостного ожидания, моя тетя три дня бездельничала в Красном шатре, собирая свою драгоценную жидкость в бронзовый сосуд, чтобы в ближайшее полнолуние совершить в саду возлияние первой девственной крови. Никогда прежде она не была такой спокойной и уверенной в себе.
Как только все ритуалы свершились, Рахиль потребовала назначить день свадьбы. Но ничто на свете не могло побудить Аду нарушить твердое древнее правило: в брак вступают не раньше, чем через семь месяцев от момента первой крови. На том и порешили, и хотя Иаков уже отработал на Лавана полный год, договор был продлен, так что следующие семь месяцев его жизни тоже принадлежали нашему деду.
Глава вторая
Непростые это выдались месяцы. Рахиль гордо задирала нос и вообще вела себя высокомерно; Лия вздыхала, словно беременная корова; Зелфа ходила мрачнее тучи. Только Билху, казалось, все происходящее никак не затронуло: она сидела за прялкой, полола сорняки в саду, поддерживала в шатре Ады огонь, который теперь горел там непрестанно, чтобы согревать ее стареющее тело.
Рахиль проводила с Иаковом столько времени, сколько ей хотелось, ускользая из сада и из-за ткацкого станка, чтобы разыскать любимого среди холмов. Ада была слишком больна, чтобы удерживать дочь, а слушаться Лию Рахиль категорически отказывалась: с того момента, когда младшая сестра стала считаться невестой и получила шанс первой стать женой и матерью, старшая отчасти утратила свое неоспоримое право указывать ей, как себя вести.
Дни, проведенные в полях наедине с Иаковом, стали для Рахили источником радости.
- Он смотрел на меня с изумлением, - рассказывала моя прекрасная тетя. - Его пальцы касались моих волос. Он просил меня стоять в тени, а потом на солнце, чтобы полюбоваться игрой света на моих щеках. Иаков плакал, глядя на мою красоту. Он пел песни своей семьи и рассказывал мне о красоте своей матери.
Рахиль говорила:
- Иаков уверял меня, что наши сыновья будут прекрасны. Золотые мальчики, так он их называл. Совершенные мальчики, которые станут вождями и царями. Я знаю, что думали окружающие: мои сестры, пастухи, - но мы не прикасались друг к другу. Ну, только один раз. Иаков прижал меня к груди, но потом задрожал и оттолкнул. После этого он все время держался на расстоянии. Мне нравился его запах. Он был лучше, чем у любого другого мужчины.
Но всё же запах коз и мужского естества брал верх. Я бежала домой и нюхала кориандр, чтобы перебить его.
Рахиль настаивала на том, что первой услышала историю семьи Иакова. Он был младшим из двух братьев-близнецов, что лишало его права первородства. Мать любила Иакова больше: он был красивее и умнее брата. Чтобы кормить его грудью на год дольше, чем второго ребенка, Ревекка сказала Исааку, своему мужу, что Иаков якобы очень болезненный мальчик. Рождение близнецов едва не убило Ревекку, у которой открылось обильное кровотечение, так что она ослабела и впредь уже не могла удержать в себе новую жизнь. Когда она поняла, что дочерей у нее не будет, то стала нашептывать свои истории младшему сыну.
Ревекка уверяла Иакова, что отцовское благословение по праву принадлежит ему, а не Исаву, иначе зачем бы Инанна создала его более совершенным, чем брата. А кроме того, в ее семье именно мать выбирала наследника. Сам Исаак тоже родился вторым. Решай все Аврам, вполне возможно, что патриархом стал бы его первенец Измаил,
