«А если сейчас перелететь ее и разбить самолет об деревья?» — мелькнула у него шальная мысль. Но лейтенант тут же отмел ее, понимая, что тогда церемониться с ним никто не будет. Вот если посадит самолет целым — тогда ладно. А за разбитый могут и при попытке к бегству застрелить…
Он приземлился и покатил по полосе. Двигатели захлебнулись как раз на ее середине, но лейтенанта это уже не волновало. Остановившись, лейтенант остался сидеть в кабине, не открывая фонаря. На душе у него было удивительно пусто и отвратно.
К самолету подъехал темно-зеленый джип, набитый автоматчиками в черных комбинезонах. Пит про себя отметил, что лица у них совсем не азиатские — скорее, европейские. Что ж, слухи об участии русских в войне ходили давно…
Парни работали быстро и четко: вытащили из джипа раздвижную лестницу, приставили ее к борту, потом один из них поднялся по ней и знаком приказал открыть фонарь. Двое других стояли рядом с автоматами, держа кабину на прицеле.
— Open the cockpit! (Открой кабину!) — парень, стоявший на лестнице, рявкнул так громко, что Джелли услышал его даже сквозь толстенное стекло фонаря. Сразу вслед за тем один из автоматчиков дал очередь в воздух.
Фонарь Пит открыл нарочито неторопливо, выказывая свое презрение к этим ребятам, — но поджилки у него все-таки мелко тряслись. Он очень хотел жить. В кабину ворвался жаркий воздух, и Джелли вдруг ощутил, как он устал.
— Hurry up! (Пошевеливайся!) — приказал парень. — Where is your copilot? (Где твой второй пилот?).
— Ejected a few minutes ago (Катапультировался несколько минут назад), — произнес лейтенант, расстегивая привязные ремни. — Get out from ladder, oaf, I need it. Where is your boss? (Уйди с лестницы, придурок, она мне нужна. Где твой командир?).
«В конце концов, — подумал он, — теперь главное вести себя нагло. Без меня этот самолет бесполезен, только я тут знаю, как на нем надо летать… Глядишь, еще и обратно улечу… если прикажут перегнать его куда-нибудь и заправят… А нет — так подожгу его, а сам в лес сбегу…».
— Shut up (Заткни пасть), — парень неожиданно сильно двинул летчику под дых. У Пита аж дыхание перехватило, и он согнулся, ухватившись за стекло фонаря, чтобы не свалиться с самолета. — Follow me, hurry up! (За мной, живо!) — он быстро спустился с лестницы. Пит с ненавистью посмотрел на широкоскулое лицо бойца.
— I will pay you back for it… (Ты ответишь за это…) — прошипел он.
Парень расхохотался и поднял автомат:
— Come on, or I will shoot. One… Two… (Вылезай, или я стреляю. Раз… Два…).
Ствол смотрел летчику прямо в лицо. Джелли пришлось спуститься на землю. Его затолкали в джип и заставили лечь на пол. Один из автоматчиков сел за руль, — и тут издалека донесся свист реактивного двигателя, словно где-то садился самолет. Спустя несколько секунд шум стих, и кто-то забрался на сиденье рядом с водителем, после чего джип рванулся с места и понесся по взлетной полосе. С минуту они ехали по аэродрому, несколько раз круто поворачивая вправо и влево, а потом въехали в тоннель — стало прохладно, да и свет был не таким ярким, как солнечный.
— Stand up! (Встать!) — скомандовал кто-то. Пит вылез из джипа, — и тут же в глаза ему ударил яркий свет мощных фонарей. Пит зажмурился.
— Welcome to hell, Mr. Jelly (Добро пожаловать в ад, мистер Джелли.), — вежливо сказал кто-то. Среди тех людей, что брали Пита в плен, его не было — голос оказался какой-то незнакомый. Разглядеть его лицо летчику не удавалось из-за света фонарей. — My name is Captain Death. I want to ask you about your plane. I want to know all about it. All (Меня зовут Капитан Смерть. Я хочу знать все о вашем самолете. Все).
Английский его был безупречен. Так правильно не говорил на нем никто из американцев. Слишком правильно, слишком грамотно. Те, в черных комбезах, говорили тоже правильно, но с жутким акцентом, — чувствовалось, что они английский учат сравнительно недавно. А этот как будто всю жизнь на нем говорил…
— I'll tell with you just in American ambassador's presence… (Я буду говорить только в присутствии американского посла...) — начал Пит, и тут же все расхохотались. Потом кто-то от души врезал ему по ребрам, а когда летчик пришел в себя, тот же человек доходчиво разъяснил, что посла тут нет и не будет в ближайшие годы, а говорить все равно придется.
После этого Пит рассказал все, что знал. А затем в ангаре появились вьетнамцы, которым его и отдали без всякого сожаления.
— Fucking Soviets bastards… (Сраные советские ублюдки…) — прошипел на прощанье Джелли.
— Be easy, guy (Полегче, парень), — саркастически посоветовал ему кто-то.
…Его отвезли в лагерь для военнопленных, где Джелли встретил своего оператора и ведущего. Выслушав его, Уатт посоветовал:
— Держите язык за зубами. А не то трибунал и разжалование — лучшее, что вам светит за такое…
— Ты прав, — вздохнул лейтенант.
…Их пути вскоре разойдутся.
Капитан Уатт просидит в лагере до 1973 года, пока его не обменяют на вьетнамских военнопленных. В дальнейшем он вернется в Штаты, где в восьмидесятые станет преуспевающим бизнесменом.
Лейтенант Джелли и его оператор до обмена не доживут: в 1968 году вьетнамцы используют их, как живой щит. Пилотов посадят в железную клетку, которая будет находиться посреди моста через реку Хоабинь, что на северо-западе Вьетнама. Разведка американцев сработает четко, и мост перестанут бомбить из страха зацепить своих. Однако вскоре одиночный американский штурмовик перепутает этот мост с другим, расположенным выше по течению, и разбомбит его. Одна из бомб попадет точно в клетку…
Экипаж Тома Хадсона признают погибшим. Лишь в 1995 году поисковые группы найдут место падения его самолета. Тогда же они узнают горькую правду о судьбе Джелли и Джонсона…
Глава 15
Особенности русской охоты
…Операцию по захвату «Фантома» Хваленский провел ювелирно.
Для начала определил, что ему может помешать. Список оказался коротким: вьетнамский замполит, полковник Цзинь и нехватка информации о противнике. Замполит активно стучал на русских в местную службу государственной безопасности, полковник Цзинь просто не допускал нарушения приказов, а нехватка информации… нехватка информации просто была.
Замполиту капитан намекнул, что его сожительство с прелестной крестьянкой из соседней деревни — отнюдь не секрет для всего мира, а потому легко может стать известным его, замполита, непосредственному начальству. За такое некрасивое поведение замполита наверняка сослали бы рядовым в джунгли Южного Вьетнама или на Тропу в Лаос — и потому он быстро перестал изводить Хваленского вопросами и уточнениями.
Полковник Цзинь устранился самостоятельно, отбыв в Ханой на учебу. А с его заместителем уже вполне можно было договориться.
Тяжелее всего было с нехваткой информации о противнике. Причем даже не о технических качествах его самолетов, — это хоть и примерно, но знали, — а с тем, откуда обычно эти самолеты прилетают, в каком количестве и зачем.
Офицеры, руководившие полетами, наотрез отказались помогать Хваленскому, когда он попросил их рассказать об этом.
— Вам запрещено воевать, — сказал один из них. — Мы не можем помогать. Учите, как должны, но воевать вам нельзя.
— Я их, конечно, понимаю, — сказал Хваленский, приехав с аэродрома в лагерь и заглянув в холодильник. — Своя жопа дороже. Ладно. Как говорили мудрые люди, кратчайший путь к сердцу мужика лежит через желудок… Или печень.
— Что вы задумали, дядь Миша? — спросил Володя.
— Узнаешь… — таинственно хмыкнул капитан.
Вскоре он пригласил нескольких вьетнамских офицеров отметить его день рождения за парой бутылок русской водки. Чести быть приглашенными удостоились заместитель Цзиня и два руководителя полетов, более-менее тепло относившиеся к инструкторам. Они сначала отнекивались, потом согласились. Сначала пили за победу, Хо Ши Мина и Советский Союз. Потом за здоровье капитана. Потом еще за что-то… Непривычно крепкая по сравнению с местным алкоголем водка быстро ударила вьетнамцам в голову, и вскоре кое-кто из них лежал в стельку пьяный, а остальные вместе с Хваленским пели в голос:
— Ой, моро-оз, мороооз, не морозь меня… меня… моего коняаааа…
Лейтенанты в сем действе принимали чисто формальное участие. Во-первых, водки было в обрез, — едва хватало, чтобы подпоить вьетнамцев. Во-вторых, день рожденья у капитана был зимой. Однако Ашот незадолго до того что-то мудрил с самодельной брагой, и потому добавка к водке все-таки нашлась. Из чего он ее делал, осталось загадкой, потому что горец так и не рассказал. Но даже у капитана потом двоилось в глазах, — а уж вьетнамцев она и вовсе добила окончательно. Они тоже пели вместе с капитаном «Ой, мороз, мороз…», а потом что-то на своем языке. Хваленский хоть и не знал этих песен, но охотно подпевал.
