Две крупные материнские слезы, упавшие на лист, расплылись в большие пятна.
— Придем, мама, скоро придем, — сквозь стиснутые зубы клялись друзья. — Вернем тебе Ганну, построим хату краше прежней, а врагам пощады не будет!
С командного пункта полка пришел Ветров.
— У вас что, митинг? — спросил он.
— Да, — коротко ответил Комлев.
— У меня срочное задание на разведку.
— Я пойду, — решительно заявил Кучеренко.
— И я! — сделал шаг вперед Блажко.
После комсомольского собрания Блажко не мог смотреть товарищам в глаза, а свою вину перед Мирзоевым пытался искупить в жестоких боях. Однако друзья и командование относились к нему недоверчиво, и это его угнетало.
Кучеренко и Блажко вылетели на разведку рокадной дороги 10, по которой враг, что-то замышляя, перебрасывал войска с одного фланга этого участка фронта на другой. Сквозь завесу зенитного огня над линией фронта проскочили на большой скорости.
— Слева «костыли», атакуем! — передал по радио ведущий.
Девять одномоторных бомбардировщиков «Юнкерс-87» плотным строем, словно на параде, шли к линии фронта.
С боевого разворота Кучеренко атаковал ведущего. Взрыв и к земле камнем полетел мотор, долго качался в воздухе кусок плоскости, потом и он опустился на сопку.
— От тоби, бисова душа! От тоби, гад! — с ненавистью шептал летчик, бросая машину в новую атаку.
Впереди Кучеренко пикирует машина Блажко. Ее пронизывают огненные трассы. Но Блажко упорно сближается с «лапотником» (еще и так называли наши летчики этот тип вражеских машин). Пуля немецкого стрелка ударила в бронестекло и отпечатала на нем темное пятно с расходящимися от центра трещинами. Блажко крепче сжимает ручку управления. Дистанция — пятьдесят метров. В прицеле искаженное страхом лицо фашиста. Летчик нажал на спуск. Самолет изрыгнул сноп огня. Юнкерс вошел в крутую спираль, а потом, закрутившись в штопоре, врезался в сопку.
Строй бомбардировщиков нарушился. От самолетов отделились сигары- бомбы и рухнули в скалы. С крутым пикированием фашисты стали отрываться от преследования истребителей. Однако те и не думали преследовать: у них было свое задание.
Кучеренко вышел на курс к цели, когда услышал по радио голос Блажко:
— У меня мотор барахлит.
— Пошли домой.
— А задание?
— Что у тебя там?
— Трясет на больших оборотах.
— Тогда занимай мое место, я тебя буду прикрывать. Извиваясь у подножия сопок, вдоль линии фронта идет шоссейная дорога. Разведчики внимательно просмотрели заданный участок. Дорога пустынна. Они уже повернули домой, как вдруг Блажко спросил:
— Видишь?
— Ничего не вижу.
— У дороги примят снег.
Теперь и Кучеренко увидел лыжные следы, уходившие в лощину. Там они и обрывались.
— Вот хитрюги! Врут, не уйдут! — ликующе прокричал Кучеренко.
Он передал на КП координаты обнаруженного противника и, выполнив переворот, ввел самолет в пикирование. Из пушки и пулеметов ударил по пестрой сети и распорол ее. Теперь летчики отчетливо увидели, как мечутся под маскировочной сетью фашисты. Еще, еще один заход. С каждой новой атакой сильнее азарт боя. Вот летчик еще раз нажимает на гашетки, но оружие молчит. «Пересолил, — спохватился Кучеренко. — А вдруг нагрянут «мессеры»? У Семена мотор барахлит, а у меня ни единого снаряда. Плохие мы вояки». Однако своего опасения товарищу не передал.
— Теперь пошли до дома, «горбатые» добьют.
На пути к своему аэродрому летчики встретили группу «илов».
— Сейчас фрицы попляшут, это уж как пить дать, — услышал Кучеренко очередную остроту Семена.
В это мартовское утро о полетах не могло быть и речи: густой туман окутал сопки, опустился на летное поле. Тем не менее распорядок дня соблюдался точно. Механики, или технари, как их любовно называют летчики, эти извечные труженики, возятся у самолетов. Они постоянно копаются в машинах, ищут неисправности, устраняют и снова ищут. И так без конца, до самого вылета. А уйдут машины в полет — терзаются: все ли сделано, не проглядел ли чего? И пусть механик смеется, балагурит, мыслью и сердцем он там, в воздухе, со своим командиром.
На командном пункте эскадрильи Егор Бугров, склонившись над стенгазетой «Гордый сокол», красивым почерком выводит подтекстовку к рисунку Зайцева, на котором горящий «юнкерс» летит к земле, а истребитель с красной звездой на борту боевым разворотом уходит в высоту.
Мы случайно встретились с тобою,
Оттого так скоро разошлись...
Колонка этого номера стенгазеты посвящена вчерашней победе Кучеренко и Блажко.
Афанасий, примостившись на диване, уткнув нос в воротник куртки, тихо напевает:
Может быть, вдали, над самым фронтом,
Разгорится там воздушный бой,
Потеряю я свою пилотку
Со своей курчавой головой...
Ветров и Блажко доигрывают отложенную вчера партию — в эскадрилье проходит шахматный турнир. Комэск вышел на пол-очка вперед, и Семен решил сегодня взять реванш, но мелодия отвлекает и он сердито говорит:
— Афоня! Смени пластинку...
— Можно...
Ты жива еще, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
— Ну, затянул панихиду! Дай же партию доиграть, — раздражаясь, кричит Блажко.
А тем временем потянул ветерок, туман приподнялся и рассеялся. Тот же ветер разорвал сплошную облачность на лохматые черные тучи.
Послышался глухой гул моторов и мелкое подрагивание земли. Это вторая вылетела по тревоге.
— Пошли, — сказал Ветров и первым вышел из землянки.
Только летчики разошлись по капонирам, как предутреннюю синеву разрезала зеленая ракета. Не успели растаять ее последние искры, а уже взревели моторы, и самолеты прямо из ниш пошли на взлет.
На разбеге горизонт перед глазами Блажко поплыл вправо. Он нажимает на правый тормоз, но безуспешно: машину по-прежнему тянет влево.
— Что еще за чертовщина? — выругался Семен и прервал взлет. Оказывается, левое колесо попало в глубокую колею, прорезанную бензовозом — вчера заправка машин проходила в оттепель. Утром подморозило, а заровнять летное поле никто не догадался. И вот результат: прерван взлет, потеряны драгоценные минуты.
Кучеренко взлетел один и сразу же пристроился к паре комэска.
Блажко вырвал машину из колеи и под неодобрительные, неразборчивые возгласы Локтева хотел было взлететь с обратным стартом.
— Блажко, отставить взлет! — нервно, открытым текстом приказал Локтев.
Не понимая в чем дело, Блажко, красный от напряжения, а больше от обиды за неудачу на разбеге, проклиная всех и вся, вырулил к своей нише. Казалось, весь мир ополчился против него. Могут подумать (это уж как пить дать), что он, Сенька Блажко, струсил, и к одному, еще не рассеянному недоверию, добавится тяжкое подозрение — подозрение в трусости. Ничто так не презирают летчики, как подлость и трусость. Теперь хоть в петлю...
Когда за облаками послышался все нарастающий, режущий уши свист, Локтев понял, что совершилось непоправимое. Немецкие истребители обошли посты ВНОС, и он, командир полка Локтев, выполняя приказ штаба дивизии, выпустил летчиков с блокированного аэродрома, выпустил на верную смерть. Он почувствовал, как немеет правая половина тела, словно ее погружают в холодную воду. «Еще чего не хватало! Только не сейчас!» — приказал себе Локтев и, переложив микрофон в левую руку, начал разминать пальцы онемевшей руки и ногу. А режущий уши свист все усиливался, давил на барабанные перепонки, словно окрестный воздух сжимался под давлением невидимого чудовищного пресса.
Как только послышался гул моторов, Комлев быстро оделся и вышел из землянки. Три самолета набирали высоту, один катился по аэродрому. Комлев перескочил через незамерзающий журчащий ручеек, посреди которого лежал отполированный водой большой камень, пробежал мимо КП эскадрильи к радиостанции.
Из облаков с сумасшедшей скоростью вынеслись два «мессершмитта».
— Бандюг-ги сзади! — крикнул в микрофон Локтев.
«Мессеры» атакуют Бугрова. У Ветрова нет скорости, нет высоты, чтобы сманеврировать. С большой дистанции он дает заградительную очередь. «Мессершмитты» прерывают атаку и свечой уходят в облака. Вторая пара берет в клещи Кучеренко. Бугров резко бросает самолет на желтобрюхого и пушечно-пулеметным огнем зажигает его.
— Так его, бандюг-гу! — кричит Локтев, и тут же дает приказ второй эскадрилье идти на помощь группе Ветрова.
Рев моторов, уханье пушек, треск пулеметных очередей, тявканье зенитной установки — все сливается воедино. Вываливаясь из-за туч четверками и парами, «мессершмитты» непрерывно атакуют. Наши отбивают атаки, принимая оборонительный бой на встречных курсах. Сражаются над аэродромом. На земле каждый что-то кричит, машет руками, но помочь летчикам никто не в силах.
