Свадьбы порадовали деревню, долго ещё ходили похмеляться гости от одного двора к другому.
Когда парни после расчёта поспешили по домам, Илья Саввич оставил Евсея в своей конторе для разговора. За лето была сделана пристройка к магазину, где разместил свой кабинет Хрустов. Здесь было просторно, стояла новая мебель, а не просто лавки по углам, здесь уже можно было принимать людей и разговаривать о деле.
—
Ну, рассказывай, как всё прошло? — сказал Илья Саввич, усаживаясь за стол.
—
Всё было обычно: работали на старом участке, немного поднялись по ручью, метров на двести, да и то уже к концу. Там поменьше золота, но можно мыть.
—
Старик показал другое место?
—
Да, я ему сразу открылся, и ружьё отдал, и тогда он пообещал. По его виду было понятно потом, что пожалел старик о своём решении, но место показал.
—
Почему пожалел, насколько я знаю, они золото не берут.
—
Не за золото испугался старик, а за то, что в скором времени народу там будет, как в Конторке в последнее время.
—
Ничего не поделаешь. Народ прёт валом, кое-кто мимоходом идёт дальше, кое-кто здесь остаётся. Оказывается, что люди на поселение сюда прибыли с деньгами — держава платит, лишь бы заполнить сибирские земли. А то что получается: железная дорога есть, только людей вокруг нет, а просторы необъятные осваивать надо. Место хоть хорошее показал старик?
—
Это лучшее, что я видел, попадаются и самородки, Родион нашёл с пяток, как кедровые орехи, попробовали промыть пару лотков — много песка. Место хорошее. Я не стал никому говорить, нечего с толку людей сбивать.
—
Правильно. Теперь у меня к тебе вопрос есть: как ты думаешь жить дальше? Может, жениться хочешь или уходить решил? Учти, ты не один, а брат ещё мал, может, ещё заход сделаете на следующее лето? Лаврену нездоровится, сам знаешь, а на тебя у меня есть надёжа.
Евсей не думал о будущем, единственно, чего он не хотел — оставаться жить в Конторке. Слишком шумно здесь, бестолково как-то, а ему хотелось тишины и простора. Денег уже хватит на постройку дома где-нибудь подальше от людей, но раз есть возможность ещё заработать, чего ж отказываться.
—
Пожалуй, я согласен ещё сходить в верха. Правильно ты говоришь, ещё рановато садиться на землю. И место это только мне и Родиону известное.
—
Вот и хорошо! Вот и хорошо! — обрадовался Хрустов. — Давай это дело обмоем.
Он достал из стола диковинную бутылку с красноватой жидкостью и наполнил стаканы.
—
Коньяк пил когда-нибудь? Чего я спрашиваю, я сам то недавно испробовал. Дорогбй, собака, мне и то не по карману каждый день «причащаться».
Коньяк Евсею не понравился. Не потому, что вкус плохой или что ещё, просто Евсей не любитель спиртного, даже после небольших доз у него болела голова. Он сделал пару глотков и больше пить не стал.
—
Раз такое дело, давай обговорим то, что я надумал. Прав твой карагас: скоро в тайгу попрут толпами, слух о золоте идёт, а люди, сам понимаешь, думают, что это просто — пришёл, взял и разбогател. Не понимают, что туда попасть — это целое дело. Придёт время, найдутся сорвиголовы, проторят дорожку, а по готовому пути пойдут многие другие. На следующий год надо собрать человек пятнадцать, чтобы взять золота, сколько получится, и больше не ходить туда. А добытое золото выгодно вложить в дело уже здесь. Суетиха строится на берегу Бирюсы, лесопилка делается, и в Тайшете людей много, там тоже лесозавод возводят. Нам не тягаться с теми купцами, они капиталы имеют немеряные, но и мы можем зацепиться. Там видно будет, может, что другое надумаю. Твоё дело такое: собрать парней на сезон, кто будет работать и не сорвёт дело. Условия те же. Обнадёжь всех, что никакого обмана не будет, не в первый раз. Новых людей, кого захочешь бери, а тех, кто уже ходил, в первую очередь.
Проговорили ещё долго. Хрустов пообещал найти место, где со временем может обосноваться Евсей с братом.
—
Знаю я место, вёрст сорок будет отсюда, давно присмотрел, хотел там заимку сделать, да только руки не дошли. Только боюсь — не присмотрел бы кто ещё тот райский уголок, а то будет пустой разговор. Я летом ещё на разведку пошлю туда людей и зимовьюшку поставлю, чтобы первое время не на холоде жить.
Родион сидел на кухне в своём привычном углу и вместе с Лизаветой ел пряники, запивая молоком. Большой кулёк сладостей лежал на столе, Родион угощал всех. И всех-то была Лизавета, которая, как только прознала, что её друг приехал, сразу прибежала на кухню, да Никитична, пожилая стряпуха.
—
Родя, а ты где так долго был? В Тинскую ездил или в Шиткино? — Это всё, что знала девочка.
—
Нет, мы в другой стороне были.
—
Совсем в другой? Зачем вы туда ездили?
—
Камушки искали жёлтые.
—
Нашли?
— Да.
—
Ты мне покажешь?
Родион достал небольшой гладкий самородок, похожий на орешек, только жёлтый. Девочка долго разглядывала его, вертела в руках и потом протянула его назад другу.
—
Возьми его в подарок, — сказал мальчик.
—
Правда? А что с ним делать?
—
Пусть останется у тебя, как только посмотришь на него, сразу меня вспомнишь.
Детям неведомы торговые отношения, стоимость, цены, им важнее дружба и неожиданная радость от подарка.
—
А у тебя ещё есть такой? — спросила девочка.
—
Есть.
—
Тогда возьму, а то если у тебя больше нет такого красивого камушка, я не возьму.
—
Бери, бери.
—
Вот вы где, — сказал Евсей, заходя на кухню. — Никитична, а мне молока найдётся кружка?
—
А как же, садись, повечеряй с нами. Нас Родион угощает пряниками.
—
Ну, раз угощает, то и я сяду с вами, правда, у меня тоже есть кое-что.
На столе появились конфеты и изюм.
—
А мне Родя подарил вот что. — Лизавета раскрыла ладонь, где лежал самородок.
—
Молодец, Родя, хороший подарок сделал.
Девочка заулыбалась, закачала головой и ногами одновременно.
Родион рассказал, как в первый раз сел на оленя и, зацепившись ногой за ветку, свалился, и покатился впереди животного. Рассказывал о своём новом друге Оробаке — хорошем охотнике, показывал, как он подкрадывался к глухарю и уже почти выстрелил, но в это время Родион случайно наступил на ветку — она хрустнула, и глухарь улетел. Смешно было, как Оробак скорчил Родиону рожицу, все покатывались со смеху. Рассказывали другие смешные истории, но не говорили о работе, которой переделали за лето много — ничего весёлого в ней нет.
Такая разная компания сидела за столом, а со стороны посмотришь, будто одна дружная семья, которая собралась после долгой разлуки.
На другой день к обеду в домик, где проживали братья Цыганковы, пришёл Хрустов.
—
Ты давал Лизавете самородок? — спросил он Родиона.
—
Да, вчера подарил.
—
Раз так, то попрошу кузнеца, пусть отверстие сделает, Лиза на шею оденет, как украшение, золото всё ж. А не жалко? — вдруг спросил он Родиона, пристально всм
атриваясь в глаза мальчику.
—
Чего жалеть? Не украл, сам нашёл.
—
Правильно. Евсей где?
—
Пошёл Лаврена навестить, передать привет от Эликана.
—
Придёт, скажешь, чтобы ко мне зашёл.
Вечером Евсей рассказал, как самородок у сестры увидел сын Хрустова, Нестор, захотел присвоить его, но Лизавета устроила такой скандал, что собрались все домашние. Илья Саввич отдал подарок девочке, сына отвёл от посторонних глаз и отвесил подзатыльник, пообещав отправить на лесозаготовки, чтобы ума набрался.
Вскоре девочка ходила с самородком на шее, который висел рядом с крестиком.
—
Тятя пообещал, что отдаст это мастеру, и он сделает мне золотой крестик, можно, Родя, а?
