—
Конечно, можно, это уже твоё.
—
Родя, а когда ты в другой раз поедешь, ты мне оленя привези, я никогда не видела оленя. Он мне так нужен.
—
Олень большой, его в карман не положишь.
—
Ну, тогда не надо. Когда я вырасту, сама поеду посмотреть оленя, ты меня возьмёшь с собой?
—
Конечно, возьму.
—
А у меня сушечки есть, вот. — Девочка достала из карманчика две маленькие гладкие баранки. — Это тебе.
Дети сели на крылечко и стали с удовольствием жевать сушки. Мимо прошёл Евсей, направляясь к Лаврену.
Старик ходил на работу только тогда, когда Хрустов присылал за ним. Отправляясь куда-нибудь по делам, Илья Саввич хозяйство оставлял только на старого управляющего, а без надобности не тревожил. Болезнь совсем не ушла, но, благодаря стараниям Акулины, нечасто являлась и не донимала уже так. Благо, что помогал Илья Саввич: платил полное довольствие да иногда присылал гостинцы — всё ж помощь. Акулина женщиной оказалась нешумной, самостоятельной, столько лет жила без мужика — и ничего, а с мужиком, что не жить. Зря не скандалила и вообще голос повышала только на беспутых соседей, доводивших своих детишек до болезней. Старуха забирала больных ребятишек к себе домой и наказывала родителям прийти за ними через неделю, раньше ни ногой, а то лечение не пойдёт на пользу. Неделю отмывала, откармливала больного ребёнка, отстирывала одежонку, а за лечение ничего не брала.
—
Доброго здоровья, честной компании, — сказал Евсей, входя в дом.
—
Кто там ещё? — спросила старуха из кухни.
—
Я это, Евсей, я к Лаврену.
—
Как же, помню тебя, проходи, разувайся у двери.
Лаврен отложил валенок, поднялся навстречу.
—
Здорово тебе, приехал, значится.
—
Вот решил навестить, можно? Я тут с подарками. — Он положил на стол кулёк с пряниками и связку баранок.
—
Акулина, давай нам чаю, видишь, товарищ пришёл навестить. А я уже давно не был в лавке.
Акулина поставила большой медный чайник, стоящий в русской печке, высыпала пряники и конфеты в большую миску, поставила колотый большими кусками сахар да баранки.
—
С чаем всегда рада, а вот гостей с водкой не люблю, — на всякий случай сказала старуха, чтобы потом не надумали вытащить бутылку.
—
Я и сам не любитель, — сказал Евсей, присаживаясь к столу.
—
Ну, рассказывай, как съездили? Понимаю, что здоровья нет, а как вы уехали, так я заскучал, как собака, которую не взяли на охоту, чуть было не взвыл. Слышал, на следующую весну большой компанией едете?
Евсей удивлённо посмотрел на Лаврена.
—
Ничего, у хозяина от меня утайки нет, вместе мороковали. Не зря же тебя готовили в тот год, надёжа была. Маркел тоже мужик дельный, но без укороту, его в узде надо держать. Он, конечно, мужик разумный, не смотри, что по деревне ославлен шалопутом.
—
Собираемся пока на словах, вот мужики поженились, решатся ли они поехать да молодиц оставить?
—
А ты поговори с их жёнками, приходи, садись и уговаривай: без этих мужиков тяжело будет. Бузотёров не бери, другой и работник хороший, а как сбрендит, никак не остановить, кроме как дрыном вдоль хребта. Другой поймёт, спасибо скажет, а иной затаится и будет случай выжидать. Эликан здоров?
—
Здоров, вот я принёс подарок от него. Он просил передать, как узнал, что ты заболел. — Евсей вытащил несколько самородков разной формы. — Сказал, чтобы ты лечился на них.
—
Спасибо, надо тоже отправить ему что-нибудь, я потом передам вместе с тобой. Не сразу поладили мы с ним, только потом, когда без обмана стали всё делать, тогда старик начал разговаривать, а то молчал, будто глухой. А с тобой говорит?
—
Я ему сразу сказал, что, если покажет место, отдам ружьё заранее. Он согласился, а я ему ружьё тут же в руки, а ему куда деваться — хорошее место показал, недалеко от старого. Мы инструмент опять спрятали там же, чтобы не таскаться.
—
Погода хорошая была?
—
Разная: моросило неделями, сначала пережидали, а потом привыкли, работали под дождём. Вечером высушишься — и спать.
—
Охотиться ты ходил?
—
Родион, брат мой, малой ещё, смотрю, что устал, тогда отправлю его мяса добыть и отдохнуть. Хорошо выручал, сам и кашеварил на таборе.
—
Помощник.
—
Учиться надо, потому и брал с собой.
—
И то. У хозяина сын — паскудный малец, мало, что лодырь, ещё и нечист на руку. Не дай бог с таким дело иметь — наплачешься.
—
Грозился хозяин отправить его на заготовку леса.
—
Не в первый раз, супружница поплачется — оставит дома. Знает подлец, где надо давить на жалость.
—
Девочка-то ничего, приветливая.
—
Хорошая дочка, ничего не скажу, главное, не испортили бы, а то знаешь, когда достаток есть, так и гонор появляется.
—
Да уж, это так, — согласился Евсей.
—
А кому Эликан отдал второе ружьё, сыну? — сменил тему Лаврен.
—
Нет, Томубеку отдал, тот не пьёт.
—
Видишь, вроде сын есть, а не доверяет ему Эликан.
—
Толковый старик, ничего не скажешь.
—
Ты уж не забудь взять подарок для него: добро надо помнить, однова живём. Эх, самому податься, что ли, в последний раз? — сказал Лаврен, когда Евсей засобирался домой.
—
А чего, давай с нами.
—
Собрался, иди, — сказала Акулина Евсею, — а то пошутишь здесь, а он всю ночь спать не будет.
И, провожая его, у калитки сказала:
—
Ты приходи к нему, одному плохо, к нему никто не приходит, а то и с братом приходи. Только водки не приноси, ему совсем нельзя, а отказаться он постесняется.
—
Приду, — пообещал Евсей и направился домой.
Лаврен ещё долго сидел у окна и смотрел в чёрный проём, вспоминал свой поход в верховье и улыбался.
Белесые дымы из труб завязывались узлами, крутились, спутывали звёзды в одну упряжку и уносились на ней за макушки сонных елей. Звали за собой в далёкие неведомые дали, туда, где до боли в глазах сверкают макушки дальних гор, ровной грядой уходяшие за горизонт в огромные туманные распадки с шумными ручьями, в долины рек, окружённые непроходимыми лесами.
—
Эх, ещё б разок сбегать да посмотреть волюшку вольную, — вздохнул Лаврен и принялся подшивать валенки.
13
Молодожёны на лесозаготовку не поехали. Хрустов и не настаивал, ему эти люди для другого дела требовались, раз решили отдохнуть, пусть отдыхают. Евсею придётся ещё постараться уговорить их на поездку. Молодайки не враз решатся отпустить своих мужей на такой долгий срок, да и сами парни не захотят бросать своих жён без пригляда. Люди разное болтают, наговорят гадостей, потом разбирайся. Илья Саввич надеялся на Евсея: его уважают и ему поверят, а если есть вера в человека, то и пойти с ним можно куда хочешь. Хрустов и сам удивлялся, как это пришлый человек, да ещё такой молодой, расположил к себе так, что ему все доверяют. Видно, дадена ему свыше такая сила.
—
Ты приглядывай там себе помощников, — говорил Хрустов Евсею. — Лучше из своих, из деревенских, набрать, с ними сладу больше. А чужаков кто знает, что у них на уме?
—
Я пригляжусь. Кого попало не возьму.
Заработки намечались хорошие, и желающих на заготовку леса было много, особенно среди пришлого люда. Каждый хотел заработать денег да показать себя, на что он способен. Понравишься на работе, глядишь, и ещё позовут куда. Пока сам не прислонишься к жизни, не найдёшь свой проулок к достатку. Кто ж тебе поможет?
Как бы там ни было, а брали только здоровых, жилистых ребят, лес не любит хлюпиков — там некогда будет нянчиться, да и некому. Хрустов позвал выбирать людей ещё и Лаврена, у того глаз острый, лодырь да хитрован не проскочат. Набрали два десятка человек, в этот раз заготовки надумали делать нешуточные: железная дорога требовала лес. А раз есть потребность, можно и постараться — в таком деле выгода явная. Главное, чтобы погода не подкачала, да не навалило раньше срока снега. А то бывает так, что снег пройдёт недельку, другую, не переставая, навалит по брюхо коню — вот и попробуй таскать лес к реке, где плоты вяжут. Хоть и недалеко, а всё ж. Копеечку кладут за лесину, а не за то, сколько ты снега протоптал, чтобы доставить её.
