Снег за воротом «горки», горят от мороза голые ладони. Сквозь ушные пробки отдаленно слышится хор слаженных хлопков.
– Выход! – Через секунды небо коротко перечеркивает змеиное шипение – сердце падает ниже уровня снега, – и три мины звонко лопаются за спиной, почти в начале поля, под насыпью шоссе. Банг, банг, банг… Не успело сердце всплыть, хлопки повторились, жарко, без коррекции.
– Выход! – И снова лицо падает в подтаявший снег. Зубы вот-вот треснут. Обоссался бы – было бы чем: ледяной пот сковал спину, пробившись сквозь толстый холст кителя. Банг, банг, банг… Запорошило промерзшей грязью вперемешку со снежно-ледяной взвесью. От волны смрада пироксилина пропало дыхание. Он сплюнул, схаркивая слизь. Тело требовало какого-то действия вразрез здравому смыслу. Он приподнялся, высматривая место для броска.
Док. Тело сложилось пополам, ноги подтянуты к животу. Правая рука неестественно вывернута. Лицо скрыто в снегу, торчит лишь сбившийся на затылок купол каски. Остов уазика начал чадить.
– В вилку берут! – Кто кричит, сквозь вату не понять. – Дрон над нами.
– Бля.
– К лесу, к лесу, братцы. Там блиндаж.
Новые хлопки выходов обрывают их и заставляют зарываться в снег. Банг. Банг. Банг. Он закусил губу, чувствуя, как язык наливается теплой кровью. Утонул в земле – теснее, глубже. Взвизгнули осколки. Он тут же взорвался как пружина, пополз сначала на коленях, загребая автоматом грязный снег. Наконец он сумел встать и, не дожидаясь никого, «помчался» как смог со скоростью улитки к лесу. Хриплый чужой голос выкрикнул:
Без оглядки. Навстречу новым хлопкам.
– Двадцать один, двадцать два, двадцать три… – Лес качается совсем рядом, под стволами черные отвалы земли, перекрытия из снарядных ящиков, наполненных мерзлым грунтом, белые мешки, иссеченные осколками. – Двадцать девять…
Он намеренно споткнулся, чтобы обняться с землей, замереть, глотая сердце и возгоревшись надеждой. Но все летел и летел, не достигая поверхности, а в голове кружится белый свет вместе с давно позабытой песней. Чичерина нежно провожает:
Чакра в золотом
Картина грустная. Подвело русское авось: мина из «беззвучного» 60-миллиметрового миномета попала в крону над окопом, осыпая осколками расчет. Как результат, Верт сидит на краю ямы, зажимая ладонью глаз, рубиновая тропа массивно катится в капюшон «горки», оттуда – на левое плечо, застывая на лямке разгрузочной системы. Автомат пылится в пяти шагах, рядом с опрокинутым АГС. Но Верт геройски лыбится, будто форсит перед самим собой; каска на затылке, лоб белый в контрасте с чумазой маской. На взрывы и каждого из гостей – Медведя, Златогора, Отлива и Триггера – он реагирует одинаково, втягивает голову в плечи. Верт между тем бубнит в глубину:
– Держись, братишка.
– С-сука, бля… – канючит Чага из окопа. – Сука, бля.
– Я сейчас… – Верт пробует спрыгнуть, но кривится от боли и, завалившись на бок, роняет рацию. Будто с оказией он переключается на спасателей.
– Как же я, братишки, рад вас видеть…
Триггер и Медведь перенесли его к остову сгоревшего дома, уложили на землю между треснутых фундаментных блоков, с трудом разоблачили и начали осмотр.
– Глазу хана, – предупредил Верт.
– Покажи, – потребовал Триггер, извлекая из карманов ИПП.
– Идите в хер.
– Может, веко? – засомневался Медведь.
– Может, – скривился Верт, – но глаз – писец…
Жахнуло. Не сговариваясь, прильнули к земле.
– Хохлы петрушат Немо, – сказал Верт и вдруг встрепенулся: – Пацаны, там Чакра триста. Мокрый почти…
– Златогор! – зычно позвал Медведь.
– Здесь, – прозвучало глухо, как из могилы.
– Чакра как?
– Болеет, – откликнулся Златогор. – Бинты тащите, у меня кончаются.
Над ребрами стропил распух дымок последней смс 45. Вспышка, хлопок с раскатом – и стелется серое облако. В ответ часто загавкал АГС казаков. Потом прибавился скупой залп своих восьмидесяток.
– Вытаскивать его надо, прожарка начнется – не выскочим, – сказал Медведь, показывая на Верта.
– Я сам, – объявил тот.
– Не гони, циклоп. У тебя глаза нет.
– У меня запасной, – огрызнулся Верт. Воспользовавшись затишьем, он тяжело поднялся, закинул автомат за спину и заковылял по дороге. Извилистая выбеленная солнцем колея уходила резко в гору, огибая по касательной покореженную ЛЭП со спиралями рваных проводов, и ныряла за холм. Всего триста метров нехитрого, но открытого пространства.
Пока перевязывали Чакру, подошел Капитан, на самом деле отставной артиллерийский капитан, здоровенный детина возраста до сорока; по слухам, за его отставкой зияла мутная история. С ним – Серафим при пулемете и трофеях: фанерное туалетное сидение на шее и утюг в свободной руке – ржавый чугунный монстр. Серафим посочувствовал каличам и, отстранившись, присел на колченогий стул, чтобы рассматривать окрестные тылы. Нашпигованный осколками Чакра кровоточил, как дуршлаг, стоило наложить бинты в одном месте, начинало струиться в другом. Теперь встал вопрос, как выносить.
– Носилки у кого? – Капитан осмотрел волонтеров. Не дождавшись ответа, съязвил: – Что, православные, плохая примета?
– Ну так… – Триггер повертел пятерней в воздухе
– Серафим? – переключился Капитан.
– А-а? – Пулеметчик оторвался от дачных развалин.
– Есть покрывало?
– Откуда? – Серафим пожал плечами, отчего унитазное сидение поднялось до ушей.
– Фима, сквозь него кто-то срал, – поморщился Медведь.
– Ну.
– Теперь там твоя голова, – объяснил Медведь, как будто всерьез ожидал ответа, и уставился на Серафима.
– Я его помыл.
– А-а.
– Есть у кого-то плед, одеяло? – Капитан раздражительно прервал перепалку, на дачах грохотало, затрещали пулеметные очереди. Рагули завели танк.
– Не. – Отлив развел руками. Того и гляди, сейчас вывернет карманы.
– Одеяло! – Капитан возмутился. – Фима, у тебя есть утюг. Есть говнолюк. Но ты же мог спиздить одеяло?
– Одеяло есть дома, а сидушки дома нет, – отрезал Серафим и отвернулся пилить глазами сектор; над разбитыми крышами поднялся серый гриб, мгновение – и хлопнул разрыв.
– Понесли уже, – поежился Медведь. Триггер вдруг вспомнил:
– Ба, космическое одеяло! – и достал из нагрудного кармана крохотный, со спичечный коробок сверток золотистого цвета. Чтобы упредить сарказм, он громко прочитал этикетку:
– «Можно использовать для переноски». – Он повертел ее в руках. – А кого и чего – хз.
Все оценили Чакру: вес чахлого героя едва стремился к мешку картошки. Капитан недоверчиво покачал головой, но делать нечего: кивнул – «давай». Треснули новые «приходы», стимул заострился, обрел критическую массу. Все засуетились, разобрали «улитки», оружие, упаковали тело АГС в рюкзак, забрали станину. Выдохнули разом:
– Раз!
Чакру кинули на блестящую пленку. Жеваная поверхность заиграла бликами – словно кадр из буржуйского фильма, где «альфы», «браво», модные бронежилеты и каски без «ушей». Медведь пошутил:
– Будто Чужого выносим. Он глядит прямо мне в душу…
– Погнали, славяне. – Капитан закусил травинку, мысленно выстраивая маршрут. К дороге примыкали дачные участки с заборами, сараями, клозетами. Ну а вокруг шумело; калибр арты разбухал. Частота росла. Градус повышался. Капитан вмешался в немые расчеты: – Если ломанемся по дороге, успеем.
– С-сука, – лаконично возразил Отлив, он теребил клапан подсумка, липучка трещала на разрыв, он ее закрывал, оглаживал, и опять – рвал. Каска натянута на глаза. – Может, обойдется? Отсидимся…
– Где, Шура, где? – Капитан обвел рукой слева направо, распростерши длань над укатанными руинами.
– Чакры у чакры потухнут, – вклинился Триггер.
– Шта? – обернулся Серафим.
– Зажмурится, говорю.
– Все, харе базарить. «Патрик» 46 с доком уже на месте… – Капитан постучал ногтем по дисплею рации.
– Братишки, помогите… – Чакра добавил остроты в дискуссии, проталкивая звуки сквозь посиневшие губы.
– Чакра, можно я твои очки заберу? – спросил Серафим
– Хорош звездить, вытаскиваем! – отрезал Капитан.
– ESS 47, с вентилятором…
– Медведь, Златогор, берем, – Капитан взялся за уголок одеяла и не удержался от комментария: – Нанотехнологии, бля…
– Чакра, ну нахуа тебе очки теперь? Ха. – Серафим подбадривал как мог.
– Выносите, братишки, – просипел раненый.
– Триггер, Отлив, – позвал Капитан.
– Готовы, – поддакнул Отлив, но настороженно добавил: – Вроде притихли.
– Свежо предание, – сказал Медведь.
– Раз, два… Пошли!
Пробежали с десяток метров, прежде чем ткань поползла, истончаясь до прозрачности, и в конце концов эпично треснула; Чакра кульком повалился на землю, Златогор с Медведем по инерции двигались с кусками золотого одеяла, в то время как Отлив и Капитан, чертыхаясь, пытались сохранить равновесие.
– Хватаем руки-ноги, – не растерялся Капитан. – Шура – ноги. – Он повертел головой. – Вертолет! Верт, бля!
– Со мной все хорошо, – откликнулся он из густых кустов, выше по дороге.
– Пошли!
Они вцепились в Чакру, боец повис на вытянутых руках и ногах, каждый шаг цеплял костлявой жопой за ухабы и рьяно блажил.
– Протекает… ситечко, – задохнулся Златогор.
– Жалко, – выдохнул Медведь, – Ну что же он так орет.
Чакра орал страшно, наспех перемотанное тело сочилось, бинты, наложенные поверх формы, густо пропитались кровью, всклокоченная черная борода и лицо серые, высохшие до состояния
