— Уже сделано, господин адмирал.
— Прекрасно! «U-43» действует в квадрате «Z-З»?
— Так точно, господин адмирал!
— Кто командир?
— Тен Бринк, господин адмирал.
— Пятнадцать тысяч… Тен Бринку повезло. Через неделю… с шестого апреля в этом квадрате охота запрещена. Запишите: по возвращении Тен Бринку прибыть ко мне с докладом. Я награжу его лично!
Адмирал сиял, и обер-лейтенант был счастлив разделить со своим шефом радость по поводу успеха командира подводной лодки «U-43».
* * *
— Они все погибли… Все! — с отчаянием в голосе тихо проговорил Шюттенстрем. — Уже шестой день, Кунерт! Я все время надеялся, что мы все же встретим их. Как вы думаете, они еще живы?
Кунерт молчал.
Старик покачал головой. Он не говорил вслух, но все время думал: «Правильно ли я поступил, пересев в этот ял? Имел ли я право оставлять других в беде?»
Изможденные люди лежали на дне шлюпки. Мучительная жажда высушила губы. Только Кунерт, сидевший на руле, сохранял еще силы. Вдруг он показал на какую-то темную точку, маячившую вдали:
— Это не наша шлюпка?
Через некоторое время утомленные глаза моряков увидели человека, державшегося на воде благодаря спасательному жилету. Моряки попытались приблизиться к нему, но набрали в ял воды, и им пришлось долгое время вычерпывать ее, расходуя на это последние остатки сил. Наконец им удалось подойти к несчастному. В человеке еще теплилась жизнь. С трудом они втянули его в ял.
— Положите его вдоль! — сказал Шюттенстрем.
— Он еще жив! — вдруг закричал Помайске.
Через некоторое время, несчастный открыл глаза и долго смотрел на Шюттенстрема. В его взгляде горели ненависть, ярость и угроза. Это был матрос Биндер. Он никогда ничем не выделялся среди других на судне. Его знали как спокойного, исправно несущего свою службу матроса.
Старик погладил рукой осунувшееся лицо Биндера и спросил:
— Биндер, где остальные? Что с надувной шлюпкой?
Глаза матроса, полные ненависти и ярости, вновь остановились на Шюттенстреме.
— Все утонули!.. Я остался один!.. — крикнул Биндер презрительно. — А вы бросили людей! Будьте вы прокляты!
Шюттенстрем стиснул зубы и отвернулся. Упрек Биндера больно ранил его. Все время он не переставал думать о судьбе двадцати пяти моряков, оставшихся в той шлюпке: «Живы ли они?.. Не лучше ли было остаться с ними? Тогда бы не пришлось слушать сейчас справедливые упреки…»
Биндера тошнило. Делая большие передышки, он рассказывал:
— Все глубже и глубже… Вычерпывали воду… Черт возьми!.. А вы… командир… бросили людей… Конечно, эта… посудина… надежнее. — Рыдания не давали ему говорить.
Седая голова Шюттенстрема упала на грудь.
— Что с доктором Беком? — едва слышно спросил он.
— Доктор Бек еще раньше покончил с собой.
Биндер начал кашлять кровью. Задыхаясь, он
все же продолжал:
— Он что-то проглотил… Не знаю, что… И умер… Его спустили за борт… мертвого, конечно…
Силы оставили Биндера, и он потерял сознание. Кунерт давно собирался заставить его замолчать, чтобы он не сводил людей с ума. Но Шюттенстрем подал ему знак: «Не мешай, пусть говорит».
Шюттенстрем посмотрел по очереди на каждого из сидевших в шлюпке. Все сидели скорчившись, так как распрямиться нельзя было: лодка была слишком переполнена. Голод, холод, жажда и чувство обреченности действовали угнетающе. Только Кунерт, казалось, ничего не чувствовал. А ведь с момента гибели «Хорнсрифа» они ни капли не пили пресной воды. Кунерт даже пытался вселить бодрость в товарищей по несчастью.
— Знаете, командир, сейчас мы приближаемся к пароходным линиям… Бразилия… Ветер попутный и, если нам повезет…
— Эх, Кунерт, воды бы нам! — Шюттенстрем произнес это так тихо, чтобы никто не слышал. Слово «вода» приводила людей в бешенство.
— Дождь… Дождь… нужен! — как заклинание прошептал капитан, складывая молитвенно руки.
Перочинным ножом, случайно уцелевшим в кармане, Клоковский делал зарубки на борту шлюпки. Заметив вопросительный взгляд Шюттенстрема, матрос пояснил:
— Восьмая, капитан! Каждый день — по одной!
Шел восьмой день.
Люди не могли спать. Едва заснув, они судорожно вздрагивали и тут же просыпались. Кругом вода, бесконечный простор… Столько воды — и ни капли пригодной для питья.
Вдруг раздались пронзительные крики, истерический смех:
— Идиоты! Негодяи! Проклятые собаки! Саботажники! Это ваша работа в Иокогаме! — Казначей, до сих пор лежавший неподвижно, вскочил. Костлявыми руками он ловил воздух, кричал, прыгал, топал ногами и едва не опрокинул шлюпку.
Несмотря на безумие, казначей все же узнал своего врага — Шмальфельда. Он хотел броситься на него, но, споткнувшись о банку, упал прямо в крепкие объятия Кунерта.
— Отстань! Оставь Шмальфельда в покое! — с угрозой в голосе проговорил Кунерт. — Ты отправишь всех нас на дно!
Казначею все же удалось вырваться из цепких рук Кунерта, и он снова бросился на Шмальфельда. Исцарапанными пальцами он, словно клещами, сжал горло Шмальфельда. С безумными, ничего не видящими глазами он прорычал:
— Гад!.. Связался с жидовкой… — Истерический смех снова сменился воплем:
— Мы победим… Сегодня нам принадлежит Германия, а завтра — весь мир!
Никто не заметил, как Клоковский, собравшись с силами, подкрался к казначею и неожиданно резко ударил его в челюсть. С диким криком тот перелетел через борт и шумно шлепнулся в воду. Только раз над поверхностью показались две руки, и казначей скрылся под водой.
Нервы моряков были настолько напряжены, что этот случай не произвел на них никакого впечатления. Казалось, что они даже почувствовали облегчение. Шмальфельд неподвижно смотрел на место, где скрылся его бывший начальник. Фишель, его обвинитель, остался на надувной шлюпке. И, как рассказал Биндер, тоже утонул. Заседание трибунала в Бордо теперь, пожалуй, не состоится. Из горла Шмальфельда вырвался какой-то хриплый звук. Он сам не знал, смех это или еще что-то. Бордо… Где этот город?
Десятый день.
Десятая зарубка на борту. В небе повисли тяжелые тучи. Где-то далеко, на горизонте, шел дождь.
Умирающие от жажды люди воспаленными глазами неотрывно всматривались в даль. Оттуда могло прийти спасение. Хоть бы раз напиться!
— Перестань или я заткну тебе глотку! — простонал Пионтек.
После Клоковского окончательно ослабел Вольдемар Ринг. Впервые за эти дни он раскис. Девять дней и ночей, девять мучительных суток он стойко и молчаливо переносил страдания, А теперь он безудержно плакал. И только Кунерт, сохраняя непоколебимое спокойствие, бессменно сидел на руле.
— Вот увидите, командир, у нас будет вода! — сказал он Шюттенстрему, указывая на небо, которое заволакивало тучами.
* * *
Моряки напились досыта… Досыта! Их желудки были наполнены водой.
Ветер гнал шлюпку к берегам Африки. Свинцово-черные тучи принесли с собой не только питьевую воду, но и шторм. Вскоре ял зачерпнул воду. Кунерт кричал, угрожал, пытаясь расшевелить людей для спасения их же собственных жизней. С огромным трудом ему удалось заставить окончательно обессилевших моряков вычерпывать воду.
Они работали как одержимые. Но едва они успевали освободить шлюпку от смертельно опасного балласта, как на них обрушивалась очередная порция воды.
— Право руля! — закричал Кунерт Шюттенстрему, теперь сидевшему у руля. — Командир, поставьте шлюпку носом против волны.
Делая невероятные усилия, Шюттенстрем боролся с усталостью, давившей на него тысячепудовым грузом. Кунерт бросился к румпелю.
— Держись! — закричал он.
