— Вы от Бориса?! — радостно воскликнула она. — Ой, да что же это я не приглашаю вас. Раздевайтесь, ужинать будем.
— Спасибо, я только что заправился.
— Раздевайтесь, погрейтесь, — настаивала Таня. Семен снял куртку, обеими руками пригладил льняные волосы, сел на кушетку, закурил.
— Ну, право, я не знаю, чем вас и угощать. Мне просто как-то неудобно — я буду есть, а гость сидеть, — говорила Таня. — Хоть чашку чаю с мороза выпейте.
— Чай не водка, много не выпьешь, — пошутил Семен.
— А у меня и водочка есть, — склонив голову, с улыбкой протянула Таня. — Не удивляйтесь, мы ведь ее по карточкам получаем.
— Ну, тогда можно на верхосыточку и чаю стакан выпить, — согласился Блажко. — За ваше здоровье, — Семен выплеснул стопку в рот.
— Нет, за здоровье своего друга. Боря-то не пьет.
— И не курит. Зато насчет девушек у него губа не дура, — проговорил Блажко и нагловато посмотрел Тане в глаза. Таня зарделась, но выдержала его взгляд. «Какие у него нахальные глаза», — подумала она.
— Расскажите, как он там живет?
— А что рассказывать? Живет хорошо. Только вот у него маленькая неприятность на днях получилась.
— Какая же? Он ничего не писал.
— Так, пустяки. И говорить-то о ней не стоит.
— Тогда не стоило и начинать. А все же?
— Известно, какая может быть у мужчины неприятность, — не моргнув глазом, продолжал захмелевший Блажко. — Из-за женщин все: ваша сестра все воду мутит. Пришло на имя командира полка письмо, пишет одна дивчина. Знаю я ее, мы ведь вместе с Бозором учились, когда он с ней познакомился. Красавица, черная, как цыганка. И косы до пят.
Таня верила и не верила Семену. Болтают ли так откровенно о друге? Но не придумал же он. Для какой цели?
— Ну и что же в этом письме?
— Хвост остался там у Бозора, вот она и требует денег на воспитание сына. «Если, — пишет, — не будешь добровольно помогать, через суд возьму свое». Разве приятно такое письмо получить? Ясно, как божий день, что неприятно.
Семен украдкой смотрит на Таню, стараясь угадать перемену в ее настроении. Но она равнодушна.
— Что же он так нехорошо поступил с любимой девушкой? Вот уж не ожидала...
— Удивляться нечему. Не он первый, не он последний, — и Семен многозначительно повел глазами на детскую кроватку. (Таня в этот день оставила девочку у бабушки, кроватка была пуста, но Семен знал от Мирзоева о Таниной дочери.)
— Ничего, война все спишет, — развязно закончил он.
— Ой, спишет ли? — не замечая намека, ответила Таня.
Уже давно окончился сеанс и товарищи уехали в дом отдыха, а Блажко и не думал уходить.. За окном завыл ветер, поднялась буря.
— Вы не опоздаете к отбою?
— Ох, черт возьми! Заболтался я с вами. Машина-то уже ушла.
Он вскочил с кушетки и начал суетиться, делая вид, что спешит одеться и уйти. Натянул правый рукав куртки, прислушался: за окнами свистело.
— Как же я теперь пойду? Сколько отсюда до дома отдыха?
— Километров пять, не меньше.
— Занесет меня где-нибудь.
— Да, пожалуй, вам разумнее сегодня не ходить, — посочувствовала Таня. Она прислушалась к вою ветра, окинула взглядом комнату.
— Что ж, оставайтесь, места хватит.
Мелькнула мысль: «Что подумают соседи?», — но тут же решила: «Пусть думают, что хотят, не замерзать же человеку».
Семен этого и ждал. Быстро сбросил куртку. Уставшая за день Таня не чаяла, как добраться до постели. Она постелила простыню на кушетку, и, предложив Семену располагаться на ночлег, сама юркнула под одеяло.
Уснула Таня крепко. А к Семену сон не шел. Он долго мучился, но, потеряв власть над собой, решился. Тихонько встав с кушетки, бесшумно прошел по комнате и остановился у кровати. Слышалось ровное дыхание Тани. Семен положил дрожавшую руку на одеяло. Таня во сне что-то пробормотала и отвернулась к стене.
— Таня! Танюша! — шептал Семен. Его рука коснулась горячего плеча девушки.
Таня проснулась и, натянув до подбородка одеяло, села.
— Семен?!
— Я, Танечка, я, — еле шевеля губами, прошептал тот.
— Вот ты какой! А ну убирайся, — и она с силой оттолкнула Семена. — И не вздумай лезть, соседей крикну.
Блажко лег и притворился спящим.
Теперь сон покинул Таню. Как она ни пыталась, но заснуть не могла. Досадно было за Бозора, что послал ей такого дружка. И за Блажко — есть же на свете такие людишки...
Утром Семен не смотрел на Таню. Когда она готовила за перегородкой завтрак, Семен подошел к тумбочке, на которой стояло зеркало, чтобы расчесать волосы. Внимание его привлек конверт с адресом Бозора и фотография Тани. Он быстро взял фотокарточку, по-воровски сунул ее в карман и стал собираться.
— А завтракать? — спросила Таня.
— Спасибо, я еще не хочу, — неловко ответил Семен.
— Перед отъездом зайдите, я кое-что приготовлю Боре.
— Обязательно, — буркнул Блажко и, не прощаясь, вышел на улицу.
Буря прошла, в небе мерцали звезды. Семен надвинул на глаза шапку, уткнул в поднятый воротник лицо и так, ссутулившись, побежал по снежной дороге. А на душе кошки скребли.
— И черт же меня дернул за длинный язык, наговорил вчера три короба, сама ведьма не разберется. Мало того что наговорил, так еще... Ах, черт безрогий... И чего только не бывает на свете... И как же я теперь в глаза Бозору посмотрю? Ну, эту Танечку, положим, я не увижу больше никогда. Это уж как пить дать, что не увижу. А что, если она напишет Бозору? Эх, язык мой — враг мой.
После завтрака Блажко пригласили к главному врачу.
— Ну, держись, Семен, начинается, — подбодрил себя Блажко.
В кабинете собралась целая комиссия. Блажко долго и внимательно слушали, заставляли приседать, закрывать глаза и вытягивать вперед руки с растопыренными пальцами. Потом доктор сказал что-то по латыни, и главный врач подписал синюю бумажку.
— Можете быть свободны, молодой человек, — подавая бумажку Блажко, сказал он.
Семен прочитал и от удивления вытаращил глаза: в ней говорилось, что летчик Блажко за нарушение дисциплины досрочно выписывается из дома отдыха и направляется в часть.
В первое мгновение это ошеломило. Но он быстро собрался с мыслями и решил: «Что ни делается, все к лучшему. По крайней мере, теперь можно опередить письмо Тани и все повернуть наоборот. А эту писульку не показывать командованию. А если сообщат? Ну, и пусть сообщают. Дисциплину-то нарушил не при выполнении боевого задания».
Неожиданное появление Блажко в эскадрилье встретили с удивлением.
— Сеня, ты что так быстро вернулся?
— Да, понимаете, надоело в этом монастыре, да и по эскадрилье соскучился.
— Сеня, иди скорее сюда, — услышал он голос Мирзоева.
— Дежурим? — спросил Блажко.
— А что делать? Рассказывай, как отдохнул.
«Слава богу, ничего не знает», — с облегчением подумал Блажко и начал рассказ о доме отдыха. Однако это мало интересовало Бозора, и он перебил:
— Передал?
— А как же! Я ведь сказал, что для лучшего друга сто верст пройду. Сто не сто, а десять верных будет.
— Какие десять? — засмеялся Бозор. — Зачем так шутим?
— Не смейся. Дом отдыха перевели к черту на кулички, вот и топал по шпалам: «Ать-два, ать-два!», — маршируя на месте, беззаботно тараторил Блажко.
— Ну, как?
— Ничего бабенка...
Блажко залез на крыло.
— То есть, как ничего бабенка? — переспросил Бозор.
— Не знаешь? Сказывай! Целуется, аж дух захватывает. Понимаешь, пришел я, передал, конечно, посылочку, хотел идти домой. Куда там! Нет, говорит, я тебя так не отпущу. Пригласила на чашку чаю. Перед чаем поллитровочку раздавили, закусочка, конечно, хорошая была. Ну, после этого начались разговоры о том да о сем. Она, конечно, мне понять дает, да я ноль внимания: не могу же я другу подложить свинью. Собрался уходить домой, оделся уже. Не пустила. «Куда, говорит, это ты в такую погоду пойдешь?» А на дворе, действительно, начал голосить ветер. «Ночуй, — говорит, — места хватит, не укушу». Ну, а ночью-то она меня и попутала.
Бозор не помнил себя: его то в жар бросало, то знобило, как в лихорадке.
— Малчун! — крикнул Бозор и, изловчившись, столкнул Блажко с плоскости.
В это время над командным пунктом взвилась зеленая ракета.
— Бозор! Борис! Не верь, не слушай меня, наврал я все, все наврал! — кричал Блажко вслед взлетавшему Мирзоеву. Но за шумом мотора его крика никто не слышал.
Блажко постоял еще минуту и, зажав голову руками, пошел в свою землянку.
«Влип, вот влип, так влип. Вот дурак! И почему мне в голову не пало, что Бозор ее любит, что у них настоящая любовь! Что делать? Там наболтал чепуху, а здесь и того хуже. Как же быть? Как распутать этот чертов клубок, который сам же запутал?»,
