Увидев солдат, полковник Пушкарев вышел на дорогу.
— Куда? С каким заданием? — спросил он у сержанта с загорелым и запыленным лицом,
— Приказано на поиск. У второго перевала, — ответил сержант, блеснув глазами,
— Фляги с водой?
— Так точно, товарищ полковник!
— Поесть-то найдется?
— Так точно, — опять стал отвечать сержант, — на сегодня взяли…
— Как следует? Или только заморить червячка?
— Для червячка многовато будет, — обрадовавшись возможности пошутить, сказал сержант и улыбнулся.
— Надеемся на вас, товарищи, — полковник теперь уже обращался ко всему строю. — Нарушитель опытный и хитрый, но всех нас не перехитрит.
А люди все прибывали. От них теперь всецело зависел исход пояска.
* * *
— Урал, ищи!
Это было первое приказание, которое отдал старший сержант Егор Колесников своей «собачке», как ласково называет он огромную овчарку.
Колесников — один из лучших следопытов части. Его Урал берет след большой давности. Поэтому, как только стало известно о прорыве на границе, Колесникова посадили в машину и срочно доставили сюда.
Урал понюхал один отпечаток чарыка, затем другой и натянул поводок.
— Хорошо, Урал, хорошо, — отпуская поводок, проговорил старшин сержант. Он уже видел, что собака пойдет. Урал становился все более напористым и энергичным, -он шумно и часто вдыхал в себя запахи еще сохранившегося следа.
Так дошли до первого перевала. Но едва начался подъем, след пропал. Урал прижимался к земле, храпел, безуспешно обнюхивая траву, камни, песок.
— Ищи, Урал, ищи!
Это была очередная хитрость Байтама. Остановившись в этом месте, он сделал сильный прыжок в сторону. Резко изменив затем направление, Байтам прошел не более сотни метров и опять отпрянул от своего следа. Он рассчитывал, что так ему снова удастся обмануть пограничников.
Трижды теряя и трижды находя запутанный след, Колесников поднялся на перевал.
Притомились и хозяин, и его собака. Колесников шершавой ладонью стирал с грязного, запыленного лица пот. Его крепкие широкие плечи облегала мокрая от пота гимнастерка. Урал сидел на задних лапах, широко раскрыв пасть и высунув язык, с кончика которого слетала белая пена. Пить!
Колесников достал флягу, отхлебнул пару глотков, напоил собаку. Урал жадно вылакал до последней капли.
Их ожидали новые трудности и неудачи.
Спуск с перевала к границе крутой и каменистый. Колесников знал это, но все же надеялся на Урала. Однако здесь даже Урал оказался беспомощным. На прогретых жарким солнцем и облизанных горным ветром камнях запахи долго не удерживались. След пропал.
Как же теперь быть? Где искать лазутчика?
Старший сержант огляделся. Еще совсем недавно, когда он бежал к перевалу, везде были люди. Теперь же он не видел ни одного солдата. Куда ушли они? Может быть, им уже известно, где враг? Последний вопрос задел самолюбие старшего сержанта. Почему же этого ты ждешь от них? Ведь ты же сам шел по следу? Ищи, да получше, не опускай раньше времени руки. За вторым перевалом черта границы. Спеши, еще не поздно! Внизу, вдоль второго перевала, почва мягкая, там ты снова отыщешь след, успеешь догнать врага.
И Егор Колесников побежал. Не знал ом, что спрятавшийся в тесном ущелье Байтам сейчас видел его и уже не решался идти к границе. Там было много солдат.
Но и в ущелье Байтам долго не усидел. Только скрылся из виду один пограничник, появился другой. Он направлялся прямо к ущелью, будто знал, что там Байтам.
Этим пограничником был Николай Епифкин. Очень рано, примерно в 4 часа утра, вышел он с заставы в горы. Там и застала его тревога. Вместе с младшим сержантом Герасимовым Епифкин облазил не одно ущелье, прежде чем оказался здесь. Подозрительное поведение джейранов — они промчались по малому перевалу как ошалелые — натолкнуло Епифкин на и Герасимова на мысль: не вспугнул ли их человек? И пограничники решили осмотреть местность, Герасимов взял правее, ближе к границе, а Епифкин пошел прямиком, спускаясь в ущелье. На него-то и поглядывал сейчас Байтам, не зная, как поступить.
Выбежать из укрытия было рискованно — солдат наверняка заметит. Правда, дело было уже к вечеру, вот-вот зайдет солнце и стемнеет. Но пока все же светло, и мушка хорошо видна.
Байтам поднял автомат, прижался плечом к камню. Пограничник остановился, не видя его, и, приложив к глазам бинокль, стал смотреть. Байтам прицелился, В тишине ущелья непривычно звонко щелкнул затвор. Осечка! Байтам нервно вцепился в рукоятку, пытаясь отвести ее назад, извлечь предательский патрон. Подсунули же, сволочи! Не могли снабдить как следует! И, может быть, от того, что злился и нервничал, Байтам не смог перезарядить автомат. После осечки новая неприятность-перекос патрона. Этого еще не хватало! Он выругался и швырнул автомат в кусты.
Бежать! Только бежать!
Когда Байтам выскочил из-за камня, над его головой взвизгнула пуля. «Успел выстрелить! А ведь только что смотрел в бинокль»,- подумал Байтам и опять выругался.
Епифкин, держа оружие наготове, побежал. Быстро темнело. В ущелье каждый куст и камень издали казался человеком. На всякий случай Епифкин дал по ущелью автоматную очередь.
Под ногами зашуршал песок. Начался Сухой арык. Здесь, пожалуй, лучше не спешить, Епифкин пошел тихо, осторожно, как ходят барсы. Изредка он поглядывал на гребень скалы. На фоне серого неба там неожиданно показался человек. Епифкин крикнул:
— Стой!
Человек мгновенно прыгнул в щель. Солдат — к нему. Гулко полоснул из автомата. Прислушался. Где-то неподалеку раздался шорох. Чьи-то шага. И — быстрый бег.
Ушел!
Епифкин кинулся следом. По пути подобрал шарф. Здорово улепетывает! Даже шарф мешает. Только куда он теперь уйдет? К границе не прорвался, не прорвется и в тыл. Пограничники успели охватить его плотным, надежным кольцом.
Пока Епифкин гонялся за нарушителем, старший сержант Колесников успел обойти весь участок заставы. За весь день он прошел с полсотни километров. И все же старший сержант даже сейчас, поздно вечером, не помышлял об отдыхе. Встретив у колонны автомашин офицера Суркова, он вместе с ним решил еще раз проверить след. Они двигались в полной темноте, низко наклоняясь над полосой, освещая ее фонариком. И вдруг оба услышали, как зазвенела проволока сигнализационной линии. Байтам, возвращаясь, не заметил ее и оборвал.
Урал встал на обратный след Байтама и потянул за собой старшего сержанта.
Пока нарушитель был далеко, собака обычно принюхивалась к его следу. Теперь же Урал бежал, задрав морду, напружинив тело! До нарушителя оставалось несколько сот метров.
Колесников с трудом остановил Урала, погладил его по голове — хорошо, Урал, молодец! И дальше пошли осторожно, готовые в любую минуту вступить в схватку.
Байтам видел уже, что игра проиграна. Он выбросил маузер, патроны, разбросал все свои вещи.
— Не стреляй! — притворно слезливо попросил он, когда приблизились пограничники.
Осматривая мягкую, взрыхленную поверхность следовой полосы, сержант Углов заметил небольшие частые углубления. Это случилось недалеко от старого дуплистого дуба, где пролегала кабанья тропа.
— Опять кабаны к нам пожаловали, — докладывал он потом лейтенанту Стахову, начальнику заставы. — Когда они оставят нас в покое!
Слушая сержанта, Стахов внимательно смотрел на его круглое со вздернутым носом раскрасневшееся лицо. Сержант всегда приходил с границы возбужденным: с душой несет службу. Офицер был доволен, что наряд благополучно вернулся с границы; и в эту ночь на участке ничего не случилось. Правда, не совсем понятно, почему это вдруг разгулялись кабаны? С чего бы?
Углов поймал мелькнувшее в глазах начальника заставы сомнение.
— Точно говорю, товарищ лейтенант, — поспешил он заверить офицера. — Следы кабаньи!
Углов не любил, когда его слова брались под сомнение. Он знал, что начальник заставы считает его пограничником опытным и серьезным. Сержант служил здесь больше самого Стахова, прибывшего на границу лишь год назад, после военного училища.
Стараясь не обидеть сержанта, Стахов мягко спросил:
— Как же все-таки выглядят следы? Расскажите более подробно…
Углов шумно глотнул воздух, словно отпил из стакана, и стал докладывать. Он особенно напирал на то, что кабаны прошли через полосу несколько раз туда и обратно, чего не сделал бы нарушитель.
Лейтенант слушал его, не перебивая. «Пожалуй, он прав, — подумал Стахов. — Ему действительно нельзя не поверить».
Отпустив Углова, лейтенант подошел к от» крытому окну. После бессонной ночи и постоянного ожидания тревожных сообщений с границы лейтенант чувствовал себя усталым. Он еще не обладал тем завидным качеством владеть собой, каким отличаются опытные начальники застав. Как попавший впервые на фронт молодой, еще не обстрелянный офицер, он и суетился больше других, и горячился там, где надо быть хладнокровным.
