Мари Фашон покраснела. «Что же еще нужно? — подумала она. — Взрывать мосты? Убивать гитлеровцев? Уйти в франтиреры, партизаны? Я на все согласна».
Дядюшка Жак повторил:
— Мало, товарищ Фашон, мало!
Он ее назвал товарищем! Блеск глаз выдал ее радостное смущение. Старик подошел к ней ближе. Лицо его помолодело, складки на лбу разгладились.
— Вы обязаны глубоко осознать, во имя чего совершаете свои подвиги. Вы должны научиться глядеть вперед и понимать, что убеждать других может только убежденный. А убежденный — это тот, кто уверен в своей правоте, кто думает не только о сегодняшнем, но и о завтрашнем дне своего народа и поэтому дешево не отдает свою жизнь. Вы не обижаетесь за нравоучение? — спросил он после небольшой паузы мягким, задушевным тоном.
— Нет, что вы! — ответила она взволнованно. — Вы правы, и я вас поняла.
— Я рад, — улыбнулся он и добавил: — Через несколько минут к нам придет… знаете кто? Лиан Дени!!
Прочитав в глазах женщины выражение радостного изумления, он весело засмеялся:
— Да, представьте себе, Лиан Дени.
Мари Фашон вдруг как-то особенно пристально посмотрела на старика, на его сутулую фигуру и чуть не вскрикнула: «Я его узнала!»
Закончив статью для очередного номера «Юманите», дядюшка Жак принялся рассматривать эскиз нового плаката, Лучи восходящего солнца пробивают черный мрак. На этом фоне соединились в крепком пожатии две руки. Под ними слова: «Рабочие и крестьяне Франции, объединяйтесь!»
— Товарищ Фашон, — повернул он голову в сторону ширмы из цветастого ситца.
— Одну минутку, месье Рабу, — извиняющимся голосом откликнулась женщина, — кофе уже закипает…
Он засмеялся:
— Да я не о том. Хочу вам кое-что показать. Посоветоваться, узнать ваше мнение. — Он протянул эскиз вышедшей из-за ширмы женщине. — Может быть, нужно что-нибудь изменить, добавить? Пожалуйста, не стесняйтесь. Говорите. Над этим плакатом работает известный художник.
Женщина вытерла руки о передник и стала внимательно разглядывать листок бумаги,
— Почему он такой маленький? — спросила она робко.
Товарищ Марсель сощурил глаза и улыбнулся. Это только эскиз — замысел художника. А плакат будет гораздо больше, в десять — двенадцать раз больше. Его отпечатают и расклеят по всем городам и селам.
Мари Фашон понимающе кивнула.
— Хороший плакат, — сказала она и, слегка смутившись, нерешительно добавила: — Я бы…
Товарищ Марсель выжидательно смотрел на нее. Она медлила. Что о ней подумает этот известный всем французам человек, если она выпалит какую-нибудь глупость?
Он ждал.
— Я бы добавила: «…в борьбе против фашизма!» — проговорила она, еще больше покраснев.
Товарищ Марсель откинул назад седую голову и, немного подумав, одобрительно кивнул:
— Пожалуй, вы правы. Так будет лучше. Спасибо. — Бросив взгляд на часы, стоявшие на этажерке, он нахмурился. — Лиан опаздывает! Она всегда так аккуратна, а тут…
Мари Фашон поставила перед ним чашку черного кофе.
— Не беспокойтесь, месье Рабу, ничего не случилось, — заметила она. — В среду я ее видела в Иври. У нее все в порядке. Говорила, будто гестаповцы махнули на нее рукой. Особенно после того, как в Ла Шапелье задержали какую-то женщину, приняв ее за Дени.
Над дверью зажглась лампочка. Продолжительный звонок и два удара. В комнату вошла молодая, стройная женщина с большими синими, слегка грустными глазами. Она была бедно одета, в руках держала потрепанную старомодную сумочку.
Юношеская радость озарила лицо дядюшки Жака:
— Лиан!
Мари Фашон, приветливо поздоровавшись с гостьей, заторопилась к двери.
Дядюшка Жак удержал ее.
— Оставайтесь, — сказал он. — Мы вам верим, товарищ Мари. — И, обернувшись к актрисе, спросил: — Все благополучно?
Лиан Дени смущенно улыбнулась.
— Что-нибудь стряслось?
Ничего особенного. Правда, вот уже третий день за ней следит какой-то подозрительный тип, очень похожий на Люсьена Пети. Вероятно, это его брат Клод Люсьен говорит, что он появился в Париже неожиданно, точно с неба свалился. Сегодня утром он всю дорогу шел за ней. Она его заметила, когда проходила через площадь Согласия, и поэтому повернула на Елисейские поля.
— Чувствую, что выбиваюсь из сил, дальше идти не могу, — рассказывала Лиан. — Останавливаюсь. Жду, пока он подойдет ближе. «Молодой человек, — обращаюсь к нему, — не найдется ли в вашем кошельке немного денег? Со вчерашнего дня я ничего не ела…» Он смерил меня взглядом с ног до головы и, очевидно решив, что ошибся, сердито произнес: «Пошла вон!» Заложил руки в карманы и отправился дальше.
Дядюшка Жак рассмеялся, но тут же заметил:
— Будьте осторожны, Лиан. Может быть, не вы его обманули, а он вас?
— Может быть, — согласилась актриса.
Она скрылась за ширмой и спустя минуту вернулась со свежей, пахнущей типографской краской газетой «Юма-ните». Старик надел очки и принялся просматривать листок. Здесь была опубликована его статья о патриотическом сопротивлении шахтеров Па-де-Кале. Многих из них он помнил по забастовке, которую возглавлял еще тридцать восемь лет назад.
— Мою статью, кажется, немного сократили? — спросил он. — И правильно сделали: письма с мест важнее.
— Париж! Вставайте скорее, Париж! — будит Грасс ребят.
Виноградники, перелески на склонах отлогих холмов, папоротник, желто-белые ромашки. Туннель, и опять свет. Мелькают чистенькие домики с белыми заборами и узенькие тихие улочки пригорода. Блеснула река. Спокойная, медленно текущая Сена, переплетенная мостами, с набережными, обсаженными старыми платанами. У самой воды пестрят лодки — голубые, красные, зеленые, синие, темнеют застывшие фигуры любителей-рыболовов.
Павлик и Жаннетта, прильнув к окну, впиваются глазами в приближающийся город.
Поезд замедляет ход. Он идет по мосту. Фермы вздрагивают под тяжестью вагонов.
— Париж! — У девочки блестят глаза. — Погляди сюда… нет, сюда! Да это же собор Сакре-Кёр! — восклицает она, указывая на белеющие на правом берегу купола.
Жаннетта не ошиблась. Где бы вы ни находились в Париже, эти белоснежные купола видны отовсюду. Храм стоит высоко — на горе Монмартр.
Жаннетта мысленно зашагала по Парижу. С ней мать, Лиан и, конечно, ее новые друзья — Павлик и добрый немец. Вот они выходят из туннеля метро и по узенькой темной улочке, круто подымающейся в гору, взбираются на самую вершину Монмартра. У их ног раскинулся уходящий в туманные дали город. Остров Сите. Он похож на гигантский корабль, который стоит посередине реки со спущенными по обе стороны трапами-мостами. А вот на левом берегу Сены знаменитая Эйфелева башня. Боже мой, сколько раз она, Жаннетта, взбиралась на ее самую верхнюю площадку! И не лифтом. Нет, не лифтом. Пешком! По лестнице, насчитывающей, более двух тысяч ступеней! Три года назад неподалеку отсюда немцы ее схватили — так хватают бездомную собаку — и увезли в Германию. Бедная мама! Она наверняка думает, что кости любимой дочурки давно сгнили в сырой земле, и оплакивает ее. А Лиан? Лиан тоже…
Жаннетта поворачивается спиной к Павлику: ей вовсе не хочется, чтобы он видел ее слезы.
Поезд продолжает двигаться по мосту. Под ним струятся зеленые воды Сены. Париж как на ладони.
Не отрываясь от окна, Павлик вспоминает рассказы своей матери о Париже. «У этого города, — говорила она, — замечательная биография. Это город баррикад, восстаний, революций. Более ста лет назад здесь взвилось в небо красное знамя — международный символ революционной борьбы. Здесь работал Карл Маркс, жил Владимир Ильич Ленин…
«Теперь здесь хозяйничают гитлеровцы, — с болью подумал Павлик. — Что я буду делать в этом городе? Что? Прятаться от фашистов, и все? Сидеть на шее у матери и сестры Жаннетты? Это же нечестно, бессовестно! Лучше всего было бы уйти в лес к партизанам. Но где они, эти партизаны, попробуй найди! Да станут ли они говорить с каким-то замухрышкой…
Павлик уголком глаза взглянул на задумчивого Грасса. О чем сейчас думает немец? А он что будет делать в Париже? К партизанам не пойдет. Ненавидит гитлеровцев, но «поднять руку на своего брата по крови, — говорят он, — это уж слишком». Может быть, Грасс возвратится на старое место, где работал накануне войны, на завод «Рено»? Но туда ему показываться нельзя — схватят и расстреляют за дезертирство.
Грасс думает о своем старом друге, папаше Луи. Старик ему поможет. И куском хлеба и советом. Папаша Луи неглуп, сердечный человек, хотя не без странностей.
Вокзал. Поезд остановился. Из окон видно много коричневых вагонов с надписями: «Париж — Лион», «Париж— Рим», «Париж — Марсель», и вагонов пригородного сообщения с сиденьями на крышах.
