Исчезнувший мир - Ирина Евгеньевна Красова

Страна после революционного дурмана, зачарованная в девяностые годы ожиданием перемен, погрузилась в пустоту, где невыплата зарплат, отсутствие продуктов в магазинах стали привычным делом. В карманах не было денег, чтобы хоть что-то купить.

Я шла по улице, лихорадочно пытаясь найти выход из безденежья, из нищеты, в которую погружалась семья. Пять лет разрушения привычного размеренного мира, как пять лет войны с неизвестным, невидимым врагом, измотали меня. В минуты безысходности, я мысленно искала помощи и поддержки у мамы, но в эти трудные времена она уже не могла мне помочь.

Мама умерла в год, когда было решено праздновать тридцатилетие Победы во второй мировой войне. Мама, прошедшая все годы войны медсестрой, никогда не говорила о войне.

Однажды я спросила:

— Почему вы с отцом никогда не говорите о войне? — на что моя мудрая мама ответила:

— Нельзя идти вперед, повернув голову назад.

Маме не суждено было увидеть рождение своих внуков. Помню как, прикованная к кровати, она заплакала, услышав:

— День Победы, порохом пропах!

Той весной смерть снова встала рядом с ней, измученной болезнью, ей было удивительно, что вдруг вспомнили о них, как о фронтовиках. Мальчишки, только что окончившие школу и девочки из медицинского училища, они ушли на фронт и спасли мир в той Великой безумной войне. Мама умирала под звуки победных гимнов.

Погруженная в свои мысли я брела по петляющим улочкам Москвы, которые вывели меня на Пушкинскую площадь, к зданию газеты Известий. На лотках лежали газеты, я машинально взяла одну из них, развернула и вдруг увидела фотографию мамы. Это была фотография известного фоторепортера времен войны, чьи фотографии, сын в память об отце, разместил на страницах газеты. Под фотографиями стояла только фамилия автора, не было ни упоминания о фронте, ни имен запечатленных на фотографии людей, но я моментально узнала мамины руки, державшие голову раненого бойца, ее лицо, такое родное с непривычной белой ленточкой.

Вспомнилось, как мама однажды рассказала о съемке на фронте. С улыбкой она вспоминала, как в их медсанчасть на фронт приехал фотограф, как на фоне горящих танков ее попросили перевязать раненого солдата, зачем-то повязав на голове белую ленточку. Руки мамы, её лицо и эта ленточка не оставляли сомнений, что передо мной та самая фотография.

Встреча с мамой была подарком Бога, напряжение и отчаяние исчезли. Я вдруг поняла, что во мне живет её сила духа, сила победителей.

Дома, собрав папку с документами, которую называют портфолио, я отправилась на поиски работы. К моему удивлению в частном колледже мне предложили должность декана вечернего отделения. За моими плечами стояла мама, и я выторговала для себя условия, на которых могла совмещать свою старую работу преподавателя с работой в новой должности. Жизнь начинала налаживаться.

Мои родители были удивительными людьми, они буквально искрились верой в светлое будущее, твердо зная, что в этой жизни все зависит от них.

Война для отца закончилась через два года после Победы, он вернулся с Дальнего востока, где служил во флоте сначала на торпедных катерах, позже в экипаже подводной лодки. После демобилизации его перевели на работу в министерство. Мама работала в том же министерстве, в ее подчинении были двадцать молоденьких девушек-машинисток, которые за глаза называли ее старухой, но к их удивлению именно ее выбрал статный красавец, вернувшийся домой в Москву. Вспомнился рассказ мамы, как однажды, зимним вечером провожая ее, отец сказал:

— Скоро Новый год. Как ты собираешься его праздновать?

— У меня в Новый год день рождения, сразу два праздника, — ответила мама.

— Давай в Новый год мы отпразднуем нашу свадьбу, и у нас будет сразу три праздника.

Они поженились в новый 1948 год.

Спасибо вам, дорогие мои мама и папа, что вы выжили в огненном аду, спасибо, что встретились после войны и дали мне жизнь, наполнив ее радостью, смехом и уверенностью в завтрашнем дне.

Какой красивой парой вы были! Вы умели любить, радоваться солнцу и дождю, верить в себя и в то, что все в жизни преодолимо.

В нашем доме не говорили о жестокости войны, поэтому впервые, я узнала об этом, когда пошла в школу. Всем классом мы смотрели фильм о немцах, захвативших и разоривших наши города и села, в котором юные партизаны сражались против захватчиков.

Ночью мне приснился кошмар. Увиденное так поразило мое детское воображение, что во сне я оказалась в продолжение действия фильма, в грязной темной комнате, где фашисты требовали кого-то предать, а я вырывалась от них с криком:

— Нет, я не скажу, нет! Не пытайте меня, — и проснулась от этого крика.

По вечерам родители перед сном читали вслух и мы с братом лежа в кроватях, засыпали под звуки их голоса.

Комната, в которой мы жили с родителями не оставляла места для секретов.

Однажды, проснувшись, я услышала, как отец шепотом читал стихи. Запомнились несколько фраз:

— …и собачкой рисовали, — кого рисовали собачкой, я не поняла и стала прислушиваться:

— Так он грабил свой народ, чтоб другой кормился рот.

Мама подошла к нам проверить, спим ли мы, и едва слышным шепотом сказала отцу:

— Так не может больше продолжаться, надо что-то делать, меня беспокоит даже не стесненность, в которой мы живем, а уродующую душу нищета, в которую мы погружаемся.

Достаток в семье закончился, когда в министерстве, где работала мама, прошли сокращения сотрудников и зарплат. Страна запустила в космос первый спутник, новые технологии требовали денег, экономия затронула и министерские структуры. Мама стала домохозяйкой и в нашей семье, живущей на одну зарплату отца, поселилась бедность.

Нищета в российских семьях, где двое детей, а работаем только отец, продолжает оставаться нормой. Подаренное на день рождения платье было счастьем. Я пошла в школу, моя подруга училась музыке, и когда я приходила к ней, она садилась за фортепьяно и играла гаммы. Дома я воображала, что подоконник это клавиши фортепьяно и мои пальцы бегали по клавишам, извлекая из подоконника чудесные звуки. Однажды, за этим занятием меня застала мама, она прижала меня к себе, а я спросила, могут ли мне купить пианино, чтобы я тоже могла учиться музыке.

— Не беспокойся, мы что-нибудь придумаем, — сказала она.

По ночам я слышала, как родители о чем-то долго шептались, мама не кричала, не билась в истериках, как сейчас это делают молодые не удовлетворенные жизнью женщины,