Александр Сердюк - В ловушке

Остапчук нервничал: он опаздывал на заставу. Машина буксовала в грязи, натужно ползла по разбитому проселку. Часто она увязала, и тогда капитан выскакивал на дорогу, толкал ее.

Он, конечно, не спешил бы так, будь его заместителем опытный офицер. Но лейтенант Корольков прибыл совсем недавно, и застава сегодня впервые под его командованием. Все ли там благополучно?

Приехал капитан только поздно вечером. Боевой расчет уже провели, и наряды ушли на границу. Королькова начальник заставы застал в канцелярии. Остапчук прищурился, ослепленный после вечерней тьмы ярким светом лампочки.

— Ну, как тут у нас, лейтенант? — спросил он, едва переступив порог. — Что нового?

Пока начальник заставы стаскивал мокрую задубевшую плащ-накидку, Корольков доложил, что день прошел благополучно и что перед вечером он сам был на границе. Служебная полоса в полном порядке. Вот только погода…

— Да, погодка мерзкая, — повел озябшими плечами Остапчук. — Льет и льет... И море разыгралось.

Он покосился на окно, в которое словно темные стекла вставили. Порывы ветра рассыпали по ним мелкие капли осеннего дождя. Под окном скрипела береза. На морском берегу рос гул прибоя.

— Сегодня, товарищ капитан, штормит особенно… Аж берег гудит…

Корольков раньше служил на сухопутном участке. Здесь же, у Остапчука, линия границы тянется берегом моря.

— Новость для вас приятная есть, — меняя тон, проговорил Остапчук. — В штабе видел капитана Сизина, Его переводят. Кажется, с повышением.

Карие глаза лейтенанта радостно сверкнули. Остапчук заметил это и снова уставился в окно.

Сизин командовал заставой, на которую Корольков прибыл из училища. Отношение Остапчука к Сизину; было несколько странным. Хотя о Сизине на границе отзывались хорошо, что-то в нем капитану не нравилось. Но Корольков не совсем понимал, в чем тут, собственно, дело, и в конце концов стал избегать разговоров о своем бывшем начальнике. Сегодня же он откровенно обрадовался его успеху.

— Что ж, он этого заслуживает…

— Может быть, — коротко и равнодушно ответил Остапчук. И потер руки, словно они у него сильно озябли. — Ну, ладно, поговорим о главном. Доложите, где у нас наряды?

Этого вопроса Корольков ждал. Дело в том, что он сегодня расставил людей не так, как обычно делал Остапчук. Когда перед вечером лейтенант обходил участок, его особенно обеспокоил левый фланг. Там в море впадала река, глубокая, с крутыми берегами. Лейтенант долго стоял у самого устья. Высокие штормовые волны с грохотом разбивались по всему, побережью, а здесь они бесшумно вкатывались в реку, постепенно теряя силу. Корольков думал: в такой шторм нарушитель вряд ли рискнет пристать к скалистому берегу, там его наверняка разобьет. Но здесь он сможет проскользнуть, скрываясь за гребнями волн. Река идет из тыла, с участка соседней заставы. Берега ее всюду заросли кустарником, всюду нетрудно выбраться, чтобы потом незаметно скрыться.

Корольков решил: надо усилить охрану реки.

— Основные силы у нас здесь, — сказал он начальнику заставы, показывая на схеме берег реки. — Один наряд у самого устья, остальные по берету, а тылу участка: вот а этом кустарнике, далее в овраге, у старой сосны…

— И даже у сосны? — нетерпеливо спросил капитан. — Мы же никогда не посылали туда солдат. Густовато получилось, густовато, — он покачал головой и зашагал по комнате. — Что же оставили вы для побережья? Или в одном месте густо, в другом — пусто?

— К морю я действительно послал меньше нарядов, — стараясь внешне оставаться спокойным, оказал Корольков,

— То есть как меньше? — серые глаза Остапчука расширились. — Вы по существу оголили берег.

— Но ведь на море шторм.

Упоминание о шторме ничуть не успокоило капитана. Лицо его все более мрачнело.

Корольков задумался. Надо бы сказать, почему он поступил так, а не иначе, объяснить, насколько опасна сейчас река, но лейтенант почувствовал, что разубедить начальника ему вряд ли удается. Капитан явно не одобрял действий своего заместителя.

— Я знал, что здесь что-нибудь да не так,- сказал Остапчук. — Нутром чувствовал. Еще эта слякоть, черт бы ее побрал! — Он устало потер ладонью широкий лоб и вздохнул. — Наряды уже высланы?

— Так точно, высланы.

— Все?

— Да.

Остапчук замолчал. Как быть? Отменить решение заместителя? Конечно, подправить еще не поздно. Стоит только скомандовать, и наряды пойдут на новые места, к морю. И те, кто сейчас в нескольких километрах от заставы, на берегу, реки, тоже переместятся на другой фланг. Стоит только скомандовать…

Остапчук медленно прошел к письменному столу, грузно опустился на скрипнувший под ним стул. Корольков продолжал стоять у стены, следя за капитаном. Юное, румяное, слегка опаленное северными ветрами лицо его внешне оставалась спокойным. Может быть, только чуть-чуть плотнее сжались губы.

Оба молчали. Остапчук не поднимал глаз, уставясь на какие-то исписанные листки, лежавшие перед ним. Он, конечно, их не читал, а возможно, даже и не видел. Опять сухо заскрипел стул, плечи капитана вздрогнули. Недовольно крякнув, он сжал хрустнувшие пальцы.

Корольков выпрямился, мягко спросил:

— Ну. что вы так расстроились, товарищ капитан? Ведь море сегодня очень штормит. Разве в такую волну к берегу подплывешь?

— Нельзя игнорировать опыт, товарищ Корольков, — наставительно сказал капитан. — Или вам не известно, что мы здесь и в шторм захватывали?

Остапчук вспомнил весну, туманный рассвет, разбитую лодку на скалистом берегу. Нарушителя выбросило штормовой волной и ударило о камни. Пограничники подобрали его полуживым. Когда задержанный пришел в себя, первым его словом было крепкое ругательство. Оказалось, он еще с борта корабля, на котором его вместе с лодкой доставили поближе к нашему берегу, предупредил свой штаб, что высадка невозможна. Но шеф не согласился ни отложить операцию, ни изменить маршрут. Об этом случае капитан рассказывал Королькову в первые дни его службы на заставе.

— Знаю, возразите мне, — сказал Остапчук. — Ведь нарушитель-то разбился! Но не все так глупы, как он. Деревянную лодку можно заменить резиновой, и тогда удар будет смягчен…

Капитан видел,- что это произвело на лейтенанта впечатление. Молодой офицер задумался.

— Сколько же у нас на побережье людей?- после небольшой паузы, уже примирительно, спросил Остапчук.

— Да немного… Только дозоры… — Корольков выжидающе посмотрел на капитана. -Как же еще надо было поступить? Ведь нарушение границы на побережье менее вероятно. Неужели с этим не следует считаться?

— В нашей службе легко и просчитаться, — сурово взглянул на лейтенанта Остапчук. -Граница — дело точное. Так-то.

Оба помолчали.

— Вы бы, товарищ капитан, отдохнули с дороги- сказал Корольков. — Наверно, здорово намаялись.

— Не до отдыха теперь. Веселую ты мне ночку приготовил, товарищ Корольков, веселую! В порядке эксперимента, что ли? — Остапчук сдержанно улыбнулся.

— Я вас не понимаю… Какой эксперимент? — пожал плечами Корольков.

— Что же тут непонятного? Думаешь, не догадываюсь, откуда у тебя эта любовь к новшествам? Я прекрасно знаю Сизина. Это его школа. Экспериментатор!

— Да, капитан любил новое.

— Рискует он много, — неодобрительно сказал Остапчук. — Слишком много. Что ж, «му, покамест везет… А риск, товарищ лейтенант, — палка о двух концах. На границе особенно…

Капитан что-то разыскивал в столе, выдвигая ящик за ящиком. Корольков молча наблюдал за ним, расстроенный разговором о Сизине. Разве не учат нас, думал лейтенант, работать Творчески? Разве то, что хорошо было вчера, устроит нас сегодня? Королькову вспомнился случай, происшедший с ним в пограничном училище. Дело было на тактическом занятии. Старший курс отрабатывал тему «Стрелковая рота в обороне». Руководитель занятия назначил Королькова командиром роты. Выслушав приказ, Корольков задумался: как построить боевой порядок своего подразделения, и он решил — отвести взводам одинаковые по ширине позиции, хотя на одном из флангов участка было болото. Преподаватель, выслушав Королькова, спросил: «А зачем вам столько людей держать перед болотом? Ведь по нему вражеские танки не пройдут да и артиллерию не потащишь. Вы задачу решили так, как предыдущий товарищ, и не учли, что он оборонял этот район зимой, когда болото было проходимо».

Рассказав сейчас об этом капитану, Корольков чистосердечно признался:

— И, знаете, преподаватель мне тогда двой-г ку вкатил. По шаблону, говорит, действуешь...

— Он был прав, — сказал Остапчук.- Кто же так воюет!

Капитан повеселел, словно забыл обо всем предыдущем, опять вышел из-за стола и, потирая руки, зашагал по комнате.