— Вот странно, вы же будете, — сказала она. Они уже разговаривали, как единомышленники.
— Нет, после меня… Об этом надо также говорить вполголоса. — Он нагнулся близко к ней и прошептал: — Тс-с, тише. Мне известно, что у Вашего Величества есть сын.
— Что?! — закричала Жанна, откидываясь от него.
— Тише… умоляю вас… тише…
Жанна вся тряслась. Фрам налил вина и поил ее из своих рук.
— Этого никто не знает, даже Лианкар.
Она отодвинула его руки:
— Мне сказали, что он родился мертвым…
— Он жив. Сейчас этому младенцу почти полгода. Я говорю вам правду, Ваше Величество, посмотрите мне в глаза.
Она подчинилась и робко посмотрела в его строгое лицо.
— Такими вещами не шутят, — сказал он. — Вы можете, Ваше Величество, послушать меня некоторое время, не перебивая?
Она покивала. Он сунул ей в руки стакан, и она выпила его весь.
— В июне прошлого года, после дилионской битвы, Ваше Величество изволили находиться в любовной связи с герцогом Лива, членом македонской королевской семьи, — заговорил он, не спуская с нее глаз. — Это, впрочем, тайна небольшая: об этом писали в своих донесениях все посланники… Гораздо важнее другое. В июле вы уехали в Тралеод, чтобы скрыть свою беременность, и вам это блестяще удалось. Вас никто не заподозрил… кроме тех, кто знал… а знали очень немногие. Чемий, например, знал, что вы в Тралеоде, но был уверен, что вам это понадобилось затем, чтобы без помехи заниматься магией. Старый идиот… Но вернемся к делу. Итак, пятого марта, точно в срок, совершились роды. Это было в Тралеоде, в частном доме, вы были под вымышленным именем, при родах присутствовали Эльвира де Коссе и Анхела де Кастро. Ребенок был мальчик, его крестили и назвали Карлом, в честь отца Вашего Величества. Я заявляю вам, что он жив, мой человек видел его живым и здоровым две недели назад.
По лицу Жанны стекали крупные капли пота. Она не вытирала их, она их просто не замечала.
— Отец ребенка, сиятельный герцог Лива, вполне достоин роли принца-консорта. Таким образом, сын ваш имеет неотъемлемые права на виргинскую корону, и, клянусь вам, Ваше Величество, он ее получит. Он будет королем, уж об этом я позабочусь. Я буду регентом до его совершеннолетия. Так я надеюсь завершить и прекратить вековечную вражду Марена и Браннонидов. Я не могу иметь детей, и этот ребенок, сын Вашего Величества, указан мне Богом как мой долг и мое благословение. Я исполню свой долг. Вас я вынужден убить, Ваше Величество, но я сделаю королем вашего сына.
Он замолчал. Жанна прошептала побелевшими губами:
— Значит, он жив, мой мальчик… Зачем вы сказали мне об этом?
— Ваше Величество, будьте королевой до конца, — строго сказал Принцепс. — Пусть вас укрепляет мысль не только о мести Лианкару — это пустое, мгновенное, — но о вашем сыне. Это высокое, вечное. Сейчас придут попы, они давно вас ждут, будьте же королевой наперекор им. Я прошу вас об этом. Вы все равно восторжествуете над ними — в вашем сыне, но пусть эта мысль даст вам восторжествовать над ними и сегодня.
Жанна откинулась на спинку кресла и закрыла лицо руками.
— Вы многое знаете… но вы знаете не все… Бедный мой мальчик…
— Я знаю все, — раздельно, по слогам выговорил он.
— Нет… — вдруг заплакала Жанна, склоняясь в три погибели. — Не все… Отец ребенка — совсем не герцог Лива… Я все вам скажу… Боже мой… Ребенок был недоношен… он родился раньше срока… Герцог Лива тут совершенно ни при чем…
— Я знаю и это, — сказал Фрам. — Я знаю, кто настоящий отец ребенка. Он похоронен со всеми почестями, как солдат и дворянин. То, что я изложил Вашему Величеству, — это официальная версия. Она удобна и правдоподобна. И пусть кто-нибудь попробует усомниться в ней! — Он пристукнул сжатым кулаком. — Но я помню и об отце… Что вы скажете, Ваше Величество, если ваш сын будет носить фамилию Плеазант?
Она окончательно расплакалась, просто разревелась, как девчонка. Принцепс говорил размеренно и вразумительно:
— Герцог Плеазант — официальный титул сеньоров Острада, это не вызовет никаких кривотолков. К тому же это так естественно: он родился в Тралеоде, столице Плеазанта. Пусть его герцог Лива не найдет в нем сходства с собой — зато на вас он будет похож несомненно… И вы не исчезнете с земли без следа…
— Замолчите, замолчите, — простонала Жанна, — мне труднее будет умереть! Я должна забыть о нем! Нет меня! И ничего моего нет! Нет!.. Зачем вы сказали мне об этом?..
— Я должен был сказать.
Жанна молча плакала. Это продолжалось очень долго. Пробило десять часов. Герцог Фрам вздрогнул, она почувствовала это. Усилием воли перестала плакать. Подняла голову, вытерла лицо.
— Я не права, — сказала она, перемогая слезы, — я должна благодарить вас. Конечно, вы не могли не сказать, я понимаю. И я благодарю вас, герцог Фрам. Я буду думать о вас хорошо, правда. — Она покивала, глядя ему в глаза. — Странно все как-то… Зачем вы все это сделали?
Он справился со своим лицом.
— Теперь мне впору кричать: замолчите! — мрачно усмехнулся он. — Я стараюсь не думать об этом: зачем. Иначе я сойду с ума, а я теперь не имею права. Что сделано, то сделано. Не вернешь. Не переделаешь. Поздно.
Ему пора было уже встать, но он все смотрел на нее, он прощался с ней. Она улыбнулась под его взглядом, смущенно и немного кокетливо:
— Я, наверное, наплакала себе красные глаза? Это я напрасно сделала…
— Нет, ничего, — поперхнувшись, сказал он. — Там мало света…
И резко встал, вскочил. Переставил свое кресло по другую сторону стола — там, где оно было.
— Прощайте, Ваше Величество.
Он поцеловал ее руки, склонившись перед ней низко, ниже, чем придворный, и не скоро выпрямился.
— Прощайте, герцог Фрам, — ответила она.
Он махнул рукой и быстро вышел. Нет, ничего нельзя было ни изменить, ни переделать.
Motto:
Не всем я по душе, но я над всеми властно,
Борьбу добра и зла приемлю безучастно,
Я — радость и печаль, я — истина и ложь,
Какое дело мне, кто плох, а кто хорош.
Я — Время.
Уильям Шекспир
Отец Андроник, в смиренной черной рясе, старый, мудрый и добрый, возился в своем цветнике, подрезая какие-то веточки. Цветник был уже оголен — стоял ноябрь; но для рачительного садовода работа найдется круглый год. Он весь ушел в свое тихое занятие, но отец Игнатий, неслышно идущий к нему со спины, отлично знал, что патрон и видит, и слышит его.
Он остановился так, чтобы тень его не падала на отца Андроника. Тот поднял на отца Игнатия свои черные в седых ресницах глаза и улыбнулся ему.
— Мне нечем порадовать вас, отец Игнатий, — сказал он. — Цветы умерли, повинуясь воле Всевышнего. В природе царит зимняя смерть.
— Я вижу в этом некий символ, досточтимый отец Андроник. Цветник Девы также пуст и мертв. Юная Иоанна Виргинская скоро три месяца, как приняла смерть.
— Когда вы покинули Виргинию?
— Двадцать дней назад, отец Андроник. Заносчивость Виргинии повергнута в прах, и мороз побил ее цветы.
— Цветы расцветут снова, отец Игнатий. Герцог Фрам заботится об этом весьма ретиво. Он не столько топтал цветы, сколько сажал новые, выпалывая сорняки… Вы убеждены, что зима для Виргинии наступила надолго?
— Кто я такой, pater reverendissime[89], чтобы пытаться провидеть будущее? Оно всецело в руке Бога. Правда, что герцог Фрам ведет себя как вдумчивый садовник. Смертью Иоанны он развязал много узлов. Маршал Викремасинг и граф Альтисора, узнав об этом, прекратили военные действия, чем, разумеется, сильно сыграли на пользу Лиге Голубого сердца…
— Кстати, о выпалывании сорняков… Как это у них вышло? Об этом вы должны рассказать мне подробнее, отец Игнатий… Помогите мне встать…
Отец Андроник не без труда разогнулся, взял свой посох, и они побрели по печальным дорожкам, с которых мертвые листья были сметены в аккуратные кучки.
Отец Игнатий рассказывал:
— Герцог Лианкар был арестован на площади, в момент смерти Иоанны. Как только жизнь ее оборвалась, к нему подошли офицеры Принцепса и наложили на него руки. Все были так поглощены зрелищем на помосте, что инцидент с Лианкаром мало кто заметил. Сам он не успел даже крикнуть. В тот же день его ближние люди были также арестованы, имущество взято в казну, а через полтора месяца он был четвертован как государственный изменник. Его втащили на эшафот уже почти как труп.
— Государственная измена — это хорошее обвинение, крепкое обвинение. Но чем реальным располагал герцог Фрам? Неужели он узнал?.. Откуда бы?..
— Да, он узнал и на этом построил свое обвинение. Но каким образом он узнал — для меня загадка. Впрочем, Лианкара никто не любил… его казнь виргинское дворянство приняло спокойно и даже с удовлетворением, а его вассалы немедля отреклись от него. Все-таки для них он всегда был чужак, выскочка…
