Так-то, – он весело смотрел на меня и улыбался во весь свой щербатый рот.
Присесть бы мне с ним рядом на лавочку да поговорить по душам. Он наверняка ждал этого, а я тогда не понял. Молодой был. А молодости свойственен эгоизм. Только бросил дежурную фразу, мол, тороплюсь, родители заждались, позже поговорим.
Он медленно кивнул мне в ответ, склонил голову к коленям и закрыл глаза.
***
Это была наша последняя встреча. Через полгода, вернувшись с практики, я узнал, что мой Герой умер. О том, как он жил после смерти своей единственной и ненаглядной Любаши, я узнал от тети Шуры, жены дяди Паши – родного брата моего отца. Вот что она рассказала:
– Поначалу Николай еще держался, ездил в райцентр – менял фамилию и документы, часто бывал на кладбище, убирал могилку Любаши от сорняков и каждый раз приносил ей свежие цветы. Но потом тоска одолела, крепко выпивать стал, а выпивку папиросами «закусывал». Из дома выходил редко, только в сельмаг – за выпивкой, куревом да нехитрой закуской. Пенсия у него была хорошая, ветеранская – на водку и папиросы вполне хватало. По пути от магазина до дома делал остановки. Сядет на лавочку, хлебнет из бутылки, перекурит и дальше путь держит. Пока до дома доберется, еле на ногах держится. Исхудал, кожа да кости. Постарел на глазах – зубы выпадать стали. Соседи пытались помогать ему. Бабы продукты приносили, одежду стирали, когда он позволял. Мужики дровами да углем обеспечивали. Только он не охотно помощь принимал, ругался даже. Мол, не лезьте ко мне, как хочу, так и живу. А помру, так скорее с Любашей встречусь.
– А как же родственники? Он ведь им квартиру оставил, да и дом им по наследству достанется, – спросил я тетю Шуру.
– А что родственники? Нужен он им больно. Самый близкий у него племянник, Васька Нечестный. С белгородской квартирой Ваське не удалось махинацию провернуть. Как Николай помер, их и выселили. Квартира-то не кооперативная, а государственная была. А вот дом Ваське достанется, как только он в наследство вступит.
– А про награды военные Николай Никитович не упоминал?
– Как же не упоминал. Сказал, что Васька все его ордена и медали вместе с кителем какому-то барыге за двести рублей продал. А ему ни копейки не дал. Только пообещал: «Когда помрешь, я вам, дядя, вместе с тетей Любой памятник гранитный поставлю. Такой, что все село обзавидуется». А сам даже на похороны не явился. Соседи скинулись, кто сколько мог, похоронили да помянули как положено.
– А как Николай Никитович умер? – спросил я тетю Шуру и заметил, как ее глаза наполняются слезами. Промокнув слезы краем платка, она тяжело вздохнула и сказала:
– Не заслужил он такую смерть. Ведь Герой войны. Боевой летчик. Таких с воинскими почестями хоронят. А Николай заснул пьяный, да и замерз насмерть. В конце ноября это было. Пошел он как обычно в сельмаг, купил водки да папирос, а на обратном пути присел на лавочку, приложился к бутылке, захмелел и уснул. А ночь выдалась морозной. Да еще и метель поднялась. Дело вечером было. Тьма кромешная. Редкие прохожие даже не замечали спящего на лавочке старика. А может, кто и приметил, да поспешил пройти мимо – кому охота с пьяным дедом возиться. Скорей домой – к теплому очагу. Только наутро прохожие обнаружили окоченевший труп.
***
В следующий раз я навестил родителей только в конце апреля. И так получилось, что день моего приезда совпал с родительской субботой – Радоницей. В этот день традиционно поминают усопших родных и близких. Я вместе с родителями поехал на наше сельское кладбище. Сначала мы посетили могилы моих дедушек и бабушек, а потом я решил найти могилку моего Героя. Мама подсказала мне примерное направление. Долго я бродил по кладбищу, пока случайно не обратил внимание на два заросших сорняками холмика с железными ржавыми крестами. Вокруг все могилки были ухоженными, с окрашенными оградками и свежими цветами у памятников. И только эти два холмика с жуткими крестами резко диссонировали с окружением. Я подошел поближе и посмотрел на едва сохранившиеся надписи, выбитые на стальных табличках, приваренных к крестам. «Лиховцева Л. В.» и «Нечестный Н. Н.». И все. Даже даты рождения и смерти не указаны. Глотая от обиды слезы, я вырвал все сорняки на могилках моего Героя и его Любаши и пошел к родителям, которые давно ждали меня у машины. Почти у самого выхода – на центральной аллее кладбища рядом с небольшой часовней – я обратил внимание на величественный обелиск из черного гранита. По периметру памятник ограждала массивная цепь с якорями по углам. Обелиск утопал в цветах и венках. На лицевой стороне памятника я увидел искусно выгравированный портрет, с которого на меня смотрел не кто иной, как Пустовой Филипп Андреевич, что подтверждала и надпись под портретом. А ниже я прочел эпитафию, выбитую золотыми буквами:
«Теперь нет боли старых ран,
Спокойно спи, наш ветеран».
Вот такой получился «квадрат разности». Или «разность квадратов»…
***
Вместо эпилога
С тех пор прошло тридцать пять лет. И вот, в один прекрасный день, а именно 11 февраля 2022 года мы с женой, десятилетним внуком и восьмилетней внучкой посетили музейный комплекс «Дорога памяти. 1418 шагов к Победе», расположенный на сорок третьем километре трассы Москва – Минск в Московской области, в военно-патриотическом парке «Патриот». Музейный комплекс «1418 шагов» раскинулся полукольцом вокруг Главного Храма Вооруженных сил России, практически заключив его в свои объятья.
На самом деле, был обычный февральский день. Холодный и ветреный. Ветер просто пронизывал до костей, и посещение музея стало своего рода спасением от погодных неприятностей.
Но что же такого прекрасного случилось со мной 11 февраля 2022 года?
Дело в том, что в этот день я встретился со своим Героем. Мы не просто встретились. Гвардии майор Николай Никитович Лиховцев, дядя Коля сопровождал меня все 1418 шагов, 1418 дней Великой Отечественной войны.
Он смотрел на меня со стены, на которой отображалась Галерея памяти с портретами миллионов ветеранов ВОВ. Портреты постоянно менялись, и только мой Герой неизменно присутствовал рядом со мной. Молодой и красивый, с волевыми чертами лица, в военной форме с петлицами лейтенанта. Видимо, фотография была сделана в самом начале войны, во всяком случае, до 1943 года, когда вместо петлиц в Советской Армии впервые появились погоны. Признаюсь, если бы мне показали этот портрет раньше, я бы ни за что не узнал в этом красавце-офицере моего Героя. Только не по годам мудрый взгляд придирчивых глаз был все тот же.
А помог мне повстречать моего Героя внук Витя. Как только мы вошли в первый зал музея, он
