Тут неподалеку снова затрещали сучья, заржали кони, и на тропу выехали оружные верховые.
Переговорив с посадником, Веселица с Ошаней времени зря не теряли. И хотя у озера зачинщиков драки не застали, у проходившего неподалеку старичка выведали, что и он видел показавшихся ему ненадежными людей, которые, по его словам, подались на вырубки.
Рубившие лес мужики были не на шутку встревожены.
— Все верно, захаживали к нам тати, — сказали они воям. — Пришли всей ватагой, ножичками грозили, забрали съестное и подались на Влену.
— На Влену ли? — засомневался Ошаня.
— Куды же еще. Они и промеж собою так говорили: пойдем-де на Влену, здесь все едино не разживемся, а на Влене — купцы, народ богатый, случайные проезжие опять же…
— Спасибо вам, мужички, что указали след, — поблагодарил их Веселица.
Тронулись дальше. На полпути до Влены, в небольшой деревеньке, навстречу воям высыпали бабы и ребятишки.
— Спасите, милые! — кричали они наперебой. — Снова не стало нам житья.
— Да что случилось?
— А то и случилось. С утра мужики наши в поле, а енти нагрянули, стали шарить в избах по углам. Марфуткиного парнишку рогатиной пришибли — шибко озоровали, ох, как озоровали…
— А давно ли ушли из села?
— Да как солнышко за церковку закатилось, так и ушли. Попу бороду подпалили, у икон оклады оборвали — и все в мешки-то, все в мешки…
— Много ли было их?
— Всего десятеро, не боле. Наши-то мужики с ними бы справились…
— Ну, Ошаня, — сказал Веселица своему приятелю, — легко отделались мы от них у озера. Хорошо, ты первым тягу дал…
— Это ты дал первым тягу, — отвечал Ошаня. — Шишку-то мне уже опосля посадили.
— После твоей-то шишки я ишшо отмахивался. Двое на меня насели, а третий — с ножом. Тут я и обомлел…
— Обомлеешь, коли жизнь дорога. Едва самих нас не словили, как тех карасиков.
Теперь смекали Веселица с Ошаней, что далеко давешние лихие людишки уйти никак не могли. Ежели были за полдень в деревне, то следы их должны вот-вот объявиться.
Ехали берегом реки, вполголоса переговаривались друг с другом, присматривались к кустам, прислушивались к долетавшим из лесу шорохам. «Ровно на лося охотимся», — подумал Веселица. Только лось тот куды поопаснее и похитрее иного — двадцать ног у него и двадцать рук, и в каждой руке либо нож, либо рогатина.
«И впрямь легко мы от них отделались», — в который раз уже холодел Веселица от воспоминаний.
Долго ли, коротко ли ехали, вдруг скакавший впереди всех вой поднял предостерегающе руку. Отряд остановился. Люди принюхались — из ложбинки, лежавшей перед ними, тянуло дымком. Неужто так обнаглели тати, неужто не таятся?!
Но тревога их была напрасна. За поворотом показались выпряженные возы с уставленными в небо оглоблями. На оглоблях было развешано белье. Купцы, сгрудившись у костра, кончали вечернюю трапезу.
— Здорово, купцы-молодцы! — зычно приветствовал их Ошаня.
— Бог в помощь, — отвечали купцы. — Садитесь к нашему костру, гостями будете.
— Не до гостей нам, купцы, а за приглашение спасибо. Дороги вам ведомы, народ везде свой. А не встречались ли часом посторонние людишки?
— Да как сказать? Людишек нынче много разных развелось. Кто свой, кто не свой, не поймешь толком. А те, что к обозу нос совали, те, верно, уже далече…
— Где же вас побеспокоили-то?
— А на Влене. Едва сунулись вброд, а они на бережку. Думали, надоть, отбить воз-другой, но не тут-то было. Народ у нас смелый, нас на крик не возьмешь…
Все купцы, сидевшие у костра, были один к одному — все молодые и широкоплечие, на иных поблескивали кольчуги, мечи лежали у каждого под боком, чтобы долго не искать.
— А еще, совсем недавно это было, встретились нам два молодых удальца — из Новгорода, слышь-ко, возвращались ко Владимиру. У одного конь шибко красивый был, каурой масти (при этих словах у Веселицы дрогнуло сердце — не Звездан ли?)…Так мы их насторожили — езжайте, мол, стороной, а ко Влене не суйтесь. Двое вас, как бы не случилось беды…
— Спасибо вам, купцы-молодцы, — сказал Веселица и так прикинул: на старом месте лихим людям толчись ни к чему — наделали они шуму, побоятся засады. И ежели куды подадутся сейчас, то не иначе как на владимирскую дорогу. Там про них еще никто и слыхом не слыхивал, а от Владимира на Переяславль и Ростов много всякого движется народу, есть чем поживиться.
Все верно прикинул Веселица. И часу они не скакали — наехали на мужика. Лежит на обочине босой и без верхнего платья, борода в крови.
Соскочил Веселица с коня, приложил ухо мужику к груди:
— Жив.
Полили мужика водой из сулеи, в рот влили меду. Открыл мужик глаза и снова зажмурился от страха.
— Не бойся нас, — сказал ему Веселица. — Не вороги мы, а твои спасители.
Мужик сел, прокашлялся и, взглянув на свои босые ноги, запричитал:
— Воры-грабители! Куды чоботы мои дели? Где сермяга?
— Снявши голову, по волосам не плачут, — тряхнул его за плечи Веселица. — Ежели скажешь, в какую сторону подались тати, сыщем и твою сермягу, и твои чоботы…
— А вы кто такие?
— Не твое дело спрашивать. Отвечай, да покороче.
— Короче некуды, — пролепетал мужик. — А как стукнули меня, так всю память и отшибли.
— Толку от тебя, видать, не добьешься, — покачал головою Веселица. — Сиди тут покуда. На обратном пути захватим в Переяславль…
— Спасибо, соколики, — обрадовался мужик. — А не забудете?
— Жди.
За речной излукой дорога пошла плотным лесом. Солнце уже реденько пробивалось сквозь сосны, в низинках, поросших папоротником, легко лохматился тонкий, как паутина, туман. Местами, за ивовой мелкой порослью, маслянисто поблескивали болотца.
— Гляди-ко, — шептал Веселице Ошаня, — как бы нечистая тропку-то не увела.
Надежды на то, чтобы захватить в лесу ватагу, у них уже почти не было. Скоро ночь падет на деревья, а в ночи, да в чаще, попробуй-ка человека сыскать. Еще ежели открытый человек, еще ежели голос подает — куда ни шло, а тайного человека не найдешь и рядом. Просидит за пеньком, проедешь мимо — он и был таков.
У Ошани ухо — все равно что у зверя лесного. Он первый услышал невнятные голоса. В одну сторону повернул коня, в другую и вдруг погнал его через вереск — весь отряд тут же пустился за ним следом…
Впереди замерли удаляющиеся быстрые шаги, а на тропинке — прямо против Веселицы, лицом к заходящему солнышку, — вырос из кустов Звездан. Стоит, на меч опирается, цепким взглядом сторожит мужика в лохматом треухе.
Увидев Веселицу, Звездан глаза вытаращил от изумления:
— Вот так встреча!
Кубарем скатился Веселица с коня, обнялся с другом, а Ошаня, вглядевшись в мужика, закричал обрадованно:
— Старого знакомца пымали!..
Вои посмеивались, наезжая конями на пленника:
— Твой ли это тать, Веселица?
— Как ни прятался, а на крючок вздели…
— Хорош карась…
Веселица подошел к Вобею, дернул его за разрез зипуна:
— Свиделись, никак?
Вобей усмехнулся, скользким взглядом прилип к украсившему лицо дружинника синяку:
— Здорово я тебя…
— Должок за мной, — сказал Веселица и, размахнувшись, ударил Вобея по лицу.
— Так, — сказал Вобей и провел ребром ладони под носом. Долгим взглядом посмотрел на дрожащую окровавленную руку, покачал головой.
Ошаня прыгал рядом, примеривался, с какой бы подойти стороны.
— Дай-ко, и я добавлю, — проговорил он и влепил Вобею увесистую затрещину.
Вобей покачнулся, но не упал, скользнул окровавленной рукою под треух.
— Эй вы, — засмеялся Звездан, — мужика мне не попортите.
— Да тебе-то что за забота? — удивился Веселица. — У нас свой счет. С утра ищем должок вернуть.
— А моему должку скоро год будет…
И Звездан рассказал, как бежал с Вобеем от Одноока в Новгород, как пощекотал его тать ножом на Великом мосту, вспомнил и о сегодняшнем поединке.
— Да где же парнишка твой? — забеспокоился Веселица. — Не заплутал ли часом?
В лесу совсем стемнело. Возбужденно переговариваясь, вои правили прежним путем к владимирской дороге.
— Жаль, Прова со всей ватагой не схватили, — говорил Звездан, сидя позади Веселицы на его коне, — а с Вобеем я бы и сам справился.
— Ничо, — отвечал Веселица. — Нынче Прову наши места заказаны. Уведет он своих людишек подальше куды. Вот вернемся, скажу посаднику, чтобы слал по дорогам разъезды.
Правя конем среди темных кустов, радовался Веселица: то-то попотешит он Малку, то-то удивит. Кого-кого, а Звездана в гости в этакую пору она не ждет.
У Ошани мысли были свои. Думал он, как переступит порог избы, как обнимет перепуганную Степаниду и велит нести из погреба меду. А наутро в городе все узнают, как он ловил лихих людей, и не с кем-нибудь, а с Веселицей, любимым Всеволодовым дружинником…
