Наконец он разорвал все листы акта на мельчайшие клочки, и тогда они подняли глаза друг на друга.
— Ну, говорите… — прошептала она.
— Эльвира де Коссе умерла в чемианском застенке, — хрипло выговорил он. — Я… Но она не подтвердила им ничего, ничего…
Жанна почувствовала прилив дурноты. Свеча и лицо врага поплыли перед глазами.
— Вам нехорошо? — услышала она.
— Да.
Она ощутила на губах стеклянный холодок стакана с водой. Проглотила. Увидела близко от глаз его руку, державшую стакан.
— Все равно… — прошептала она. — Что вам еще нужно?
— Эти черные крысы устроили в Толете форменную Варфоломеевскую ночь. Просто каждый второй оказался еретиком… «эпикурейцем», как они говорят… пропали бы они совсем! Но ваши друзья, их вынудили признать такое… Принцесса… граф ди Лафен… Арнор ди Хиглом… сеньора де Кастро…
— Зачем вы говорите мне об этом?
— Затем, что я не верю ни одной поповской выдумке, — отчеканил Фрам. — Пыткой можно вырвать что угодно. Мишель де Монтень в своих Essays по этому поводу говорил… а-а, черрт! Речь идет о вас, Ваше Величество. Сегодня на заседании Совета я отстаивал вас…
— Так вы пришли оправдаться! — вдруг воскликнула она, сама того не ожидая.
Принцепс Великой Виргинии скривился, словно получил пощечину. Но эта гримаса вспыхнула и сгладилась. На лице его проступило нечто вроде растерянности.
— Да, вы правы, Ваше Величество… — сказал он необычайно мягким голосом. — Я привык брать не прося… но сейчас я прошу вас… Да, я пришел оправдаться, потому что мне стыдно…
В сердце у Жанны дрогнуло нечто похожее на симпатию к этому человеку. Она увидела вдруг, что он, в сущности, глубоко несчастен.
— Герцог, — торопливо проговорила она, — конечно, я боюсь пыток, но я должна испытать то же, что и Эльвира. Она — мое второе «я», и я у нее в долгу. Это будет справедливо… Я наконец хочу этого!..
Принцепс, кусая губы, смотрел на нее. Жанна собралась с духом:
— Эльвиру… Эльвира была на Люциферовом ложе?
— Нет, — хрипло сказал он. — Эта машина существует в больном воображении Чемия.
— Так это все-таки чемианцы подложили мне на стол красную гадину?.. Извините меня, герцог… Вы, конечно, не могли сделать такой подлости… а я думала, что лакеи подкуплены вами… Я хорошо помню — в тот день в кабинет входил только Лианкар и они…
При этом имени Фрам снова скривился:
— Когда это было? В мае? — Он с ненавистью сжал кулаки. — Ах, я не знал этого за ним! Ах, сволочь! Проклятье, что за скотина!
Жанна даже удивилась:
— Что с вами? Вы ругаетесь, как солдат…
— Прошу простить меня, Ваше Величество… — Он провел рукой по лицу. — Но мне придется нанести вам еще один удар. Я забыл, что вы не знаете этого. Герцог Марвы…
— Что, он тоже умер? — спросила Жанна довольно равнодушно.
— Нет. Он заседает в Лиге Голубого сердца яко первейший ее член, — раздельно сказал Фрам.
На этот раз она потеряла сознание. Он ждал этого, и потому сразу позвал монашек. Бегинки принесли острой соли, захлопотали, приводя ее в чувство. Фрам, сцепив руки за спиной, смотрел в темное небо за окном.
«Мог ли я не принимать его?.. Знал ли я обо всех его качествах?.. Теперь все это бесполезно. Да, и я негодяй, не менее, чем он. Или нет? Ах, к чему торговаться с собственной совестью…»
— А ведь я никогда не доверяла ему… — услышал он ее голос.
Он обернулся. Монашек уже не было. Жанна обессиленно лежала в кресле. Он подошел, сказал, стоя над ней:
— Он давно изменил Вашему Величеству. Я принял его помощь. Он сказал, что ненавидит вас. Не знаю, правда ли это, но я ненавижу его всеми силами души — это правда. И я бессилен перед ним. Я ничего не могу с ним сделать. Хоть я и не верю в Дьявола, но иногда мне кажется, что он не человек.
И тогда она подняла голову и посмотрела ему в глаза. У нее было совсем другое лицо — лицо человека который точно знает, что ему делать.
— Сядьте и послушайте меня теперь, — сказала она холодно, решительно.
Он повиновался.
— Итак, — сказала она, — меня отдадут Чемию?
Он кивнул.
— А что сказал Лианкар?
— Он голосовал «за».
— Очень хорошо. Нам с вами делить уже нечего. Но у нас есть общий враг. Вы не знаете, как с ним покончить, зато знаю я. Извольте сесть поближе, такие вещи следует говорить вполголоса.
Он заметил, что ее колотит нервическая дрожь. Он быстро окинул взглядом темные углы кельи, прислушался к глухому говору солдат в караулке, затем взял тяжелое кресло и перенес его через стол, поставил рядом с креслом Жанны.
— Говорите, Ваше Величество, — сказал он очень тихо.
— То, что я сейчас скажу, — почти зашептала она ему в лицо, — есть королевская тайна. Я передаю вам эту тайну не затем, что королем стали вы, но затем, что вы ненавидите того же, кого я ненавижу. Обещайте мне… Нет, не нужно… Вы и так… О! — вдруг застонала она, падая лицом в руки, — о, как я его ненавижу! Как я его ненавижу!.. Вы мой враг, но вы честный враг…
Она вскинулась, схватила его руками за грудь камзола.
— Убейте его! — шепотом закричала она. — Раздавите его! О Боже, и ты видел все это!.. — Она снова упала лицом в руки, и он услышал, как стучат ее зубы. — Дайте мне вина… я не могу…
Вино нашлось не сразу. Наконец монашки притащили две бутылки венгерского; он собственноручно налил стакан. Все это время Жанна плакала в голос, лежа головой на столе. Принцепс присел около нее.
— Вот. Выпейте, Ваше Величество, вам станет легче.
Она приняла дрожащими руками стакан и, хлюпая, стала втягивать в себя вино. Принцепс глядел на нее с пронзительной жалостью. Это чувство было ему ново и незнакомо, но он не подавлял его. Это было хорошее чувство, доброе чувство.
— Сейчас… я сейчас… — пробормотала она, отставив стакан и вытирая слезы. — Сейчас я все скажу…
Она несколько раз глубоко вздохнула, выравнивая дыхание, и наконец заговорила, ровно, почти не запинаясь:
— В 1563 году, когда против отца моего, короля Карла, был составлен заговор — вы знаете, кто стоял во главе, — дело заговорщиков погибло в результате предательства. Их выдал один дворянин из свиты герцога Марвы, который знал гораздо больше, чем ему следовало. Он был француз, гугенот, его звали маркиз Жозеф де Лианкар. И за эту услугу король Карл пожаловал его герцогством Марвы, хотя официально известно, что он получил столь высокую награду якобы за спасение жизни короля в венгерском походе.
Она посмотрела на него. Нет, он-то сознания не потерял, но лицо его было страшно. Против воли она испытала удовлетворение, даже злорадство: она была не просто беззащитная жертва, она тоже могла очень больно ударить.
— И это не одни слова, — сухо продолжала она, — имеется документ. Тайну рождения герцога Марвы знали только двое: король и герцог Фьял, мой дядя. Именно он записал все это для меня в памятной тетради. Он был почему-то уверен, что престол займу именно я… уж не знаю почему, но вышло-то по его… Дело сейчас не в этом. В моем кабинете, в Аскалере, есть ларец из красного дерева. Где он стоит — не помню… кажется, в бюро… но он определенно находится в кабинете. Надеюсь, вы опечатали кабинет? — Она спросила это резко, как у провинившегося чиновника.
— Да, — кивнул он. — Там еще ничего не трогали.
— Тогда считайте, что Лианкар у вас в руках. — В ее голосе было прямо-таки торжество. — Найдите этот ларец и возьмите синюю тетрадь. Лианкар, очевидно, полагает, что тайна его рождения умерла вместе с королем и герцогом Фьял, он не знает, что она перешла ко мне. Она там, в синей тетради. Возьмите и убейте его. Призвание этого господина — предавать своих господ. Положите этому конец.
Он встал, преклонил перед ней колено и поцеловал ее руку.
— Клянусь вам, — сказал он, — Лианкар умрет нелегкой смертью. Он заплатит за все. За все свои измены… Спасибо вам, Ваше Величество. — Он еще раз почтительно, как верноподданный, поцеловал ее руку и встал с колен. — Но вы, Ваше Величество, — сурово произнес он, — вы должны умереть первой. Пусть он увидит это… Но его теперь ничто не спасет…
— Хорошо, — сказала Жанна. — Все-таки я буду отомщена… это хорошо… А теперь, — она перевела дыхание, — теперь зовите ваших палачей. Я все сказала.
Она встала и выпрямила плечи. Герцог Фрам бережно, мягко остановил ее:
— Повремените, Ваше Величество… Вы сказали все, но я еще не все сказал.
Он снова придвинул свое кресло, уселся, прищурившись на свечу. Жанна тоже присела и смотрела на него.
— Я шел к вам с этим с самого начала. Вы верно сказали: мне нужно было оправдаться, но не только это. Я шел облегчить ваш конец. Сейчас объясню. Речь пойдет о том, кто будет королем после Вашего Величества…
— Вот странно, вы же будете, — сказала она. Они уже разговаривали, как единомышленники.
