«А цифры? Это дата?»
Кеплер ответил шутливо:
«Я должен был присоединить к пророчеству некую дату, чтобы вы не ждали исполнения его предсказания на будущий год».
Браге что-то пробормотал и недовольно отвернулся. Он счел шутку Кеплера неуместной.
Наверное, и Кеплер давно забыл об этом случае, так как не придавал ему никакого значения. А теперь из глубины памяти выплыла эта надпись. Ясно, что писал он не думая, иначе воспроизвел бы всю надпись целиком.
Вдруг его обеспокоила мысль: «Почему же я приписал там большое I?» Он постарался восстановить ход своих мыслей. О чем он думал? О Кеплере? Нет, о Кеплере он подумал позднее… А, вот что: сначала он думал о Матиаше. И писал: «Imperator Matthias» — император Матиаш.
«Сколько вещей человек делает в жизни машинально!» — подумал он и удивился. Теперь ему казалось, что он открыл окошко в собственную душу.
Человек сам себя не знает.
Он улыбнулся этой мысли, и больше надпись его не интересовала.
Так прошел месяц. В начале декабря комиссия явилась снова. Это были те же самые люди.
Председатель на этот раз держался строже. Результаты первого допроса, как видно, не успокоили его. По крайней мере, таково было впечатление Есениуса.
— Я требую, ваша магнифиценция, чтобы вы выражались яснее, чем в прошлый раз, — сказал председатель.
— Я буду говорить по совести, — ответил Есениус.
— Только этим вы можете облегчить свое положение. Итак, начнем. Считаете вы справедливыми акции чешских сословий?
Есениус мысленно усмехнулся.
«Вы хотите, чтобы я говорил ясно. Хорошо, буду говорить ясно».
— Да, считаю справедливыми, — ответил он твердо. — Потому чешские сословия и послали меня в Венгрию, чтобы я доказал венгерским сословиям справедливость их борьбы. Сословия, принимающие святое причастие под двумя видами, требовали только тех свобод, которые были им даны. Другая сторона не тайно, но явно мешала протестантам исповедовать их веру и старалась отменить грамоту его величества Рудольфа Второго. Людей склоняли к папистской вере обещаниями, дарами, деньгами или насилием. Протестанты не давали возможности строить храмы и костелы, а некоторые выстроенные были разрушены. Сословия выступили против этого на сейме, но напрасно.
Есениус говорил открыто, быстро, взволнованно, не думая, поспевает ли за ним писарь.
Зато председатель не задавал другого вопроса, пока писарь не записал всего.
— А не собираются ли чехи выбрать другого короля?
Хотя Есениус знал, как неспокойно в Чехии, он ответил осмотрительно:
— Чехи до сих пор признают императора Матиаша своим королем и господином и являются его верными подданными.
О Фердинанде он не упомянул. Председатель ничего не сказал на это, но хорошо все запомнил. Потом продолжал допрос:
— Какова же цель чешских сословий?
— Они требуют только, чтобы император поручился им, что ни их, ни их потомков в будущем не постигнет подобная несправедливость.
Так допрашивали его несколько ночей подряд, но безрезультатно. Есениус решительно протестовал против обвинения в мятеже, которое ему предъявляли, и защищал позицию чешских сословий против императора.
И все же он дождался перемен.
После долгих просьб ему дали книги, бумагу и перья. Хотя его руки стыли, он начал писать протесты и требования, пересыпая свои жалобы цитатами из древних философов и из библии, чтобы смягчить сердца тех, кому писал. А адресаты его были особами значительными: одна из жалоб была направлена королю Фердинанду, но тот отвечал, что не желает иметь ничего общего с чешскими бунтовщиками. Есениус написал другое письмо прямо императору. И третье — председателю императорского суда. Но все письма остались без ответа.
Так убегали недели и месяцы. Наступила зима, но по делу Есениуса не вынесли еще никакого решения. Когда безнадежность его достигла предела, тюремщик привел к нему гостя — доктора прав Рота из Праги, которого послали чешские сословия, чтобы вызволить Есениуса из тюрьмы.
После стольких месяцев одиночества это была огромная радость. Конечно, он мог видеть Рота только в присутствии тюремщика и ему приказали говорить только по-немецки, чтобы дозорный мог следить за разговором, но все равно радости Есениуса не было предела. Теперь хоть протянулись какие-то нити к внешнему миру. Он уже не чувствовал себя заживо погребенным А когда он узнал от Рота, что и на сейме в Прешпорке венгерские сословия требовали его освобождения, ему легче стало переносить все лишения.
Общие усилия венгерских сословии и доктора Рота не оказались тщетными: вечером, перед святым Микулашем[44], к Крестьянской башне подъехала карета, в которой Есениуса отвезли в дом судьи. Тот поместил его — как видно, по приказу свыше — в одной из собственных комнат. Есениус мог свободно передвигаться по дому и по двору. Он только не мог выходить из дома. Но что было важнее всего — он мог принимать посетителей. К нему пришел и Даниель и обрадовал его известием о скорой свободе…
Судья переменил свое отношение к Есениусу. Раз им интересуются люди высшие, следовательно, этот узник — лицо значительное. Ведь о нем говорили на прешпоркском сейме. Поэтому судья весьма вежливо обращался со своим пленником и заботился о том, чтобы тот ни в чем не терпел нужды.
Однажды судья явился к Есениусу очень взволнованный:
— Знаете ли вы, ваша магнифиценция, что говорят о вас в Бурге?
В Бурге находился император.
— Не намереваются ли отпустить меня на свободу? — спросил он с надеждой.
Судья улыбнулся:
— К сожалению, об этом я ничего не знаю. Но в Крестьянской башне тюремщик обнаружил какую-то новую загадочную надпись на стене. Надпись эта обнаружена в камере, в которой содержали вас. Речь идет о буквах «IМ М М М». Это вы написали?
Есениус тоже улыбнулся:
— Да, я, — ответил он. — И что?
— Ни тюремщик, ни начальник тюрьмы — никто не мог разгадать этой загадки. Все в городе загадывали ее друг другу, и наконец это дошло до короля Фердинанда. Он заинтересовался таинственной надписью, так как решил, что эти буквы «М» как-то связаны с Матиашем. Король сам отправился в Крестьянскую башню, чтобы взглянуть собственными глазами на эти письмена.
Есениус стал слушать с интересом.
— И что? Он разгадал?
— Разгадал, — ответил судья. «Imperator Matthias Mense Martio Morietur» — «Император Матиаш умрет в месяце марте».
Есениус едва не вскрикнул. Он и сам не думал, какой смысл могли иметь слова, которые он нацарапал на известке. Вот, значит, как поняли его! Интересная игра.
— Что же сказал на это его величество? — спросил Есениус.
Если бы «предсказание» сбылось, королю это не было бы неприятно: ведь тогда он стал бы императором.
— Король взял мел и под вашей надписью написал объяснение: Iesseni Mentiris, Mala Morte Morieris.
Есениус вздрогнул. Даже люди, которые не верят приметам, не хотят слушать предсказания своей смерти. Шутка Кеплера обратилась теперь против Есениуса и ранила его своим острием. Ему и в голову не приходило до сих пор, что из начальных букв, которые он сам написал на стене, можно составить такие слова, как это сделал король Фердинанд: «Есениус, лжешь. Умрешь злой смертью».
— Что скажете на это, ваша магнифиценция? — спросил судья, увидев, что Есениус стал серьезным.
— Если исполнится мое предсказание, то исполнится и предсказание короля, — ответил с улыбкой Есениус, стараясь подавить неприятное чувство.
Судья понес этот интересный ответ в Бург и постарался, чтобы о нем узнал король.
Когда король услышал, как Есениус принял его объяснение, он спокойно улыбнулся и сказал:
— Если бы он был осторожным человеком и обладал даром предвидения, он бы извлек из этого хороший урок. Но бесполезно советовать бабочке не приближаться к пламени свечи. Все равно она когда-нибудь опалит себе крылья.
Доктору Роту удалось наконец добиться полного освобождения Есениуса. Помогло этому и обстоятельство, что чешские сословия посадили в тюрьму в Праге доктора Панзона и мелницкого капитана Топенца. И объяснили, что не отпустят их, пока в Вене не отпустят Есениуса.
Восемнадцатого декабря 1618 года карета с доктором Есениусом и доктором Ротом отъехала от ворот дома судьи. Даниель Есенский хотел, чтобы рождество брат провел у него, но Есениус спешил в Прагу отчитаться о результатах своего посольства.
В Прагу он прибыл как раз в сочельник.
Первой заботой Есениуса было составить для директоров подробное описание своего заключения (директора, в сущности, были чешским революционным правительством). Это описание снабжено было длинным, подробным названием. Таков был в то время обычай. Есениус описал все с того дня, как его арестовали, до самого дня освобождения. По совету директоров, это описание напечатали и издали. А когда книга вызвала живой интерес, он перевел ее на немецкий язык и в этом же году издал по-немецки.
