плачешь, а он призывает, он наказывает тебя – слепотой и болезнью…
– Николай Чудотворец добрый, – возразил Евстафий. – Как он может наказывать?
– Ещё как может, если его воле противиться… Запомни: Господь призвал, патриарх благословил! – С этими словами Ефросин Святогорец вложил в его дрожащие руки небольшой мешок с серебром – столько монет сразу скромный священник не держал ещё ни разу в жизни. – Это на дорогу! – прибавил со значением.
Евстафий всегда надеялся на то, что Господь приберёг для него какую-то важную миссию, что время для настоящего служения Ему ещё настанет, что пройдёт он с гордо поднятым крестом среди языческих капищ, уничтожая всю эту мерзость и проповедуя слово Божье…
Разговор со старцем Ефросином взволновал настолько, что Евстафий слёг и проболел несколько дней кряду. Он не мог есть, пить, говорить, только смутно что-то хрипел; наполовину ослепнув, видел перед собой лишь изображение Николая Чудотворца. Порой какая-то неистовая сила срывала его с постели и бросала на колени. Ефросин молился, просил прощения у Господа за маловерие, молил вернуть его телу крепость, а уму – просветление, дабы исполнить волю святых отцов.
На четвёртый день хворь отступила, дыхание выровнялось, появилось желание пить и есть.
И уже совсем оправившись, Евстафий объявил жене и сыну, какая участь их ожидает. А в доказательство сказанному показал серебряные монеты и велел призвать своего помощника.
Никифор – безродный малый, в своё время приблудившийся к церкви. Евстафий пожалел его, взял в служки, кормил тем, что ел сам, одевал со своего плеча.
– Никифор пойдёт с нами, – добавил убеждённо. – На кого оставлю здесь? Ведь забьют совсем…
Матушка Феодосия побагровела лицом, шумно вздохнула и безнадёжно перекрестилась, добавив при этом:
– Если Господь призывает…
– Говорил вам всем, – осуждающе прошептал отец семейства, – изучайте язык скифов, пригодится. Говорил! Руссия – богатая страна, православие для них – внове, святынь пока что никаких, святых мест тоже нехватка… Господь не оставит своей милостью, авось послужим Ему среди нововеров.
Сын, именем Евстафий, шестнадцатилетний юноша, повлажнел глазами, хлюпнул носом, но тут же затих под осуждающим взглядом отца.
Согласие стало безоговорочным.
Случилось это в марте-капельнике 1225 года.
Заключительное слово автора
Замысел исторического повествования «Волки Дикого поля» складывался долго и мучительно. Первоначальной задачей был рассказ о личности Евпатия Коловрата – героя, почитаемого мной с детства. В молодости я даже предпринял попытку написать о нём героическую поэму… Но в распоряжении были только строки из «Разорения Рязани Батыем», потому замысел быстро потух.
Впервые с острой необходимостью «проникновения в века» я столкнулся при завершении фантастического романа «Целитель». Тогда стало предельно ясно, что без опыта прошлого невозможно осмыслить настоящее и строить будущее. История – серьёзная наука, подходить к ней надо с уважением и даже опаской.
Грянувшие мировые перемены, когда всё стало подвергаться сомнениям, пересмотру и фальсификациям, мной были восприняты однозначно: я обязан сказать своё слово в защиту исторической правды, в духе которой воспитывался. И вновь на первый план вышла личность легендарного Евпатия. Поскольку всё, что было о нём написано другими уважаемыми мной авторами, предполагало использование ими на все лады именно тех нескольких строк из вышеупомянутой летописной повести, я решил пойти иным путём. А он предполагал всестороннее исследование тех неполных тридцати восьми лет, прожитых Евпатием Коловратом, и событий, произошедших в эти годы.
Их оказалось немало.
И прежде всего битва при Калке.
Очевидной стала необходимость рассказать о корнях бесстрашного воителя, его круге общения. Так возникла картина жизни его отца Льва, получившего своё прозвище от одного из рязанских князей; так явились образы русских витязей Добрыни Злата Пояса, Ставра Годиновича, Тимони Рязанца и многих других, во главе с Александром Леонтьевичем Поповичем.
Далее – один за другим – стали возникать их антиподы – Субедей, Джебе, Тохучар. Они не менее интересны, своеобразны, потому что в период непрерывных войн, которые вёл верховный каган монголов, его полководцы превыше всего почитали воинскую доблесть, честь и справедливость. Они ещё не стали теми хищниками, в которых превратились впоследствии.
Выиграть у них сражение даже превосходящими силами союзников было чрезвычайно трудно. Их железная дисциплина и безоговорочное подчинение вышестоящим сделали монгольскую армию лучшей армией того времени.
Почему именно сейчас мне показалось это повествование важным и нужным? Ответ прост: слишком уж много появляется версий прошлого, слишком часто делаются попытки быстро переменить события, истолковав их в нужную сторону. А ведь история была такой, какой была. Ничего не надо придумывать, надо просто заглянуть в прошлое. И тогда станет очевидно, что события, особенно судьбоносные, возобновляются с неумолимой периодичностью.
Ситуации вновь и вновь повторяются, не подготовленным к ним оказывается лишь тот, кто не ведает своей истории; что от своих корней, уходящих глубоко в прошлое, могут отказываться лишь обречённые на вечное забвение недолговечные правители.
«Волки Дикого поля» – общее название задуманной дилогии. И если её первая часть рассказывает о детстве и юности одного из главных героев, то вторая посвящена именно подвигу русского витязя, который превратил его образ в знамя борьбы с вековечным злом, обрушившимся на Русь и повергшим её на два с лишним столетия в непроглядную тьму.
От мысли сделать центральным персонажем именно Евпатия Коловрата пришлось отказаться по причине того, что замечательных витязей, истинных радетелей земли Русской было так много, что возвысить одного просто не получится. Евпатий догонял войско монгольское и бил с арьергарда, а, например, воевода Вадим Данилыч Кофа смертельно бился с ним на улицах Рязани, не помышляя сдаваться и тем сохранить свою жизнь. Еремей Глебович храбро дрался за Коломну, Пётр Ослядукович погиб, защищая Владимир… Примеров великое множество.
А подвиг небольшого Козельска, который монголы и брать-то не собирались, его в какие ряды записывать? Только в беспримерные.
Материалы, над которыми пришлось работать, жуткие и страшные по своей сути. Это период феодальной раздробленности, когда каждый князёк стремился стать главой государства, пусть и совсем небольшого, и не очень-то выбирал средства, чтобы достичь своей цели. Самовласть и самодурь княжеская довели количество «независимых» княжеств на территории Северо-Восточной и Южной Руси до полусотни…
Годы, которые описаны в дилогии, тоже и жутки и страшны, а ещё – они безысходны. Намеренно здесь нет волков как таковых, но люди предстают в образе лютых зверей как в Диком поле, так и в разных поселениях, больших и малых.
При описании некоторых периодов истории, особенно после битвы при Калке и до начала масштабного вторжения степняков, я чувствовал себя даже первооткрывателем, ибо эти годы почти не отражены в литературе, думаю,
