— Ох, с удовольствием поработал бы, — отозвался Кучеренко.
— А ты как, Бозор, смотришь? — спросил Голубев у Мирзоева.
— А я что? Я всегда готов, — зарумянившись, ответил Мирзоев.
— Летчики-плотники! Вот здорово! Посмотреть бы на эту картину, — скептически заметил Бугров.
Пропустив реплику мимо ушей, Комлев обратился ко всем:
— Значит, решили?
— Решили! — дружно ответили ему.
Вопрос о строительстве новых землянок для младших авиаспециалистов занимал Комлева давно. Но все не хватало времени. Теперь оно появилось. Есть и материал: они с инженером Голубевым давно приметили у подножия сопки лежавшие без пользы бревна. Голубев договорился с командиром батальона аэродромного обслуживания о гвоздях, фанере, кирпиче. Теперь идея поддержана всем личным составом эскадрильи. Комлев направился к командиру.
— Летчики все в домино играют, — сообщил он Ветрову.
— Пусть режутся, что им еще делать, — равнодушно ответил тот, не отрываясь от разобранного будильника.
— Механики томятся без дела, дисциплина расшатывается.
— Политработу, значит, надо усилить: политинформации чаще проводить, организовать громкие читки газет. Шахматный турнир, что ли, проведите, — предложил Вехров, копаясь в будильнике.
— На одних политинформациях далеко не уедешь, люди требуют действия. Без нас сказано — меч, не вынимаемый из ножен, ржавеет.
— Пошел, смотри-ка, политичный, пошел ведь, — ставя на стол будильник, удовлетворенно воскликнул Ветров. — А ты что предлагаешь?
— Эскадрилья наша стоит здесь давно, а землянки младших авиаспециалистов непригодны для отдыха: в них сыро, неуютно. Сил у нас много, так что быстро можно привести в порядок это хозяйство.
— Строить — дело БАО 9, наше — воевать.
— И заботиться о людях, — в тон продолжил Комлев. — У БАО дел хватает. А праздность портит людей.
Командир отодвинул в сторону часы, вынул из кармана портсигар и закурил. Затянулся «Беломорканалом» и замполит. Посидели молча. Ветров наморщил лоб, привскинул правую бровь:
— А ты дело предлагаешь, политичный.
Он передвинул стрелки, и будильник зазвенел.
— Ну теперь будет идти. Что ж, завтра приступим к работе и никаких гвоздей!
К утру ветер стих, но по-прежнему валил сырой, липкий снег. Эскадрилья выстроилась перед КП.
— Задание всем ясно? — спросил комэск.
— Ясно!
— Шаго-ом, арр-ш!
Первая группа, увязая по пояс в снегу, спустилась в овраг и скрылась в снежной мгле. Долго от них ничего не было слышно. Люди, стоявшие наверху, нетерпеливо кричали с обрыва:
— Что вы там, умерли? Быстрее поворачивайтесь!
Наконец за веревку дернули, и сквозь свист ветра едва разборчиво донеслось:
— Тяни!
Летчики и механики натянули веревку. Бревно медленно поползло вверх.
— Раз-два, взяли! Еще — взяли!
— Не робейте, ребята, шесть летчиков заменяют один трактор, — шутит Бугров, багровея от напряжения.
Сдвинув шапки на затылки, распахнув куртки, люди таскают бревна, копают землю. От мокрых волос валит пар, лица раскраснелись.
Комлеву часто приходится отвлекаться, чтобы одного заставить одеться, другому запретить глотать снег.
Облепленные снегом, в унтах и меховых куртках, летчики походят на медведей, неуклюже переваливающихся по сугробам с боку на бок.
Соревнование со снегопадом ведут землекопы, роющие котлован.
— Посмотрим, чья возьмет, — раздаются веселые голоса, в воздух летят большие комья снега.
Даже после команды на обед не сразу бросили работу. В столовой стояло необычное оживление, ели с большим аппетитом. К полудню территория эскадрильи походила на своеобразную строительную площадку. Чтобы не прекращать работы с наступлением темноты, установили несколько переносных электрических лампочек.
Нашлись специалисты всех профилей.
Старший сержант Зайцев, отойдя в сторону, внимательно смотрит на строителей. Он задумчив и сосредоточен.
— Эй, сачок! — окликают его.
Зайцев отмахивается:
— Я тоже пашу, — и снова энергично принимается за дело.
Комиссия признала работу строителей отличной. Стены обиты фанерой, покрашены. Сквозь низкие, но широкие окна падает много света. В землянках по три комнаты: гардеробная, где стоит и пирамида с винтовками, зал для отдыха и спальня.
Шумно и оживленно проходил праздничный ужин. Отмечался юбилей Красной Армии и новоселье мотористов и оружейников.
Ветров поднял стопку, сказал свое обычное:
— Пропустим по единой, чтобы дома не журились.
Послышался сиплый голос:
— Одному не налили!
Все разом обернулись. В дверях стоял улыбающийся Блажко.
— Семен пришел! Блажко! — кинулись к нему товарищи.
— Жив, Сеня?
— А как вы думаете?
Семен похудел, глаза глубоко ввалились, он еле стоял на ногах, но по-прежнему балагурил.
— Успел-таки, Семен! — весело крикнул кто-то.
— Вы же знаете, что я люблю повеселиться, а особенно — пожрать. Вот и спешил на всех парусах к праздничку.
Зазвенели стаканы. Заговорили все разом.
— С праздником! С возвращением блудного сына!
Выплеснув в рот стопку и закусывая, Блажко косил жадным взглядом на стаканы Бугрова и Мирзоева.
— Выпьем, товарищи, за новоселье наших работяг, — предложил Голубев.
— Молодец, дело говоришь, — одобрил Блажко и потянулся за стаканом Бугрова. Но в это время Егор подозвал своего механика и передал ему оба стакана.
Блажко облизнул губы, глухо и многозначительно откашлялся.
— Сорвалось, Сеня? — иронически посочувствовал Мирзоев.
— Сорвалось, — с сожалением ответил Блажко и сердито посмотрел на улыбающегося Бугрова. — А еще друг.
— Вот потому, что ты мне друг, я и отдал свою стопку не тебе, а механикам. Приедешь из дома отдыха, тогда получишь весь мой заработок.
— Покорно благодарю, ложка нужна к обеду.
— Это не последний обед.
— Споемте, — предложил , Ветров.
Споемте, друзья, ведь завтра в поход, — затянули сразу запевалы.
— Открывай, открывай, — послышался шепот на сцене.
Занавес из покрашенного парашютного шелка заколыхался, заскрежетали о стальной прут кольца, полотнище немного раздвинулось и остановилось.
— Застопорило! — выкрикнули в зале. — Руками тяните, чего там на технику надеяться.
— Не волнуйтесь, граждане, — успокоил Петр Зайцев.
— Уснуть можно, пока вас дождешься, — шумели зрители.
— Вот и поспите. На свежую голову лучше концерт слушать, — невозмутимо ответил Зайцев.
Занавес наконец открылся, и все ахнули. Почти всю стену занимала картина, еще пахнущая красками. На ней — летчики эскадрильи на строительстве землянок.
— Вот это да, вот это сачок. Ай да Зайцев! — восторженно загалдели в зале.
Появление на сцене Блажко было встречено бурными аплодисментами.
— Дорогие товарищи! — обратился он к зрителям. — Разрешите начать праздничный концерт нашей художественной самодеятельности, посвященный двадцать пятой годовщине Красной Армии. Первым номером нашей программы...
Блажко запнулся, зашарил по карманам. Затем, ударив себя по лбу ладонью, выкрикнул: — Вспомнил, вспомнил...
В зале раздался смех.
— Понимаете, я эту программку выбросил, чтобы легче было тикать от фрицев. А посему концерт отменяется.
— Как отменяется?!
По гудящему залу быстро пробирался к сцене человек.
— Ты что придумал? — наступая на Блажко, сурово спрашивал Афоня Кучеренко, одетый в форму немецкого солдата. — Выходит мне, отважному солдату фюрера, храбро бежавшему в плен к русским, надо возвращаться к фрицам за твоей бумажкой? Нет уж, покорно благодарю, сбегай сам.
Из-за кулис появился усатый немецкий генерал с маузером на ремне и шашкой через плечо.
— Так вот где мы встретились! Расскажи-ка мне, бравый солдат Швейк, как ты храбро сдавался русским, — сурово приказал он.
Началась инсценировка «Новые похождения бравого солдата Швейка». В зале стоял хохот.
Артисты ушли за кулисы под дружные рукоплескания. А когда занавес вновь открылся, зрители увидели на сцене «шотландских рыбаков».
Налей, выпьем в дорогу еще,
Бездельник, кто с нами не пьет, —
сильным басом пел Петр Зайцев. Ему вторили другие «рыбаки», а когда песню подхватил весь зал, в окнах задрожали стекла.
Хорошо, легко стало на душе, забылись тревоги и душевные волнения.
— Политичный! Ты смотри, какие таланты! Хоть в столичный театр посылай, — прошептал Ветров.
На сцене со скрипкой в руках вновь появился Петр Зайцев. Он коснулся смычком струн, и волна звуков то сладостно-мучительных, то бурно-ликующих захватила слушателей.
