В катере набиралось все больше и больше воды, а никто не выкачивал ее: двое гребли веслом, один стоял у штурвала, один держал капитана. Юдин понимал, что воду необходимо выкачивать, но он боялся дать кому-либо из солдат такую команду. Сейчас, когда исход борьбы со стихией решали считанные минуты, а «парус», руль и весло, хотя и с большим трудом, все же направляли катер на песок, Юдин боялся рисковать, рискуя в то же время слишком утяжелить катер; а тяжелый катер не сможет проскочить к берегу на волне, его, как только станет мелко, захлестнет обязательно. Но люди в спасательных жилетах смогут легко выбраться на берег. Только жилет самого Юдина плавал поверх паёл, капитан один мог оказаться в тяжелом положении. Но Юдин не думал об этом, он напрягал все силы, чтобы удержать растянутую куртку. Руки будто налились свинцом, в грудь сильно давили солдатские кулаки. «Пусть захлестнет катер, но нужно к пескам! Нужно к пескам!»
Катер не выбросило на песчаный берег, хотя и не швырнуло в зубастую пасть подводных рифов, — его занесло в угол между Вторыми песками и рифовым мысом, подняло на волне и опустило между двумя валунами. Корпус затрещал, но не сломался. Мшистые камни, как тиски, сдавили борта. Произошло это в двадцати метрах от берега.
Только успел капитан Юдин спрыгнуть с крыши будки и крикнуть: «Держись!» — как следующая волна перекатилась через них, вырвала из гнезда весло, подхватила спасательный жилет Юдина и забурлила между камнями, переломив весло на части. Вслед за ней уже катилась другая волна. Солдаты не растерялись и удержались в катере, но Юдин понимал, что это еще не спасение, — сколько таких волн перекатится через них, выдержит ли корпус катера, хватит ли сил у солдат, да и у него самого, терпеливо ждать, пока ледяная вода отступит? Отлив только начался. Ждать нужно не менее двух часов. Два часа. Миг — и вечность. Юдин наблюдал за всеми. Верховцев, как только отступила первая волна, перебежал по колено в воде к ящику, который находился в самом носу и в котором хранились запасные части к мотору и спасательные жилеты, переждал вторую волну, откинул крышку, достал жилет и стал перебираться к нему, Юдину, и Юдин мысленно поблагодарил Верховцева. Захарченко и Лавренин прижались к будке, съежились. А Федосеев как сидел на скамье, когда греб веслом, так и остался сидеть, прямо в воде, которая уже наполнила катер. Федосеев настолько устал, что ко всему был безразличен.
И то, что Федосеев сидел неподвижно, и то, что уже замерзли Захарченко и Лавренин, беспокоило капитана.
«Нужно расшевелить солдат! Расшевелить! Но как?!»
Еще не зная, что он скажет Федосееву, капитан направился к нему. Налетела волна, сбила с ног капитана, сбросила со скамьи Федосеева, а как только она перекатилась через катер, Федосеев вновь сел на скамью. С куртки его сбегали струйки воды. Капитан разозлился на волну, на Федосеева, на Лавренина и Захарченко, разозлился на себя, что не может сказать людям нужное сейчас слово.
«Замерзнем ведь за два часа!»
Юдин шагнул к Федосееву, схватил его за руку:
— Марш к будке! Выкачивай воду! Всем выкачивать воду! Руками выплескивать! Работать! Работать!
Солдаты никогда не видели капитана таким возбужденным. Он начал с ожесточением выплескивать руками за борт воду и еще раз приказал: «Работать!» Никто не посмел ослушаться его, хотя все понимали, что работа эта абсолютно бесполезна: затонуть катер не затонет — с боков подперли камни, а вычерпать море пяти человекам просто невозможно.
Юдин постепенно успокоился. Теперь он видел, что правильно поступил, заставив работать всех и самого себя. Быстрей проходит время, не так тоскливо ожидание развязки, но главное — работа согревает людей. Капитан, не переставая выплескивать воду в промежутках между накатом волн, внимательно наблюдал за солдатами, готовый, если нужно, прийти на помощь.
— Товарищ капитан! — крикнул ефрейтор Верховцев. — Наряд! К нам идет!
Юдин повернулся к берегу. По тропе, которая петляла между зеленых от мха камней, на Вторые пески быстро спускалось пять пограничников. Шли согнувшись, чтобы меньше мешал ветер. Один из пограничников нес веревку. Капитан ждал, когда они подойдут.
— Нас старшина прислал. Помощь оказать! — крикнул ефрейтор Кононов, старший пограничного наряда, приблизившись к берегу. — Сейчас две упряжки подъедут. Нам что делать?!
Капитан из-за шума волн и ветра едва разобрал, что кричал Кононов, хотя и без слов понял, что они посланы на помощь. Юдин одобрил действие старшины (все могло с катером и людьми случиться), но не видел сейчас никакой возможности воспользоваться помощью солдат. Ждать, только ждать отлива — иного выхода не было. Вода уже отходила, берег все приближался. До него оставалось метров пятнадцать. Теперь Юдин, да и все солдаты верили тому, что жизнь их вне опасности. Юдин решил прибывшую группу вернуть.
— Осмотреть берег до реки и — на заставу! — крикнул Юдин ефрейтору Кононову.
— Есть наряд уже, осматривают! — ответил Кононов. — От вас мы не уйдем!
— Выполняйте приказ!
Капитану Юдину следовало бы объяснить солдатам, что нет смысла бесцельно мерзнуть на ветру здесь, ибо помочь они ничем не смогут, а берег необходимо осматривать еще и еще, — «купец» дважды стопорил ход, а нашли только один контейнер; но разве мог Юдин сделать это сейчас, среди хаоса волн и ветра? Сейчас он только приказывал, не считаясь с тем, что могут подумать солдаты. Приказ они все равно выполнят.
Юдин дождался, когда наряд цепочкой двинулся по берегу к заставе, и повернулся к Верховцеву, Федосееву, Лавренину и Захарченко, прекратившим, как и он сам, вычерпывать воду и дрожащим от холода.
— Работать!
Слева, по болотистой, с толстым слоем ягеля низине, ко Вторым пескам, подъехали две оленьи упряжки. С нарт спрыгнули каюры, поспешно отвели оленей на сухое место и быстро зашагали к катеру, но до берега не дошли, остановились метрах в ста от него, молча постояли минуты две и так же молча вернулись к нартам, набили под малицами (шуба из оленьих шкур, похожая на колокол, надетый через голову) свои трубки. Олени, будто поняв, что хозяева теперь будут долго сидеть на нартах и курить, легли на сухой ягель.
Юдин узнал каюров-колхозников Алексея Сергеева и Ивана Семенова — пожилых, с темно-коричневыми, словно дублеными, лицами, изрезанными глубокими морщинами; Юдин не удивился тому, что они сразу все поняли; он уже привык к тому, что саами быстро и, главное, очень верно принимают решения; если они видят, что борьба со стихией принесет пользу, то вступают в борьбу без колебания, если не видят пользы — ждут. Саами-поморы привыкли и бороться, и ждать. Суровый Север научил их этому.
Вода отливала. Не все уже волны перекатывались через катер, все чаще и чаще они разбивались о камни еще впереди и обдавали людей только холодными брызгами, но и сил у людей тоже становилось все меньше и меньше, особенно у Федосеева и молодых солдат. Они то и дело переставали вычерпывать воду и засовывали замерзшие руки под полы курток; Юдин, однако, не давал им передышки, он сразу же говорил солдатам охрипшим голосом;
— Не прекращать работу!
Лицо Федосеева было спокойным, он без передышки выплескивал воду, но видно было, что устал окончательно, что стоит ему остановиться, и он упадет в воду. Упадет и не встанет.
Еще пять минут, еще десять… А капитан подбадривал всех и самого себя тоже. Все дрожали от сильного холода и усталости. Время шло очень медленно, еще медленней отливала вода.
Алексей Сергеев и Иван Семенов набили еще по одной трубке, выкурили их и, взяв с собой пять малиц, лежавших на нартах, пошли к катеру — они точно определили момент, когда пограничники могут покинуть судно.
— Давай, начальник, пускай по одному!
Юдин считал, что еще рано, до берега еще метров пять, глубина полметра, а иные волны еще перехлестывают катер. Юдин боялся рисковать, поэтому ответил:
— Опасно. Еще минут десять.
— Не опасно. По одному через большую волну. Давай, мы встречать будем.
