навстречу:
— Всё готово, ваше сиятельство.
— Показать вам что-то. Дело обсудить, — ответил снизу лакей Яков.
Горничная при звуках его голоса вдруг покраснела.
Мари обернулась на лакея.
Гримаса выражала его большие сомнения в том, что у крепостного мужика есть что показать барыне.
— Что показать?
Яков презрительно заметил:
— Не имею чести быть осведомлённым, ваше сиятельство.
«Василий и его идея», — вспомнила Мари. Сил не было вникать. Она махнула рукой:
— Яков, передай ему: не сейчас, потом.
Лакей надменно поклонился ей.
Горничная старательно отводила глаза, чтобы ненароком не встретиться с его наглым, будоражащим взглядом.
— Всё готово, ваше сиятельство, — повторила глуховато. Щёки её розовели.
— Ты знакома с Яковом? — спросила Мари.
— Я? Нет. Кто это?
Мари прошла.
В гардеробной пахло раскалёнными щипцами для волос.
Горничная помогла снять платье.
У Мари был секрет. Немного постыдный, учитывая положение и доходы мужа.
Мари причёсывалась сама. Осторожно зажимала щипцами прядь, с приятным страхом чувствуя щекой близкий жар металла. Оттягивала к концу. Завёртывала. Вынимала. Горничная держала шпильки наготове.
— Анфиса, шпильки.
Привычные движения, привычный результат. Воткнув в узел волос последнюю шпильку, Мари почувствовала себя успокоившейся.
Горничная осторожно поднесла к её убранной голове голубую шёлковую трубу платья. Мари просунула, не касаясь, голову, с наслаждением, как в прохладную воду, нырнула руками, плечами. Горничная принялась прикалывать на платье цветы.
Несвицкие приехали на бал, как приезжали в Петербурге: чтобы не среди первых и не среди последних. Но это был не Петербург.
Несколько мгновений они недоумённо стояли в пустой передней зале перед большим зеркалом. Лакей убежал звать хозяйку. В пол отдавало дрожью — танцевали мазурку. Доносились отдалённые залпы, похожие на пушечные, когда все кавалеры разом припадали в прыжке. Бал был в разгаре.
— Однако, — иронически молвил за голыми плечами своих дам князь.
— Где все? — шепнул сестре Мишель.
— О, как я рада! — звонко расцеловалась запыхавшаяся губернаторша: сперва с княгиней, потом с… но Алина в последний момент надменно отшатнулась, и губернаторша чмокнула воздух в нескольких вершках от её напудренной щеки.
— Мы уже думали, вы не приедете! — простодушно призналась губернаторша. — А хозяин танцует, — объяснила отсутствие мужа.
— Завидно, — отозвался князь.
— Вы любите танцевать? — тут же подхватила губернаторша.
Князь Несвицкий ответил поднятой бровью: она что — всерьёз?
— Нас задержали горничные, так досадно. Чувствую, мы пропустили всё веселье, — тут же пропела княгиня.
Алина закатила глаза. Мишель усмехнулся.
— О, веселья ещё хватит. — И хозяйка повела припозднившихся гостей в пёстрый шум бальной залы.
Скоро князь присоединился к разговору по душе. В том смысле, что он мог слушать его вполуха. Княгиня уселась в креслах, откуда другие дамы наблюдали за своими дочерями-невестами. Первый танец Мишель танцевал с сестрой:
— Не допущу, чтобы моя сестра отиралась у стены с кислыми старыми девами.
— Ты очень мил. Но мне всё равно, где скучать — у стены или с каким-нибудь унылым кавалером.
— Может, не все унылые, — заметил Мишель, обводя её в танце.
— На тебя засматриваются, — сообщила сестра.
— Хорошенькие?
Алина улыбнулась:
— На твой вкус или на мой?
— Пусть на твой.
— Боже, посмотри. Что за перья у неё на голове, сорочьи?
— А как тебе граф Ивин?
— Который из двух?
— Алексей забавен.
— На твой вкус, — парировала сестра.
— Хорошо. А Шишкин?
— Кто это?
— Вон тот.
— С бараньей причёской?
— Тебе не угодить. Он сын миллионщика Шишкина.
— Почему они все такие пресные?
— Посоли — и не будут пресные.
Музыканты заиграли каденцию. Мишель подвёл сестру к креслу, где сидела мать. Иронически щёлкнул каблуками и уронил голову на грудь:
— Княжна Несвицкая.
— Шут гороховый.
— А где папа?
— Там, среди местных знаменитостей, — махнула веером княгиня. — Боже, как ужасно одеты дамы. Ты посмотри на эту, в таком возрасте розовое… Я маленькая миленькая сорокалетняя девочка… А у этой что за перо, сорочье?
— А я что говорила? — обернулась к брату Алина.
— Вот эта только ничего. Хотя бы не так провинциальна.
Мишель и Алина посмотрели, куда она показала: на даму в голубом с жемчугом в волосах и индийской шалью на плечах. Мать и дочь подумали об одном: сколько же за такую шаль плачено. Вслух, разумеется, не высказались. Мишель шаль и не заметил — для него не было разницы между той, за которую плачено три тысячи червонцев, и трёхрублевой:
— Она и не местная. Из Петербурга. Приехала вчера вместе со старухой Печерской, мне её зять сказал.
